По правде говоря, не помню, чтобы в зале Третьяковской галереи у витрины, где образ Троицы Андрея Рублева находился десятилетия, толпились люди.
Вот и искусствоведы повторяют: никогда творение Рублева не числилось среди чудотворных, пусть и дальше тихонечко остается на своем месте.
Это правда: ни слепые по молитве у этого образа не прозревали, ни глухие не начинали слышать. Ни даже зубная боль не проходила. Ушло из памяти наших современников то чудо, за которое Сергий Радонежский русским народным историческим – чутьем, чувством, сверхсознанием? – признан – единственный в нашей истории – игуменом земли Русской. Нет, не за то, что, как написал бойкий журналист в популярной газете, он грамотно и политкорректно провел освоение русского Севера «мягкой силой», основывая монастыри. И не за то, что основал Троице-Сергиеву лавру – сердце русского православия.
За то, за что именно образ Ветхозаветной Троицы был ему в похвалу написан – за утверждение на Руси особого благодатного поклонения Троице Единосущной и Нераздельной как сияющего образца единения и согласия.
Не к тем обращено это мое письмо – не статья даже, – кто сознательно усиливает ажиотаж вокруг решения президента и Святейшего. Многие из них и не видели никогда творения кисти Рублева, а сознательно вопят для того, чтобы усилить губительный для страны раскол общества – работа у них такая, им за это деньги платят или иначе с ними рассчитываются, не знаю.
А ведь подсознательно именно они, как бесы, чуют, какую огромную опасность для них и для стоящих за их спинами таит благодатный образ. Не просто гениальное произведение искусства – образ сакральный, воздействующий на душу каждого, кто остановится и раскроет свои глаза и сердце перед тремя ангелами, нераздельными в их согласии и светлой печали. Вне зависимости от вероисповедания или атеизма взирающего. Но особо – на душу православного, осеняющего себя крестным знамением, что задано самим этим образом.
И не к тем обращаюсь, для кого «Троица» – всего лишь артефакт среди множества драгоценных художественно совершенных артефактов.
Не к коллегам - искусствоведам, для кого творение Рублева – только выдающееся произведение русского средневекового (древнерусского) искусства.
Не к музейщикам, которые, заявляя о плачевном состоянии шедевра, в сущности, сами себя бьют, как та раба, что нечисто жнет. Они-то прекрасно знают, что в храме можно создать те же условия, что и в музее: и витрину-капсулу поставить, и охрану организовать ничуть не хуже, чем в Третьяковке. Но о хранителях когда-нибудь в другой раз, это разговор особый. Тем более что всем сердцем поддерживаю их требования: все условия для сохранности святыни в храме должно быть созданы немедленно и всенепременно.
Это мое обращение прежде всего к тем, для кого православие – родная и живая вера.
Преподобный Сергий Радонежский жизнь положил на то, чтобы на Руси, веками страдавшей от розни и междоусобий и погубленной ими, по воле Господней утвердилось и спасло ее почитание Святой Животворящей Троицы – Единого Бога в трех личностях – Отца и Сына и Святого Духа –высшего образа Единения и Согласия. Чтобы образ этот лег печатью нерушимой на душу православных людей, преобразуя их разделенное множество в единый, неделимый и непобедимый НАРОД.
Как действовал при этом преподобный – в предшествующей статье о Сергии Радонежском, игумене земли Русской, о его жизни и подвиге.
Как на души действовал образ – в статье о «Троице». О великом совершенстве образа, воплощенного кистью Андрея Рублева в его со-работничестве с Духом Святым.
Здесь – лишь о сердцевине смысла образа, о том, что есть его тайное тайных, скрытое в великом творении. Потому что чаще всего говорят лишь о художественном образе «Троицы» в его гармонии и совершенстве. То есть об иконе этой как произведении искусства. Но «Троица» кисти Андрея Рублева, как всякая истинная икона – это нечто неизмеримо большее, нежели произведение искусства, ибо есть в ней то, о чем знают богословы и что чувствуют, но не всегда осознают верующие. То, что отличает иконописный образ от всякого иного.
Я тут заглянула во всезнающий интернет и ввела в Yandex вопрос: чем икона отличается от картины. И была просто тронута: существует даже методичка, в которой подробно разработана методика работы над этой проблемой с учениками 4-х и 5 классов. Притом сделано все совершенно грамотно. Проверьте сами. Отличия в содержании и форме иконы и картины названы примерно те же, что давно определены учеными искусствоведами.
Ни в школьных учебниках, ни в научных трудах светских искусствоведов-медиевистов, специалистов по истории иконописания не сказано об одном – и самом главном: в иконописном образе реально присутствует Благодать Духа Святого, живые Божественные Энергии[1]. Их ощущает сосредоточенный на молитве человек. Они воспринимаются как поток или сгусток тепла при определенном целенаправленном настрое. Благодаря прежде всего присутствию Благодати иконописный образ оказывает уподобляющее влияние на человека, грубо говоря, вступившего с ним в глубокий духовный контакт. Именно присутствие Благодати, накладывающей светлую печать на сердце человека и преобразующей душу, отличает икону от картины. Тайна русской иконы и тайна русской души соотносятся между собою как корень и росток.
В одном из текстов богослужений в дни празднования Владимирской иконы Божией Матери (21 мая, 23 июня и 26 августа) говорится о том, что, увидев образ, на котором Она была изображена с Младенцем на руках, Пречистая произнесла: «Се отныне ублажат Мя вси роди. И на ту зрящи глаголала еси со властию: с сим образом благодать Моя и сила»[2].
«Со властию» - иными словами, Своею властью Богоматерь вложила в образ силу и Благодать.
Согласно преданию, увидев изображение Лика Своего на тех иконах, которые написал и принес ей апостол, Богоматерь повторила сказанное ранее: «Благодать родившегося от Меня и Моя с сими иконами да будет».
Эта Благодать и есть тайное тайных иконы, тайна непостижимая и отличающая икону от всякого иного творения рук человеческих. Благодать чудотворная, дарящая утешение плачущим и насыщение жаждущим, возвращающая здоровье страдающим и надежду отчаявшимся и всем – веру в то, что они не одиноки на этой земле.
Разумеется, иконописный образ обладает художественным потенциалом, икона есть произведение искусства.
Никоим образом не отрицаю того, что картина (как всякое истинно художественное и антихудожественное произведение оказывает на человека определенное, и в том числе уподобляющее воздействие.
Но оно несравнимо с благодатным – преображающим действием иконописного образа.
Произведение искусства, если вывести краткую формулу, есть нераздельная целостность двух элементов: динамичного идеального художественного образа и его материального носителя[3].
Иконописный образ более сложен, выражаясь научным языком, он представляет собою «трехслойную структуру»: Благодать – художественный образ – материальный носитель. Все остальные отличия представляют собою следствие этого главного, определяющего.
Иконописный образ благодатен, поскольку художник воплощает его красками на доске в со-работничестве с Духом Святым, в процессе не творческом, а со-творческом.
В иконе художественный образ – Царствие Небесное – это камертон, настраивающий душу на восприятие благодати, которой дышит икона. Это портал, открывающий врата в храм – иномирное пространство. Воспринимающий икону только как произведение искусства подобен тому, кто останавливается у входа в храм и не входит в его пространство.
Еще большее значение имеет молитва – и в храме, и в доме, и в аудитории, и в классе. Молитва, сопровождающая даже демонстрацию иконописного образа на экране, многократно усиливает его воздействие на душу созерцающих.
До XVII века иконы писали как правило иноки в монастырях. По-особому готовились к работе, по благословению к ней приступали, в особом состоянии работали – как со-работники с Духа Святого. Так и рождался под их кистью благодатный образ.
Но начиная с XVI жизнь вторгается в иконописание все более властно. Художественный образ живого материального мира занимает все более заметное место, и икона постепенно обретает все более заметные качества художественного произведения. Церковь не могла не почувствовать этого, и в XVII веке был введен чин освящения иконы – призывания Благодати[4].
Но издревле и до времени Андрея Рублева и Дионисия русская икона исполнена Благодати.
Троица Рублева благодатна тем более, что это намоленная икона.
Спросите у любого верующего – и он объяснит вам, может быть, не очень складно, но искренне, чем намоленный храм и намоленная икона отличаются от нового храма и новой иконы. Потому странным каждому верующему было услышать предложение вместо подлинного образа кисти Рублева поставить «копию», написанную хорошим современным художником.
То главное, что дает намоленная икона, – Благодать может быть воспринята лишь оком духовным, когда искра Божия, которая ярко горит или хотя бы тлеет в каждом из нас, вступает в молитвенное общение с Богом.
Благодать недоступна разуму даже самых глубоких богословов и остается сакральной сердцевиной образа, свершая чудеса озарения или исцеления тела и души человеческой. Это Благодать порождает мироточивость или слезоистечение святых образов, создает их отпечатки на черепице, ткани или стекле ковчега, творит многие-многие чудеса.
Но вернемся к «Троице».
До Рублева явление Бога в облике трех ангелов изображали сотни и тысячи художников. В этих изображениях были Авраам и Сарра, ангелы, слуга, приносящий в жертву тельца, и нередко еще много чего. Та иконография, которая стала канонической в русском православии, явлена впервые в иконе Андрея Рублева.
А шумиха, поднятая вокруг возвращения образа «Троицы» верующим, по воле Божией только на пользу. Кричите громче, господа, увеселяйте сердца супротивников: чем громче кричите, тем больше людей, приученных идти на крик, придут в храм Христа Спасителя. Неважно, что многие – из простого любопытства. Дальше – дело Господне: образ наложит благодатную печать на душу готовую или не готовую принять ее, и останется в душе этой как Божественный Образ согласия и светлой печали о тех, кому дана будет высокая судьба сложить свои головы за веру православную, за землю Русскую.
Нонна Яковлева. Проф., д-р иск.
_______________________________________
[1] Говорю об этом, не ссылаясь на труды отцов церкви – таких, как Василий Великий, Иоанн Дамаскин, позднейших богословов и православных исследователей, таких как автор целого ряда книг Валерий Лепахин, поскольку обращаюсь не к ученым людям, не претендую на их внимание и опираясь на свой духовный и педагогический опыт, отчасти и на свою подготовку историка русского искусства. Доклад мой на тему структуры иконописного образа в свое время вызвал интерес и немалое число приглашений опубликовать его в зарубежных изданиях.
[2] Цит. по: Л.А. Успенский.. Богословие иконы православной церкви. М., 2001, с.28.
[3] Возникая в сверхсознании – творческой сфере сознания художника, художественный образ развивается от замысла к его завершению как динамика смыслопорождающей формы, преобразуя материю. А затем авторский художественный образ в восприятии зрителя или слушателя проходит путь к созданию нового образа-восприятия, впитавшего опыт воспринимающего человека и преобразуемого им.
[4] Впервые чин освящения иконы зафиксирован в богослужебном Требнике Петра Могилы, изданном в 1646 году. Во время освящения происходит призывание Благодати в освящаемый образ.