Бойтесь своих фантазий - иногда они сбываются!
Невероятно "изячные" фантазии юных авторесс по поводу счастливого воссоединения королевы Анны Австрийской и герцога Бекингема вдохновили меня на свою версию событий, "летнюю и пляжную".
***
В тот вечер к ним, казалось, были благосклонны все духи, эльфы и феи, все бесплотные создания земли и небес: герцог и королева остались наедине! Если, конечно, не считать такой мелочи, как дежурная фрейлина.
Покрывая поцелуями каждый пальчик этих ручек, подобных лепесткам лилий в капельках алмазной росы, и неприязненно поглядывая на миниатюрные туфельки, не позволяющие расцеловать и каждый пальчик ножек боготворимого создания, красивейший, изысканнейший из вельмож просил, требовал, умолял:
-Анна, бежим! Мы ещё молоды, мы можем забыть прошлое, как кошмар. Вы ведь понимаете меня? Не можете не понимать… Раз за разом отдаваться тому, кого не любишь, кого презираешь… Нет-нет, не произносите слова «долг»! Не любите вы своего короля так же, как я не люблю своего. А жертвовать своей единственной жизнью какому-то долгу… Скроемся в смиренной хижине, в маленьком селении на живописном островке. Только вы и я!
Прекрасные бездонные глаза гордой испанки смыкались в предвкушении блаженства, и картины, сменяющиеся перед её мысленным взором, завораживали, как волшебная сказка: стены хижины обиты простым белым муслином, и венецианские зеркала раздвигают её тесное пространство, отражая мраморную ванну, полную снежной пены и алых лепестков простых диких роз. Нежно, бережно опускают её в это облако вот эти самые руки, такие изящные, такие белые и пухлые, унизанные … пусть даже не бриллиантами, а простым жемчугом – с милым рай и в шалаше! Но всё же какое – то смутное опасение заставило её призадуматься:
-А кто будет зашнуровывать мне корсет? Как это «проживём без корсета»? Разве сможете вы любить женщину без талии? И тут же поняла по его взгляду, что – сможет! Вечно!
И замерли они в объятиях друг друга, не пытаясь более бороться с истомой, переходящей в сон, сладкий и лёгкий, как дуновение ночного ветерка.
***
Пробуждение их было сказочно: сельская хижина. Настоящая. Глинобитная, покрытая соломой, разделённая перегородкой на две части. За ширмой из жердей раздавались ужасные, совершенно не мелодичные звуки: блеяние и мычание. Зато какой волшебный солнечный свет просачивался в единственное оконце над кроватью! Какой из него открывался вид! Горы и море, изумрудная зелень, яркие бабочки, чёрные грозди винограда и плоды, склоняющие почти до земли ветви деревьев…
- Мы… умерли? Мы в раю?- прошептал Бекингем, и тут же понял, что не может в раю пахнуть ни сеном, ни навозом. Но стоило ли размышлять, как и почему, если рядом - ОНА?! Тончайший батист сорочки скорее открывает, чем скрывает прелести красивейшей дамы Франции, а в её прекрасных глазах растерянность и недоумение. И что совсем уж неожиданно – её величественный, истинно бурбонский нос являет признаки насморка. Летом! Она пытается встать, и замирает в тягостном недоумении: КАК? Как надевают чулки? Добродушная улыбка герцога уже кажется ей насмешливой. Оскорбительной! Но он, легко подхватив её на руки, выносит в сад. На берег. К морю. Пытается опустить на песок, но она прижимается к нему не со страстью – с ужасом!
- Я… Я ещё никогда не касалась ногой земли!!! Паркеты… ковры… в крайнем случае – мощёные дорожки в парке… а здесь же – земля! Песок! Трава! Грязь! Муравьи! Вон, ползу-у-ут!!!
И слёзы заструились из глаз её прозрачным горным потоком. Неожиданная мысль поразила, точно ударом молнии: её возлюбленный – создание, недостаточно утончённое, недостаточно благородное: он ведь не родился герцогом… и не сможет понять её, рождённую для трона и на троне! И в самом деле, безмятежно-прекрасное лицо герцога омрачилось недоумением:
-Ангел мой, мы же об этом мечтали! Вы… нездоровы?
- Здорова бывает служанка, а я – королева! Аллергия у меня! С самого рождения! На всё!
Как бы в подтверждение её слов нос её покраснел, и глаза, в изобилии источавшие влагу, почти закрылись.
Он внутренне ахнул: болезнь королей! Особая природа голубой крови, которой у него, увы, не будет, несмотря на все королевские щедроты и награды! Но всё же попытался пошутить:
- На всё, но не на всех?
-Как вы могли подумать… - прошептала она, обнимая его всё крепче, и явно не собираясь касаться земли божественной ножкой. Что ему оставалось делать? Только войти со своей ношей в ласковую прозрачную синеву моря. В воде королева казалась пушинкой…
***
Через час неземное создание ощутило настоятельную потребность в некотором количестве земной пищи, и герцог уже подумал, что придётся ему подоить корову тайком, спрятавшись от возлюбленной. Ибо такое, да и любое другое умение докажет его невысокое происхождение, и тем самым навеки погубит его в глазах королевы. Но затруднение разрешилось совершенно неожиданно: корова уже паслась на ближайшем лугу, а молоко стояло на грубо сколоченном столе. В глиняной кринке, накрытой ломтём простого белого хлеба. Полдюжины варёных яиц довершали этот варварский натюрморт.
- Мы здесь не одни? – с досадой прошептал Бекингем.
- Мы здесь не одни! – с надеждой вторила ему Анна Австрийская.
***
Проделки доброго домового были, воистину, спасением: хлеб и вода, молоко и фрукты, копчёная рыба и жареные фазаны… Вот только не мог он угадать вкуса особ, столь высокородных: случалось ему приготовить и мидий, и даже ужасных, простонародных виноградных улиток!
А самое досадное – он не мог ни причёску соорудить, ни фижмы надеть, ни даже постирать. Стирать, впрочем, попытался, но лучше бы он этого не делал: тончайший шёлк чище не стал, и вдобавок оказался проткнут чем – то острым. Шпага?!
И если королева принимала услуги, как положенные ей по праву рождения, досадуя лишь на провинциальную дремучесть домового, то любопытство герцога было раскалено до предела!
Убедившись, что его кумир проснётся нескоро, он отправился обследовать окрестности. И очень скоро нашёл то, что искал. Вернее, того! Молодой человек с задорно торчащими усами и лукавыми чёрными глазами был занят чем-то совершенно необычным: он крутил шпагой внутри … ботфорта, подвешенного над маленьким костерком! Второй ботфорт был там, где ему и положено – на ноге.
Увидев, наконец, сиятельного герцога, юноша слегка смутился, но поклонился с достоинством:
- Милорд , я – дворянин, и не могу работать ничем, кроме шпаги. Шпагой можно срезать виноград и сбивать яблоки, помешивать в углях улиток и мидий, на ней можно коптить рыбу и жарить фазанов, как на вертеле… Только стирать шпагой не получилось, да простит меня моя повелительница! Но мешать ею суп даже удобно – вот, навострился варить в сапоге.
Умом герцог понимал, что именно он обязан сказать и сделать, но с его побледневших уст как-то сам собой сорвался вопрос:
- А сапоги долго ношены?
Впрочем, представляя «домового» королеве, герцог уже снова выглядел недосягаемым образцом светскости и изящества:
- Шевалье д*Артаньян, благородный юноша, готовый служить нам своей шпагой и дальше.
-О да, моя королева, располагайте мною!
-Сможете ли вы построить корабль? Или хотя бы плот – ведь берег недалеко.
- Как?! Простите… но разве судьба не подарила вам именно то, о чём вы мечтали? Уединенная сельская хижина…
Анна, наконец, подняла исплаканные глаза:
- Я не знала, что мадам Судьба – особа столь… необразованная. Меня…МЕНЯ! В хижину! Вместе с коровой!
- В хижине корова – главное богатство, - попытался объяснить д*Артаньян, - не во всякой хижине она и есть!
Но его уже не слушали. Приняв самые изысканные позы, нежнейшие влюблённые словно исполняли дуэт:
- Мы – люди чести и долга! Долг повелевает мне подарить Франции наследника престола!
-Долг повелевает мне служить опорой моему королю, столпом Англии!
-И пусть нас разлучают пространства, земные и водные, злой рок и вражда наших государей…
-Сердца наши будут биться в унисон вечно!
- Пока смерть не разлучит нас!
-О нет! Даже она не сможет нас разлучить!
И уже сидя на плоту, Его Светлость, закутанный в плащ, и Её Величество, закутанная в одеяло (одеться так и не сумели), продолжали:
-Наша любовь выдержала страшное испытание… Выдержала!
- Я знаю, как увидеть вас снова, и увидеть во всём блеске славы и величия! Я объявлю войну вашей стране! Какая нам с вами разница, кто победит?! За войной всегда следует мир. Король пришлёт меня на переговоры – вот мы и снова встретимся!
- Боже, дай мне силы дождаться…
А скромный шевалье молчал.
Он был совершенно подавлен таким всемогуществом и благородством.
***
Если сильные мира сего и сердились на «домового» за спартанскую обстановку и убогое меню, то очень недолго. Уже через неделю шевалье проедал коня, подаренного герцогом. А на загорелой руке его красовался алмаз – подарок самой королевы!
Память об оказанной ему чести.
