Поужинав, Егор и Ольга отправились в свою комнату. Но едва они устроились у телевизора, как к ним вошел Родион.
— Вы что творите? — прозвучал вопрос от зятя. — Вы сами-то понимаете? Ладно, Ольга Евгеньевна. Я уже ничему, что она говорит и делает, не удивляюсь. Но вы, Егор Сергеевич...
— А что такое, Родя? — уточнил тесть.
— Да ничего. Мало того, что вы моей жене гадостей наговорили, и у нее чуть выкидыш не случился, так еще и на меня в полицию заявили. Вы вообще в своем уме?! — строго спросил Родион.
— А ты как разговариваешь, а? — Ольга нахально уставилась на зятя.
— Все, дорогие, я в этой квартире больше ни на минуту не останусь, — поняв, что разговаривать с родителями жены совершенно бесполезно, сказал молодой человек. Он сразу развернулся и пошел прочь.
— Родя, подожди! — крикнул ему Егор. И тот остановился.
— Знаете, Егор Сергеевич, мы со Светой хотели пожить в своей квартире, но вместо этого будем снимать. Лишь бы быть подальше от таких родственничков как вы.
— Иди, иди, — равнодушно ответила ему Ольга, — только ничего чужого не прихвати.
— Мать, ты чего? — обратился к ней Егор.
Что бы сейчас не говорила Ольга, ему было стыдно перед зятем. А ведь Родиона можно было понять. Во-первых, ничего еще не было доказано касательно кражи крупной суммы денег, во-вторых, молодой человек вполне достойно терпел тёщу почти полтора года: вел себя терпимо и спокойно. А тут парень сорвался, да и сам Егор, по большому счету, пошел на поводу у Ольги — позвонил зачем-то следователю и рассказал про несовершенную сделку Родиона. Сейчас тесть об этом жалел, считал, что сделал звонок непоследовательно делам, расследованию. Хотелось вернуть зятя, но пока это не представлялось возможным.
***
В эту ночь Егор почти не спал, переживая уход Родиона, а на следующий день его вызвал к себе Игорь Васильевич. У него появилась новая информация.
— Ну что, Егор Сергеевич, наконец и для вас появилась хорошая новость, — сказал следователь, пропуская в свой кабинет Шимановского.
— Какая? — с любопытством спросил тот.
— Степан Летунов во всем сознался. Представляете, пришел к нам и сделал чистосердечное признание. — Хозяин кабинета довольно улыбнулся и сел в рабочее кресло.
— Понятно, — невесело ответил Егор. — Значит, это он. А я-то думал, что зря на него грешу.
— Да, видимо, не зря. Но тут есть и ложка дёгтя, — сразу оговорился Жуков. — Денег мы так и не нашли.
— Не нашли? Как это? Он что, все успел потратить? — удивился Шимановский.
— А Летунов утверждает, что деньги у него тоже украли, и где они сейчас, он, естественно, не имеет никакого понятия.
— Украли? Игорь Васильевич, и вы действительно поверили в эту чушь? Ну, сами посудите, ерунда какая-то получается: Степа украл деньги у нас, а кто-то украл их у него. Примитивнее анекдота я не слышал. — Егор, сам не ожидая от себя, поднял на следователя голос.
— Да вы успокойтесь, — сдержанно отреагировал полицейский офицер. — Пока никаких версий просто нет.
— Ну, это совсем несерьезно. Я вам говорил, что вы зря его отпустили тогда. Конечно, он подстраховался и успел перепрятать деньги в более надежное место и все. Я бы сделал именно так.
— Да вы тоже поймите, он сам к нам пришел, сам признался. А ведь мог сидеть дома и в ус не дуть.
— Ага, признался, конечно.
— У парня, может быть, действительно проснулась совесть, и он раскаялся.
— Да вы его не знаете просто. У него и не было этой совести никогда. Он и отца в свое время так подставил, что мама не горюй. Какая там совесть! О чем вы говорите!
Что же это получалось на самом деле? У Степана денег нет, да еще он выдумал какую-то непонятную историю в качестве объяснения. Тут Егор вообще перестал что-либо понимать. Зачем во всем признаваться, но при этом прятать деньги? Не такие уж они и большие, чтобы ломать себе судьбу тюремным сроком.
***
Из отдела полиции Егор вышел в подавленном настроении. Появлению здесь Елизаветы он не удивился. Женщина стояла и плакала в платок. Возникло желание ее успокоить.
Елизавета, увидев старого друга, бросилась к нему вся в слезах.
— Успокойся, Лизонька, успокойся, — сказал Егор, похлопывая женщину по спине.
— Не могу, не могу, не могу, — пытаясь сдерживаться, говорила Елизавета.
— Не убивайся. Он сам пришел с повинной. Значит, у него будут смягчающие обстоятельства...
— Да ничего ты не понимаешь! — женщина вдруг отстранилась от Егора. — Мой Стёпка ни в чем не виноват! Он ничего не крал.
— Зачем ты говоришь это тогда, когда Стёпка сам уже во всем признался?
— Ох, Егор, ты маленький, что ли? Совсем ничего не понимаешь? Не знаешь, как у нас сейчас признание выбивают? Да там следователь, небось, его смертным боем бил, бумаги заставил подписать, издевался как хотел...
— Лиза, никто над ним не издевался. Следователь — нормальный мужик. Степку даже в камере не держали. Он пришел сам. И какой смысл ему себя оговаривать?
— Егор, да я доказательства нашла, что сын мой ни в чем не виноват.
— Какие доказательства, Лиза?
— Да сосед помог. — Елизавета перестала плакать, сосредоточилась и продолжила объяснение: — У него в машине видеорегистратор, по которому видно, что мой Стёпка в тот день все время просидел у него в гараже. Там и время, и дата указаны. Ничего мой парень у тебя не крал, Егор. Это совершенно точно.
Сначала Шимановский подумал, что Лиза, как и любая мать, отказывается верить в то, что ее сын способен на подлость, даже несмотря на то, что он уже написал чистосердечное признание, пытается его выгородить. Однако видеорегистратор соседа снова спутал мысли Егора. Ведь если и правда имеется такая запись, то это уже алиби для Степана. Не мог же тот оказаться одновременно в двух местах. Но зачем тогда он признался или оговорил себя в таком серьезном преступлении?
***
Весь день Егор размышлял над словами Елизаветы и уже не знал, кому верить. Однако, уже вечером информация об алиби Степана подтвердилась.
До Елизаветы дозвониться не получалось, поэтому Шимановский отпросился с работы чуть раньше, тем более, что план по крупному заказу цеха уже был выполнен, и приехал к следователю, чтобы поговорить и разъяснить для себя некоторые запутанные вопросы.
— Игорь Васильевич, я не могу понять, объясните мне, пожалуйста, зачем человеку, будучи в здравом уме и светлой памяти приходить и писать на себя чистуху, оговаривать себя, если он ни в чем не виноват?
— Понимаете, Степан Летунов серьезно опасался за свою жизнь. Он был кругом должен, — стал объяснять следователь. — Кредиторы нажимали на него через коллекторов, запугивали...
— И что? Настолько все серьезно?
— Поймите, что в наше время и за меньшее убивают. А Летунов решил, что хотя бы жизнь свою сохранит в тюрьме. А кроме кредиторов есть еще пара бандитов, у которых он одалживал деньги на развитие бизнеса. Они, конечно, сейчас официально считаются бизнесменами, однако, сами понимаете, как у нас дела делаются.
— Игорь Васильевич, мне не кажется? Я это слышу от офицера полиции? — с упреком в голосе обратился к хозяину кабинета Егор.
— Вот только не надо сейчас мне тут умничать и говорить о том, какая у нас правоохранительная система безрукая. Вы все прекрасно сами понимаете. — Игорь Васильевич отвернулся к окну и сделал паузу. Осеннее солнце неярко светило между ветками дерева напротив. — Тем, что Летунов оговорил себя, он реально запутал следствие, — продолжил Жуков.
— И что теперь будет?
— По факту об угрозах в адрес Летунова заведено уголовное дело...
— Подождите, подождите, Игорь Васильевич, что мне уголовное дело по факту угрозы... Вы мне скажите, что с моим делом? — строго спросил Егор.
— По поводу вашего дела... Все остается загадкой. — Полицейскому хотелось раствориться в воздухе. Он еле сдерживал себя. Столько дел, и все требовали от него немедленных результатов. — Я же вам говорил, Егор Сергеевич, что такие дела быстро не решаются. Нужно время. Запаситесь, в конце концов, терпением. — Жуков встал и медленно, но с напором, пошел на потерпевшего, намекая, мол, пора выходить из кабинета. — Пойдемте, перекурим, — предложил.
— Спасибо, не курю. Ладно, я все понял.
— Да, вы не переживайте. Мы вам обязательно сообщим о ходе дела.
С одной стороны, у Егора хоть немного отлегло от сердца, что обокрал его не Степан. Да и Елизавету чисто по-человечески было жаль. Но, с другой стороны, вопрос оставался открытым: кто украл деньги? Зато было понятно, что расследование начиналось практически заново. А это потерянное время для следствия, и сам следователь понимал это как никто другой.