Петр писал письмо Зое, стараясь не показывать своей тревоги и не сообщая о послании Натальи. Рассказывал о том, что продолжают вспахивать целинные земли, что иногда жалко направлять трактор на цветущие тюльпаны, но раз нужно, значит, нужно. Писал о том, что очень скучает, что хотел бы прогуляться с ней по степи, но не днем, когда солнце печет, а вечером. Он хотел было написать, «мечтает» прогуляться, но это слово решил не писать, слишком непривычно было оно для него. В конце письма он попросил как-нибудь сообщить Николаю, что отправит ему письмо «до востребования», чтоб он получил его.
Петрович, вышедший из вагончика, подошел к Петру, сидевшему за длинным обеденным столом поближе к лампочке, спросил:
- Жене пишешь?
- Ей, - ответил Петр скупо.
- Как там она живет? Как сынок?
- Нормально, - Петр пожал плечами.
Потом повернулся к нему лицом и вдруг спросил:
- Петрович, а если б ты узнал, что твоя жена ходит налево, пока ты тут? Что бы ты сделал?
Петрович выпустил струю дыма, усмехнулся:
- Что, кто-то постарался испортить тебе настроение? Что-то про жену написал?
Петр промолчал.
- Если не веришь, то нечего оставлять ее одну. Я вот в своей уверен. И на фронте когда был, и сейчас. Ты сколько лет как женатый?
- Три года, четвертый идет, - ответил Петр.
- И что, за эти годы она изменяла тебе? Хоть раз хвостом вильнула?
- Да нет, не было такого. Я вот, конечно, бывало...
Петрович засмеялся:
- Потому и не веришь, что сам налево бегал!
- Да я не то чтобы бегал, но случалось...
- А она терпела или скандалы устраивала?
Петр улыбнулся:
- Да лучше б устраивала! А то так посмотрит...
- Ну вот, видишь! Ты не очень верь всякому, кто гадости пишет. Обидеть просто, а обида – она такая сволочная вещь, надолго в сердце занозой будет.
Петрович пошел в вагончик, а Петр задумался. Конечно, Наталья - та еще штучка! Николая грызет, а уж как на Зою смотрела – так это сам Петр видел, столько зависти было в ее взгляде! Нет, не может Зоя! Не такой она человек! Он достал письмо, уже уложенное в конверт, развернул его и дописал: «Крепко целую тебя и Кольку!»
В первый же выходной Петр сел за письмо брату. Он не стал подходить издалека, а сразу написал, что получил письмо от Натальи, в котором она сообщает о том, что Зоя ведет себя не так, как должна вести замужняя женщина. Что она пользуется отсутствием мужа и об этом знают многие. «А еще она пишет, что ты ходишь к Зое по вечерам. Я не верю, что ты можешь поступить не как брат, но если это правда, то я не знаю, что сделаю с тобой, когда приеду», - написал он. Прочитал, вздохнул, подумал, как воспримет это Николай, но оставил так, как написал.
Пшеница на полях начала созревать. Для хлебороба это всегда волнующее время: подходит момент результата его труда. Приехавшие на безлюдные просторы, даже если не были поэтами или романтиками, не могли не любоваться тем, что представляла теперь степь, преображенная их трудом. Бескрайние поля с волнующейся еще серебристой пшеницей были действительно похожи на море. Петр смотрел на это и ему становилось страшно: как же убрать все это? Он-то знал, что убрать урожай даже важнее, чем посеять. Сколько же нужно комбайнов, грузовиков, чтобы все, что вырастили, собрать и вывезти?
- Не беспокойся, - успокоил его Петрович, - раз вырастили, значит, и соберем. Ты на комбайне работал?
- Конечно, - отвечал Петр, - я на самоходном уже работал. А начинал еще пацаном на жатке.
- Ну вот, пересядем мы с тобой на комбайны, и все уберем!
Поселок преображался. Домики вставали, будто с картинки: беленькие, с новыми крышами, с блестящими окнами, в которых отражалась утренняя и вечерняя заря, крылечки из новенькой древесины, уже покрашенные двери, наличники окон. Все чаще можно было слышать о том, кто первым въедет в эти домики.
Все чаще стало приезжать начальство. Смотрели дома, выезжала в поля, говорили о предстоящем урожае, о том, что им предстоит решить огромный и важный вопрос – как накормить страну. После их речей хлеборобы действительно чувствовали себя важными людьми, которым поручено особое дело.
К началу уборки приехали комсомольцы. Под вечер они шумно высыпали из кузова машины, выгрузили из другого грузовика тюки, узлы, ящики, рассыпались по территории уже почти определившегося поселка. Через час-другой на свободном месте вырос палаточный городок. Пять больших палаток выстроились напротив друг друга, между ними пролегли дощатые дорожки, и над степью разнеслись веселые молодые голоса.
«Старожилы» поселка, рождающегося в степи, снисходительно посматривали на прибывшую молодежь. Совсем незагорелые, они резко выделялись на фоне тех, кто на целинном солнце «жарился» с весны. Девушки подошли к поварихам, чтобы спросить, где можно помыться и постираться с дороги. Нюра показала цистерну, показала, как взять воду из нее. Девушки слегка разочаровались, когда узнали, что мыться придется в тазах, а нагреть воду можно на плите после того как будет приготовлен ужин. Но вскоре они уже в нарядных платьях шли на пятачок. Девушки-строители ревностно осматривали наряды вновь прибывших, шептались, поглядывая на них.
Веселые песни и танцы были прерваны требованием руководителя комсомольцев расходиться и ложиться спать, так как завтра начнется серьезная работа.
А утром за поселком стали готовить большую площадку для тока. Приближалась страда – самое важное для хлебороба время, время подведения итогов труда за целый год.