"Воронья мать" 4 / 3 / 1
Тяжелобольная тётка совсем не могла ходить. Она умоляюще смотрела на Весту, пока та вскакивала и закрывала окна и двери.
— Не могу уйти, — кричала Ядвига на всю округу. — Не могу бросить тебя!
— Брось, — умоляла Веста, — не мучай меня и себя.
— Твой отец не пускает меня, — по лицу Ядвиги бежали крупные слёзы. — Он говорит, что без меня ты не проживёшь.
— Я проживу, уходи… Я не буду винить тебя в том, что осталась одна. Уходи! — умоляла Веста.
— Закрой мне глаза…
Это были последние слова Ядвиги.
В ту ночь была сильная гроза. Раскаты грома оглушали, они как будто проникали в сердце и похищали оттуда спокойствие, населяя его тревогой.
Веста смогла похоронить Ядвигу только через три дня. Та просила предать её земле по христианским обычаям. Племянница исполнила волю умершей.
В день похорон неподалёку от родного дома сгорела мельница, а на следующий день и сам дом.
Веста едва успела выскочить из него. Очень быстро рухнула крыша. От дома осталась только кучка пепла.
Соседи жалели несчастную Весту, но ночлег не предлагали.
Погорелице нужно было что-то предпринимать. А пока она ночевала под открытым небом на широкой деревянной лавке, которую мастерил отец для сна под луной.
Три ночи Веста смотрела на небо и молилась.
А по утрам ходила в лес, собирала ягоды.
Четвёртая ночь неожиданно решила проблему с отсутствием жилища.
От нескольких бессонных ночей Веста провалилась в сон и даже не сразу очнулась, когда сгорбленная старуха била её по щекам и ворчала:
— Очнись уже, девка!
Веста вскочила на ноги, испуганно смотрела на старуху.
— Разлеглась тут, — тараторила та укоризненно. — Дай теперь мне прикорнуть. Ноги уже не идут.
Веста от неожиданности развела руками, хотела спорить, мол, это её лавка и её двор.
Но старуха уже забиралась на лежанку, смешно корячась и кряхтя.
Когда она улеглась и вздохнула с облегчением, произнесла:
— Если чёрт придёт, скажи, чтобы подождал. Вон там пусть ждёт, у липы. Я приму его, как отосплюсь.
Веста поёжилась от страха.
Она была зла и вовсе не собиралась сторожить старухин сон.
Но та уже храпела, да так громко, что петухи стали кричать на час раньше. Приняли, видимо, храп за голос одного из сородичей.
Утро всё не наступало. И чёрт не приходил. Веста то и дело прислушивалась и оглядывалась по сторонам. Боялась пропустить гостя.
— Что, не приходил? — удивлённо выпалила старуха, поворачиваясь на другой бок. — Ну и гадость… Или ты, девка, его прогнала?
Веста замотала головой.
— Ну и ладно. Ему надобно это, не мне…
Старуха опять захрапела, но ненадолго.
Потом освободила лавку, распустила свою косу и стала гребнем расчёсывать волосы, приговаривая:
— Птичка гнезда не совьёт, собака щенка не примет, свинья не понесёт, а человек счастия не увидит, коли ты мне чёрта не приведёшь сюда.
Веста покрылась мурашками.
— Да-да! — сказала старуха. — А ты как думала? Дочку загубила, а теперь хочешь жить спокойно?
— Я её не губила, — прошептала Веста.
— Да не свисти ты мне тут соловьём, милая! Полинка твоя — душа неприкаянная. Прицепилась она ко мне. Просит тебя образумить.
— Нечего меня стыдить, — возмутилась вдруг Веста. — Не ваша это боль, не вам меня тут поучать.
— А кому ещё ты нужна, девка?! — воскликнула старуха. — Пойдём со мной. Если есть буза*, бери с собой. Пригодится. В ведрину* звери пожалуют, тогда вспомнишь меня.
Веста мало что понимала.
Всё казалось ей затянувшимся сном.
— Нет у меня бузы, — пробормотала Веста.
— Ну так найди. По соседям пройдись.
Веста как чумная пошла по соседям. Никто не поделился, кроме одной соседки по имени Светлана.
Она дала несколько кусков и подозрительно посмотрела на Весту:
— У тебя же скотины не имеется.
— Заимеется, — ответила Веста.
— Ты, может, голодная? — соседка протянула два пирожка.
Веста жадно схватила их. Один положила в карман, во второй вцепилась зубами.
— Ой, иди уже, — произнесла соседка и закрыла дверь прямо перед носом просящей.
Когда Веста вернулась к старухе, та одобрительно кивнула, а потом сказала язвительно:
— А пирожок-то, небось, для меня припасла.
Веста нехотя вытащила его из кармана и подала старухе.
Та чавкала и хрюкала от удовольствия.
— Ничего, доберёмся до хаты, я тебя накормлю.
Где была хата старухи, долго ли идти, Веста не знала.
Она шла ведомая кем-то. Часто спотыкалась, два раза упала, разбила коленку.
Старуха ни разу не споткнулась. Весте казалось, что она и не шла вовсе, а летела над низким травяным покровом дубового леса, не цепляя при этом кочки.
Уже с темнотой вошли в какое-то селение.
В некоторых домах из окон вырывался слабый свет от свечей и ламп.
Старуха велела остановиться у одного из домов.
Веста послушалась.
— Входи первой. Ключ под половиком на крыльце. Располагайся. Я по делам быстренько слетаю и домой.
Старуха очень быстро стала отдаляться. Весте даже показалось, что она завидует такой старухиной прыти.
Не желая долго оставаться на улице, вошла-таки в дом.
Он состоял из одной просторной комнаты.
На удивление там было очень чисто. Чего нельзя было сказать о хозяйке дома.
Две кровати вдоль стены были застелены белоснежными покрывалами. При лунном свете, подглядывающем в окно, они даже блестели.
Веста, после всего пережитого, даже боялась присесть на белоснежные постели.
Но пересилила себя и тотчас утонула в мягкости кровати.
— Ох, — невольно вырвалось из груди молодой женщины. — Ох…
Она прилегла на краешек и почувствовала, как сон пленит её, как он тяжелит веки, наливает их свинцом и закрывает, и закрывает…
Снился отец. Он был суров. Смотрел на дочь сверху и молчал.
Веста ползала вокруг него и умоляла сказать что-нибудь. А он перед тем, как исчезнуть, погрозил пальцем.
Веста вскочила с кровати и увидела старуху.
Та неожиданно выпрямилась и совершенно перестала быть похожей на себя.
Улыбнувшись, бывшая старуха протянула Весте руку и промолвила:
— Меня зовут Рада.
Буза* — каменная соль, которую давали животным.
Ведрина* — ясная, тёплая, сухая погода.