Что такое Павловск? Простой ответ – императорская резиденция, великолепный дворцовый ансамбль и парк. Поздний классицизм и английское палладианство. Идеи Просвещения и энциклопедизм. Естественность и строгость. Это все понятно. Но какова душа Павловска? Об этом так запросто и не скажешь. Как не расскажешь в двух словах о хозяевах этих мест – одном из самых неоднозначных русских императоров, Павле I, и его супруге Марии Федоровне. Тут все переплелось. И многое здесь – не то, чем кажется.
Текст: Марина Ярдаева, фото: Александр Бурый
Когда-то на месте Павловска находилось скромное новгородское поселение Городок на Славянке, но за давностью лет от него не осталось и следа. Уже в середине XVIII столетия здесь были просто охотничьи угодья – лесной забаве тут предавалась Екатерина II, когда отдыхала в Царском Селе. В 1777 году эти земли императрица передала сыну Павлу. Это был подарок на рождение в семье цесаревича Александра. И сразу здесь развернулось строительство.
Первыми появились два небольших усадебных дома – Паульлюст и Мариенталь. Оба на почтительном расстоянии друг от друга, хотя это были дома мужа и жены. Но эта дистанция – не знак аристократической холодности, расстояние подчеркивало простор и доверие в чувствах супругов. Конец 1770-х – начало 1780-х годов – самое счастливое время Павла Петровича и Марии Федоровны. Они были молоды, полны надежд, с интересом всматривались друг в друга и мир вообще. Что до мира, то именно в начале 1780-х супруги отправились в длительное путешествие за границу. И впечатления от этой поездки, как и чувства, которые их переполняли, сильно повлияли на облик и интерьеры строящегося в это время в Павловске большого дворца.
ИЗ ЕВРОПЫ С ЛЮБОВЬЮ
Во время путешествия по Европе супруги видели, конечно же, немало прекрасных архитектурных образцов, подмечали интересные тенденции в организации ландшафта и оформлении интерьеров – многое хотелось перенести на русскую землю. К тому же хоть супруги и разъезжали по разным странам под именами графа и графини Северных, все, кто хотел знать, знали, кто скрывается под этой вымышленной фамилией. Поэтому чету везде встречали самые высокопоставленные особы, которые одаривали путешественников щедрыми дарами. Все эти презенты хотелось вписать в убранство строящегося Павловского дворца. Подаренные Людовиком XVI гобелены и фарфоровые вазы, переданная папой римским Пием VIмозаика, а также приобретенные в огромном количестве скульптуры и картины итальянских, австрийских, голландских мастеров, разумеется, должны были занять достойное место в новом доме наследника русского престола.
Все было очень разным, многое самодовлеющим, и эти приобретения было чрезвычайно трудно гармонично связать в одну концепцию, еще труднее было помирить идеи Павла Петровича и Марии Федоровны с представлениями о прекрасном архитекторов Чарльза Камерона и Джакомо Кваренги. Между заказчиками и исполнителями шла довольно бурная переписка, рождение шедевра сопровождалось муками. Однако все было не зря. Дворец получился изящным и в то же время строгим, а главное – благодаря сочетанию разных стилей – необычным. Сама композиция позволяет открывать дворец по-новому с разных ракурсов. Если смотреть с берега Славянки или Моста Кентавров, видишь античную виллу. Если знакомишься с дворцом со стороны парадного входа, открывается палаццо с изящными галереями. С других позиций вместо блистательного дворца выглядывает что-то совсем строгое, скромное, обманчиво неброское – это пристроенные служебные корпуса. Однако вся эта разность и привлекает особое внимание к дворцу, придает ансамблю сложность, рождает вопросы –дворец хочется узнать ближе, разгадать его тайну.
Внутри вопросов возникает еще больше. Гости попадают во дворец через Египетский вестибюль. Почему египетский? Египтомания Россию тогда еще не захлестнула. Сфинксы, египетские мосты и ворота в Петербурге появятся позже. Некоторые исследователи усматривают в этом влияние масонства: египетская тема давала простор для игры с символами, которые складывались в своеобразные шифры, прочесть их могли лишь посвященные. Загадка – это то, что сбивает с толку, сразу перенастраивает человека. Вот только что он гулял по чудесному парку, ощущал легкость и безмятежность, а теперь у него куча вопросов: почему на лестнице семь ступеней, зачем такая строгая симметричность и система отражений, аллегорией чего является каждая статуя, откуда такие странные символы на барельефах, в которые вписаны кажущиеся такими понятными медальоны со знаками зодиака? Ответов нет. Но они и не нужны. Нужен настрой. Нужно войти в это состояние продуктивной напряженности, чтобы суметь воспринять все остальное.
Ведь дальше интереснее. Дальше купольный Итальянский зал. У таких помещений во дворцах всегда особое значение. Сакральное, можно сказать. Круг – символ вечности, многоярусность – знак наслоения смыслов. К тому же такая планировка придает особую торжественность, а верхний свет по-особому расставляет акценты. Такие залы предназначались для особых событий, и потому на их убранство тратились колоссальные силы и средства. Камерон в обустройстве этого пространства наследовал римскому Пантеону, он спроектировал зал с арками, нишами и окружными галереями для скульптуры. Завершил отделку Винченцо Бренна, он заполнил ниши подлинными произведениями античности, привезенными Павлом Петровичем из Италии.
Сегодня из первоначального убранства зала сохранились на своих местах древнеримские рельефы «Три грации» и «Обряд римской свадьбы», а также статуи «Эрот, натягивающий тетиву лука», «Пляшущий сатир», «Венера с голубем», «Сатир, играющий на флейте». Вверху между нишами находятся профильные портреты императоров Октавиана Августа и Домициана, императриц Фаустины Старшей и Фаустины Младшей – все это датируется I–II веками н.э.
И это только начало. С каждым новым залом впечатление от интерьеров дворца, от осознания того, какая здесь проделана титаническая работа, причем в большей степени интеллектуальная, только усиливается. Каждое новое пространство – Кавалерский зал, Залы войны и мира – это аллегория. Все тут наполнено метафорами, аллюзиями, все – словно огромная зашифрованная книга. Где же ключ к этому шифру? Конечно, в библиотеке!
МЕЖДУ ВОЛЬТЕРОМ И СВЯЩЕННЫМ ПИСАНИЕМ
Филологу невозможно оставаться здесь беспристрастным и справедливым. Конечно, весь дворец великолепен, но самое интересное, самое удивительное в нем – это его библиотеки. Да и вообще – книги. Ведь они тут повсюду. Нет, дело не в масштабах, не в цифрах и необычных фактах. Если сравнивать объемы дворцовой библиотеки и книгохранилища какого-нибудь среднего университета, то ничего сверхъестественного тут нет. Не стоит уж говорить об известных исторических примерах. Не поражает воображение и отделка помещения. Интерьеры прекрасны, но кому интересны их особенности и детали, когда речь идет о книгах? Самое интересное – это, конечно, связь личности императора и его читательских пристрастий.
Вcе же время обошлось с Павлом I несправедливо. Фигура этого недолго правившего монарха окружена множеством мифов, но сегодняшние стереотипные представления о нем далеки от истины. Какие ассоциации рождаются у среднестатистического обывателя при упоминании читательских интересов Павла I? Рыцарские романы, книги по военному делу и… все? Для кого-то, быть может, вообще удивительно увидеть в императоре заядлого книгочея. Библиофилия – это страсть его матери. А Павел Петрович, пожалуй, в пику матери, литературу мог бы и вовсе не жаловать. Известны ведь его поздние указы о запрете ввоза книг из-за границы и усиление цензуры. Но все не так просто. Сколь ни различны были мать и сын, но любовь к чтению и собирательству книг – это их общее свойство. Как, к слову, и разделение личной тяги к знанию и политических соображений, ведь и Екатерина не была последовательной просветительницей, ограничивала печать и ссылала неугодных философов в Сибирь.
Павел упоенно читал с ранних лет. Да, безусловно, его увлекали истории о храбрых рыцарях. Хотя любимой его книгой стала вещь все же являющаяся пародией на рыцарский роман – «Дон Кихот» Сервантеса. Об этом красноречиво говорят сами стены дворца, декорированные гобеленами с изображением хитроумного идальго. Однако уже в детстве цесаревич читал серьезную философскую литературу: французских просветителей Монтескье, Руссо, Д'Аламбера, Гельвеция, труды римских классиков, исторические сочинения западноевропейских авторов. Уже в 10-летнем возрасте наследник престола выделял Вольтера – вот почему во дворце он глядит на нас своими острыми, сверлящими глазками практически из каждого угла. В противовес безбожнику Вольтеру Павел читал и много религиозной литературы. Митрополит Платон, занимавшийся духовным воспитанием Павла, позже вспоминал, что его подопечный «по счастью, всегда был к набожности расположен, и рассуждение ли или разговор относительно Бога и веры были ему всегда приятны».
В этой разности можно усмотреть хаотичность, случайность чтения. Но, скорее, то была попытка охватить мир во всем его разнообразии. А о том, каким серьезным читателем был Павел I, говорят его записи. Павел не глотал книги, не пролистывал на скорую руку, он делал выписки и извлечения. В библиотеке Павловского дворца сохранились тетради с выписками Павла I из сочинений Цицерона, «О духе законов» Монтескье, исторических трудов Дэвида Юма, «Опытов» Монтеня, «Записок» полководца Монтекукколи, «Записок» герцога де Сюлли и «Мемуаров» кардинала де Реца. Кроме того, Павел любил заниматься систематизацией и каталогизацией своих собраний. В общем, в чтении Павел был педант, а не легкомысленный потребитель.
До чего же хочется посмотреть эти тетрадки! Какое нестерпимое желание обуревает вас при виде всех этих огромных шкафов в Библиотеке Росси и маленьких шкафчиков с мраморными столешницами в кабинетах и гостиных дворца. Как хочется сесть в резное кресло или за огромный академический стол хотя бы с десятком книг, случайно выбранных из многотысячных собраний, увидеть все эти пометки на полях, открывающие шифр к тайникам души. Совсем не верится, что подобные чувства здесь может испытывать только такой же заядлый книгочей, как Павел I. Напротив, этому трепету, должно быть, подвержен здесь и простой обыватель – настолько здесь разлита в воздухе эта книжная магия.
Создавали это волшебство множество талантливейших людей своего времени. Парадную библиотеку дворца обустраивали, как и многое здесь, сначала Камерон, потом Бренна. Огромный библиотечный зал, симметричный Картинной галерее, создавал Росси под чутким руководством уже вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Можно ли было эту магию разрушить? Увы! Библиотека была варварски разграблена нацистами во время Великой Отечественной войны. Книги были вывезены в Германию. А все эти невероятные шкафы и огромные столы сгорели во время пожара. Но справедливость на свете все-таки существует. Коллекция книг Павла I после войны была обнаружена в Австрии и возвращена на родину. В воссозданных интерьерах библиотеки книги заняли те места, которые занимали в начале XIXстолетия – в соответствии с каталогами Марии Федоровны. Сейчас коллекция собственно императорской библиотеки насчитывает почти 12 тысяч книг.
ЖЕНЩИНА ЗА СТАНКОМ
После знакомства с библиотекой дворца и осознания уровня начитанности Павла I удивляться трудно. Но затем изумлять начинает Мария Федоровна. Императрица ведь тоже отчасти является заложницей определенного образа. «Проста в общении, любит быть дома и упражняться чтением или музыкой», – писал о ней после знакомства сам Павел. Известна и любопытная подробность: цесаревич вручил своей избраннице инструкцию из 14 пунктов, как должна вести себя жена наследника престола, но документ этот невесте ни разу в жизни не пригодился – до того она была сама по себе чудо. Вся дальнейшая жизнь принцессы Вюртембергской в России только укрепляла сложившийся в самом начале образ.
Благородная дама, достойная рыцаря, преданная жена и заботливая мать, рачительная хозяйка, благодетельница, защитница слабых, покровительница искусств. И все это действительно Мария Федоровна. Она такой и была. Но дьявол кроется в деталях. Когда дело касалось искусства, жена Павла I не ограничивалась ролью собирательницы книг, картин и скульптур и привечанием писателей, поэтов и художников, она и сама немного творила. Конечно, в этом еще нет ничего особенного. Легко представить Марию Федоровну за мемуарами или с кистью над акварелями, но вот чтобы вообразить ее за токарным станком, нужно обладать очень развитым воображением.
А между тем Мария Федоровна увлекалась изготовлением мебели, мастерила канцелярские приспособления, создавала весьма сложные украшения. В Павловском дворце сохранились вещи, сделанные ее руками. В 1800 году императрица подарила дорогому супругу великолепный стол, ножки для которого она выточила из слоновой кости. Позже этот стол украсил чернильный прибор из янтаря, тоже изготовленный императрицей. В Парадной библиотеке императора Павла I сегодня также красуется модель храма Весты – это уже совместная работа Марии Федоровны и мастера Николая Фая. Храм украшают медальоны с вензелями императрицы и ее детей. В залах дворца можно увидеть и другие вещицы работы царственной особы – письменные приборы, шкатулки, камеи.
На этом фоне увлечение Марии Федоровны садоводством, конечно, не кажется чем-то особенным. Женщина и розы – это так естественно. Масштаб же и глубина изучения вопроса тоже не удивляют. В пристрастии к книгам по ботанике и, как бы мы сейчас сказали, ландшафтному дизайну Мария Федоровна вполне похожа на свою знаменитую свекровь. Однако и тут все дело в мелочах. Супруга Павла I пошла дальше Екатерины II, она не только следовала господствующей садовой моде, но и увлеченно экспериментировала. Создавая Собственный сад, она пробовала разные сочетания, выводила новые сорта растений. К тому же она не ограничивалась цветниками, а разбила самый настоящий огород, причем сама работала на грядках. После смерти мужа такая деятельность отвлекала императрицу от грустных дум и возвращала в счастливую молодость, когда супруг был ею по-настоящему любим, когда с ним связывались все надежды на будущее и сам этот парк создавался как царство радости и любви. Во второй половине жизни Павловск стал для Марии Федоровны местом, дающим ей утешение и силы.
Царица выращивала в своих угодьях, конечно, не брюкву и редьку, но и не один только декоративный виноград. На участке близ дворца росли кабачки, тыква, капуста, артишоки, спаржа. Также здесь культивировались разные лекарственные растения. Мария Федоровна заботилась, чтобы вся эта пестрая разность создавала гармоничную многоуровневую композицию, приятную не только глазу и вкусу, но чтобы и сами ароматы органично сочетались между собой, даря отдыхающему в саду чувство радости и покоя. Сегодня музейные работники стараются поддерживать в Собственном саду эту созданную некогда атмосферу.
В ГАРМОНИИ С ПРИРОДОЙ
Вообще, природа, окружающая дворец, это отдельное произведение искусства. Даже не верится, что все здесь – дело рук человеческих. Мода на английские парки, то есть на такое благоустройство приусадебной территории, при котором максимально подчеркивалась красота природы в ее как бы естественном виде, пришла в Россию при Екатерине, в 1770-е годы, но расцвета это искусство достигло на самом рубеже веков. Такие шедевры, как Баболовский парк в Пушкине или Английский парк в Петергофе (ныне большей частью утраченный), могут показаться первой пробой пера по сравнению с Павловским парком. Тут, что называется, развернулись. Территория вокруг Павловского дворца в два раза превосходит площадь любимого парка Екатерины II в Царском Селе. Важны, однако, опять же не количественные показатели, а возможности, которые давало столь обширное пространство.
Человек, художник, творец тогда может в высшей степени проявить свое созидательное начало, когда он не спорит с главной силой мироздания, не дерзает затмить природу своим вмешательством. Мосты, лестницы, павильоны, ротонды прекрасно вписываются в ландшафт, если они могут позволить себе роскошь занять свое собственное, единственно возможное место. Не обязательно даже пытаться придать строениям мнимо естественные формы – сооружать мосты из хаотичных каменных глыб и обвивать беседки плющом. В пейзажных садах так же возможна скульптура, затейливые орнаменты, сложные лестничные марши, как и в строгих регулярных парках. Главное – как это все вплетено в природу.
Вот хотя бы тот же Мост Кентавров. Чудо ведь что такое! Кентавры как живые. Они полноправные обитатели этих сказочных мест. Они – часть окружающей среды. Весной, когда все зеленеет и цветет, они – воплощенная радость, издали они похожи на вздымающиеся гребни волны. Осенью они сливаются с посеревшими голыми деревьями и на их лицах проступает страдание. Они – торжество человеческой фантазии и через это – гимн цивилизации. И они – поклонение земле, стихии, ее непостижимости. Здесь, в Павловском парке, напротив дворца, они, как нигде, по-настоящему дома. Но как так вышло?
Первый ответ – рациональный. Он уходит все в то же заграничное путешествие Павла Петровича и Марии Федоровны. Они были в Риме, гуляли, посетили Капитолийский музей, где и увидели скульптуры кентавров Аристея и Папия. Увидели и захотели себе таких же. Разве могут быть препятствия для монаршей четы? Но что, если есть и другой ответ? А вдруг кентавры – это сами Павел и Мария? Метафорично, разумеется. Такие же двойственные. Говорят, кентавров отличает добрый характер и буйный нрав. Это так похоже на несчастного Павла. Его доброту отмечали многие приближенные, в первую очередь его учителя. Но как часто он насаждал свое добро силой, указами, распоряжениями, не терпя возражений! Мария Федоровна, быть может, в меньшей степени противоречива – мягкая, почтительная, но токарный станок… Да и не только станок. С годами и она становилась все тверже и со временем даже обрела прозвище «чугунная императрица».
А Храм дружбы в низине Славянки? Сооружение его Павлом с посвящением венценосной матери – это ли не насмешка? Не осквернение ли это самой природы? Всем известно, какой была дружба между сыном и матерью. Но храм так строг и красив, настолько он органичен в излучине реки, огибающей берег почти правильным кругом, что сама мысль о том, что этого храма могло здесь не быть, кажется невероятной. Павел построил этот павильон для Екатерины II в благодарность за подаренные ему земли. И ведь благодарность была искренней – Павловск он полюбил всей душой. Так что какими бы сложными ни были его отношения с матерью, но ведь случались у них, как у всех, и прояснения. Храм дружбы – символ одного из них.
И здесь все так. Как будто строго и официально, но в то же время естественно – на своем месте. Розовый павильон, Колоннада Аполлона, Амфитеатр, мосты, пруды, ротонды, острова – все создает единый ансамбль. Всего много, но глаз не устает, впечатления не сменяют друг друга хаотично, как в сумасшедшем калейдоскопе. В природном обрамлении, на просторе, среди подъемов, спусков, лужаек, лесных чащ и под огромным небом все выглядит удивительно гармонично. И каждый архитектурный шедевр раскрывается во всей своей внутренней сложности.
Странно понимать, что это чудо могло быть уничтожено безвозвратно во время войны. Павловск был оккупирован, и нацисты не жалели ничего, что не могли забрать, увезти, присвоить. Дворец был почти полностью разрушен пожаром, оставались лишь стены. Парк изуродовали с каким-то особым остервенением. Неимоверные усилия были затрачены реставраторами при восстановлении всего ансамбля и наполнении этого шедевра его прежним содержанием. Работы шли до конца 1970-х годов!
Теперь здесь все почти точно так же, как двести лет назад, и ничего, кроме специальных стендов, не напоминает о страшном разорении. Разве что музейные работники слишком строги и настороженны. Но это и хорошо. А то мало ли. В конце концов не каждый способен обуздать в себе своего внутреннего варвара – картины, вазы, скульптуры, львы и кентавры так удивительно хороши, что прикоснуться к ним хочется не только душой и сердцем.
