Петр присел рядом с мужиками, закурил, огляделся. Он заметил, что уже определились парочки: они сидели рядом, прижавшись друг к другу, иногда уходили в степь, которая совсем терялась в полной темноте на фоне костра или лампочки под навесом. Молодежь с удовольствием пела, танцевала, смеялась. Петр отметил некоторых мужчин, которые были женаты, но тоже нашли себе подруг. Он не осуждал их, но сам не стремился к этому, хотя предложения были. Он видел, что Анюта не равнодушна к нему: всегда оказывалась рядом, звала на посиделки, поглядывала на него, когда находилась в кругу подруг. Она была симпатичной, но Петр после того новогоднего вечера остерегался общения с другими женщинами. К тому же он думал о том, что скоро к нему приедет Зоя, а кто-нибудь обязательно расскажет ей о его похождениях. Опять объясняться, чувствовать себя виноватым – это Петр уже проходил, и это ему не понравилось. Но ему не нравилось и то состояние, которое он испытывал сейчас: он не связывается с другими женщинами не потому, что считает это дурным делом, а просто боится, что об этом узнает жена. Один из тех, кто жил с ним в вагончике, тридцатилетний Жора, приходил почти под утро, всегда восхищенно рассказывал о той, с которой проводил ночи. Приехавший со Ставрополья тракторист, койка которого стояла рядом, говорил:
- Жора, а когда приедет жена, как ты будешь управляться с двумя? Или твоя жена согласна будет делить тебя с кем-то?
- А откуда она узнает? Или ты расскажешь ей, Петрович?
- Я не буду рассказывать, но Полина, с которой ты гуляешь, вряд ли будет держать это в секрете. А если она забеременеет? Ты об этом думал?
Жора молчал. Конечно, Полина не девочка, она развелась с мужем перед тем, как приехать сюда, она, наверное, понимает, что нужно делать, чтобы не оказаться в неприятном положении.
Петр часто получал письма от Зои, иногда писала мать. Правда, он сам матери писал не очень часто, иногда не сразу отвечал на ее письма. Зоя писала о том, как растет Коля, что он уже научился делать, как показывает на фотографии отца, как целует фотографию. Петр улыбался, читая это. Зоя писала, что очень скучает, что не дождется, когда они встретятся. Иногда спрашивала, много ли женщин работает с ними. Петр чувствовал, что беспокоит жену, но старался успокоить ее тем, что женщин здесь почти нет, а те, которые есть, не стоят ее. Другое дело, писал он, что там, где она живет, мужчин много, и они каждый день приходят к ней на почту. Он не умел написать красиво, выразить то, что чувствует. Вот если бы сказать ей, то он, может быть, нашел бы слова, а на бумаге не получалось. Получалось почти грубо: «Если я узнаю, что ты кому-то улыбалась...». Он не писал, что будет в таком случае, но предполагалось, что Зоя сама должна догадаться.
Однажды он получил письмо, подписанное незнакомым почерком. Обратного адреса не было. Петр недоуменно повертел конверт в руках. Сомнений не было: письмо адресовано ему. Открыв конверт, он не сразу понял, кто пишет. «Здравствуй, Петя. Не могу больше терпеть и поэтому пишу тебе. Я жена твоего брата, и если он до сих пор не написал тебе об этом, как брат, то я молчать не буду». Петр перевел дух. О чем это она? «Дело в то, что твоя жена тут не скучает, она женщина видная, сам знаешь, и говорят, что пользуется этим. Полгорода знает, что ее муж уехал далеко и надолго, а значит, она свободна. Денег у нее много, наряжается как хочет, хвалится, что муж еще пришлет»». Петр вытер взмокший лоб. Ничего себе! А он считал, что его жена на это не способна! В первую минуту в нем возникло желание немедленно оказаться рядом, потребовать ответа. А в письмах она такая любящая, такая верная! Змея! «А вчера у нее был Николай. Пришел поздно, стал расхваливать ее, какая она красивая и заботливая, я сказала, что стыдно ходить к жене брата, когда его нет, так он ударил меня».
Петр обессиленно сел на кровать. Немедленно ехать! Завтра же с первой машиной на станцию, а там через два дня уже дома! Он еще раз перечитал письмо. Вспомнил Наталью, ее завистливые, недобрые взгляды в сторону Зои, неласковые приемы, когда они приходили в гости. «Я, конечно, прошу тебя не говорить Николаю про это письмо, ты же знаешь, что он не потерпит этого», - заканчивала Наталья.
Петр постепенно остывал, чувствуя, что в этом письме вранье, не может Зоя так себя вести. Он ведь знает, что она любит его. Конечно, уже пятый месяц он здесь, но не могла Зоя изменить ему! Он бросил письмо, лег на кровать. Петрович, наблюдавший за ним, понял, что с Петром что-то не то.
- Петро, что-то случилось? Что в письме?
Петр молчал, потом взял конверт и вышел из вагончика. Наступал вечер. Солнце уже склонилось к западу, коснувшись края степи. Петр обратил внимание на паутину, растянутую между веточками сухого стебля полыни. Хозяин паутины, крупный серый паук с белым крестом на спине, сидел в самой середине в ожидании жертвы. Такие жили и в его дворе там, на Кубани. Петр усмехнулся: он почувствовал себя мухой, которую ждет этот паук. И выбраться из той паутины вряд ли удается кому-нибудь... Он хотел было разорвать ее, но остановил уже поднятую руку: причем тут паутина? Он ведь старался, паук, трудился, чтоб быть сытым. Он ведь не ловит ради удовольствия, только затем, чтоб жить.
Пройдясь по уже вырисовывавшейся улице, Петр слегка успокоился. Он обязательно напишет Зое и Николаю, а потом будет делать какие-то выводы.
Он рассматривал четыре уже вставших дома, которые были выведены под крышу. На двух из них уже стояли стропила, а два еще стояли в ожидании. Петр вошел в первый, который оказался рядом. Он был большим, рассчитанным на две семьи, в каждой половине – две комнаты, кухня, небольшой коридорчик. Внутри они были уже побелены, для полов уже настелены лаги, осталось положить доски. Петр вышел на улицу. Дом, конечно, хорош, только вот абсолютная пустота вокруг этих домов навевала уныние. Нужно, конечно, обязательно сажать деревья. И во дворе, и по улице! И цветы. Только теперь Петр понял, какое значение имели клумбы, над которыми хлопотала каждую весну мать, потом Зоя. Это тогда удивляло его и даже раздражало: говорят, что устали в огороде, в доме, а сами еще себе работу нашли! Теперь он понял, что эти цветы давали ощущение жизни и красоты во дворе.
Когда уже почти совсем стемнело, он вернулся в вагончик. Жора уже побрился, опрыскивал себя «Шипром», готовясь уйти, как всегда, на свидание. Петрович уже спал.
- Петя, собираешься на пятачок? – спросил Жора, смотрясь в зеркало.
- Да нет, сегодня я останусь дома.
Сегодня у него не было настроения смотреть на то, что происходит там. Письмо Натальи расстроило его, он чувствовал бессилие перед ним: проверить, правда ли это, он не мог, но червяк сомнения уже поселился в его душе.