Начало истории гибели линкора "Императрица Мария" глазами немецкого подводника, пересказанной старшим лейтенантом М.Ю.Горденевым читайте
Итак, продолжаем...
На вторые сутки мы прошли заграждение и утром легли на дно.
Я знал, что мы прошли Херсонский маяк, и с нашего места, если смотреть внутрь бухты, справа было видно много всякого рода вспомогательных судов и транспортов, стоящих в небольшой бухте, а немного влево по корме лодки - береговые батареи тяжелых орудий.
В эту ночь у нас случилось несчастье: сгорела обмотка у мотора двигателя. Мы пролежали на этом месте два дня и две ночи, исправляя повреждение, и в конце концов исправили, но наши запасы стали заканчиваться, и мы ушли назад в Варну. Уходя, следовали за группой тральщиков и окончательно нанесли на карту канал-проход между минными заграждениями. Должен сказать, что русские имели чудесную систему ночной охраны. Охранные суда, вероятно, миноносцы, передвигались очень тихо. Не было слышно шума работавших винтов. Полная темнота, ни огонька нигде и вдруг зажжется сильный прожектор, обольет всё ярким светом и внезапно потухнет. Затем - другой, третий и все - с разных мест и совершенно неожиданно. Мы, всплывая для обмена воздуха и зарядки аккумуляторов, чувствовали себя все время в опасности и часто погружались, прерывая работу.
Вернувшись в Евсиноград, мы простояли довольно долго, производя нужный ремонт. Делали все сами, а материалы пришлось получать даже из Германии. Не помню, когда точно, но уже в конце сентября мы пошли спять в Севастополь. Говорю - в конце сентября - потому, что был случай со мною на базе приблизительно в это время и до ухода лодки.
Перед уходом командир собрал всю команду и объявил, что в этот поход он войдет внутрь и потопить «Императрицу Марию» во что бы то ни стало и закончил свою речь обычным: «Пур Ля Мерит -для меня, железный крест - для вас всех»
На этот раз мы прошли внутрь (Севастопольской бухты – примечание БИТ) сразу, и легли на дно приблизительно там же, где лежали в прошлый поход. Мы слышали шум винтов проходящих больших и малых судов. Вечером второго дня нашего пребывания внутри бухты мы пошли малым ходом во внутрь бухты, следуя за тральщиками, как говорил командир. Во время этого движения мы ни разу не ощутили прикосновения корпуса лодки к чему-либо. Часа два-три спустя легли на дно. Командир говорил, что мы - внутри бухты и прошли мыс, на котором расположен морской госпиталь. Я видел на карте место лодки, помеченное командиром. (Место лодки на схеме нанесено ст. л-том М.Ю. Горденевым по указанию Кремса).
Мы пробыли на этом месте три дня и две ночи, лежа на дне в течение дня и изредка показывая рубку ночью. Наверх никто не выходил, только командир и его помощник изредка выставляли голову из люка, делая наблюдения. Слева от нас стояло несколько судов, а дальше, в глубине бухты - еще другие. Через иллюминаторы рубки многого не увидишь, да и ночи были тёмные. Много мелких судов ходило взад и вперед, но обычно с полуночи движение стихало. В конце третьей ночи командир объявил, что «Императрица Мария» - в бухте и что с рассветом он ее потопит. Мы стали двигаться малым ходом часа в четыре утра и, когда в иллюминаторы стал слегка пробиваться свет, т.е. на рассвете, мы выпустили в «Императрицу Марию» две торпеды с расстояния полутора кабельтовых.
Все, что я видел через иллюминаторы - был силуэт большого двухтрубного судна. Раздался один взрыв. Затем - другой, еще более сильный. Лодку сильно потрясло. «Попали в минные погреба... Валится на бок...», вскричал командир, и мы быстро погрузились и полным ходом пошли вон из бухты. Мы шли прямым курсом, не обращая внимания на заграждения, как говорил командир. Часов через шесть мы показали наш перископ, и командир объявил, что вышли благополучно. Во время выхода мы задевали за что-то, так как был слышен скрежет металла о металл, но что и где - не знаю. На рассвете следующего дня мы были у Варны. Командир поздравить всех нас с железным крестом. Нам было известно, что русский заградитель поставил мины у входа в Варну. Там было два канала: северный и южный. Северный - более трудный, а потому командир решил идти им, полагая, что больше шансов на то, что мины поставлены в южном канале. Мы шли в полупогруженном состоянии. Наверху – командир и его помощник, я - на руле.
Вдруг раздался сильный взрыв, и я более ничего не помню. Пришел я в себя от ощущения воды, льющейся на мое лицо. Открыв глаза, я увидел белый, высокий потолок и сестру, моющую мое лицо. Я был в бессознательном состоянии две недели. Был подобран из воды Болгарским миноносцем, и был единственным, спасшимся с лодки. Германское командование узнало о моем спасении только через восемнадцать дней, и я доложил им все, что сейчас рассказал Вам. Я пробыл в госпитале три месяца, а затем был переведен в базу лодок, в Константинополе, заведовать имуществом и снабжением базы, но русские после гибели «Императрицы Марии» развили такую деятельность, что все наши лодки, в течение моего трехмесячного пребывания в госпитале, были уже уничтожены и снабжать было некого. За это дело я получил железный крест и высшие турецкую и болгарскую награды
И Кремс показал мне фотографию лодки UB-7, где стоит и он в числе команды на палубе и свой портрет в унтер-офицерской форме матроса, украшенный вышеупомянутыми орденами.
«Я не могу и не имею права не верить Вам, Кремс», - сказал я, выслушав его рассказ, - «а тем более, когда Вы под честным словом обещали сообщить только правду! Но все это так невероятно. Почему же Германское командованье не объявило об этом? Ведь это – случай, которым может гордиться каждый флот. Почему это - секрет даже теперь, когда, кажется, уже нет секретов и нет смысла делать из этого секрет? Ведь нигде нет ни слова об этом, а писали все, кому следует и кому не следует!».
«Ничего не могу сказать по этому поводу. Все, что я сказал раньше – правда», - ответишь Кремс.
«Слушайте, Кремс, можете ли Вы дать мне право опубликовать рассказанное Вами и получить Ваши фотографии для печати?»
«Да, пожалуйста», - охотно согласился Кремс.
Я озаглавил свое сообщение «Где истина» и потому, что, несмотря на всю убедительность рассказа Кремса несмотря на то, что ему не было нужды врать, я лично, все же, почему-то не могу поверить рассказанному. Я считаю так же, что скрыть полученные мной сведения от всей нашей морской зарубежной семьи - не будет правильным решением, наоборот - опубликование этого, может быть, вызовет расследование в этом направлении и мы будем знать - где истина. Знаю, что в эту ночь, ночь этого рассказа, я не мог заснуть совершенно, и вышел в три часа утра на мостик, чтобы переводить пароход, совершенно разбитым. И сейчас, набрасывая эти строчки, чувствую себя ужасно.
Старший лейтенант М. Горденев
Редактировал БИТ
Продолжение следует