Стареющий монарх и маленький ребенок в качестве его наследника означали, что, если не произойдет несчастного случая – например, смерти этого ребенка – регентство становится неизбежным. Филипп герцог Орлеанский, сорокалетний племянник короля, был очевидным кандидатом, поскольку стоял следующим в очереди наследования после герцога Анжуйского. Конечно, регентство существовало в XVI и XVII веках, и во Франции сменилось несколько королей-детей, включая самого Людовика, но тогда регентом была королева-мать.
Безусловно, мать герцога Анжуйского Аделаида могла бы стать прекрасным регентом, если бы пережила герцога Бургундского, — но узнать это, увы, было не суждено. Однако Филипп состоял в плохих отношениях с мадам де Ментенон, которой очень не нравился его откровенно развратный образ жизни: именно поэтому (как своего рода предупреждение ему не превышать свои полномочия) возникла идея ввести узаконенных внебрачных детей в список претендентов на королевский престол.
Влияние мадам де Ментенон, безусловно, было решающим: ее любовь к Мэну, ее неприязнь к Филиппу — всё это привело к изменению правил, которые Людовик ни за что не одобрил бы в расцвете сил: это противоречило всем принципам порядка и законности, которых он придерживался всю жизнь.
При всех стенаниях Лизелотты, жалобах Сен-Симона о «золотом веке внебрачных детей», эти принцы и принцессы должны были сыграть свою роль. Грубая реплика Лизелотты — «мышиный помет», конечно, могла бы привести в ужас такого строгого и набожного человека, как покойный герцог Бургундский, но все же вспомним хотя бы то, что внебрачных детей Карла II регулярно принимали при французском дворе.
Например, сын Барбары Вильерс, герцог Графтон, плавал вместе с дофином, а ее дочь графиня Сассекская посещала роскошные апартаменты в Версале. Сын Якова II герцог Бервикский был блестящим солдатом, так что даже Сен-Симон был вынужден признать, что его гений компенсировал его сомнительное происхождение. Положение герцога де Вандома, потомка Генриха IV, уже упоминалось выше.
Цивилизованное поведение — это одно: русский посол в Версале А. А. Матвеев в своем рассказе о жизни французского двора представил Людовика XIV и его обращение с герцогом дю Мэном как пример для подражания царю Петру Великому, у которого дома были свои собственные внебрачные дети.
Но существовала огромная разница между званием, которое Людовик выдумал для сыновей Мэна в марте 1710 года (внуков Франции), и возможным восшествием на престол Мэна или его брата графа Тулузского — оба родились, когда их мать была замужем за другим мужчиной (Хотя Атенаис была юридически разлучена с Монтеспаном до рождения графа Тулузского в 1678 году).
Брак Мэна с «маленькой жабой» Лизелотты, Бенедиктой де Бурбон-Конде, оказался на удивление удачным (хотя ее размеры не увеличились, что оправдывало раннее беспокойство Франсуазы, что вес ее драгоценностей не даст ей расти). Благодаря своему искрометному остроумию и неутомимой энергии, крошечная герцогиня создала в Ссо совершенно иной мир: это было место одновременно и высокодуховное, и интеллектуальное, где Плутарх, Гомер и Теренций были богами. Большое внимание уделялось театру, например, возрождались пьесы Мольера. В общем, это напоминало ранний двор Людовика XIV в 1660-х годах, хотя масштаб был не таким грандиозным.
У герцогини даже было свое литературное общество, Орден Мухи в меду, состоявший из сорока кавалеров, как мужчин, так и женщин; в 1703 году для него была отчеканена медаль с девизом: «Я могу быть маленькой, но берегитесь моего жала». Постепенно стало принято считать, что в Ссо можно развлекаться, но это были невинные и образные развлечения, а не разврат, и поэтому мадам де Ментенон относилась к ним терпимо.
Даже Лизелотта заставила себя восхититься новыми чудесными фонтанами — вода в то время всегда была символом статуса, — как когда-то все восхищались фонтанами в Версале.
«Ее двор был очарователен, — писала Маргарита де Кайлюс о герцогине дю Мэн. Там было так же весело, как в Версале».
Что касается экстравагантного образа жизни Бенедикты, то «она не смогла бы порадовать своего мужа большим весельем».
Естественно, герцогиня дю Мэн была в восторге от перспективы повышения ее мужа. Хотя ее племянники Бурбон-Конде были в линии наследования принцев крови, как и Бурбон-Конти, Мэн не был таковым. Теперь он поднялся на восьмое место, а два его сына были признаны внуками Франции.
Разве можно было всерьез говорить о том, что Бенедикта, рожденная принцессой крови, станет королевой Франции? Возможно, только в ее мечтах это было возможной перспективой. И все же она жила в эпоху, когда три высокопоставленных члена королевской семьи отдали богу душу в течение одиннадцати месяцев; в Англии троюродный брат покойной королевы Анны, сын недавно умершей тетки Лизелотты, Софии Ганноверской, только что вступил на престол под именем Георга I; это было то, чего уж никак не ожидалось при рождении Георга Ганноверского.
Указ, который привёл всё это в исполнение, был обнародован в июле 1714 года.
«Если со временем все законные принцы нашего уважаемого дома Бурбонов вымрут, так что не останется ни одного, кто мог бы унаследовать корону», узаконенные внебрачные дети могли наследовать.
В мае следующего года Мэн и граф Тулузский получили титул принцев крови с преимуществом перед другими принцами суверенных домов. Однако более важным для этого момента было завещание, в котором король передавал ответственность за «личность и воспитание» будущего короля-ребенка… Мэну, а не Филиппу. И снова необходимость угодить Франсуазе возобладала над необходимостью умиротворить Филиппа (который неизбежно становился будущим регентом). Такое условие завещания было явной пощечиной герцогу Орлеанскому.
- Полностью историческое эссе можно прочитать в подборке с продолжением «Блистательный век Людовика XIV».
Самое интересное, разумеется, впереди. Так что не пропускайте продолжение... Буду благодарен за подписку и комментарии. Ниже ссылки на другие мои статьи:
- Амурные дела последних из Валуа
