О рассказе «Красная сосна» (1993)
Время продолжить разговор о Юрии Иосифовиче Ковале и его высоком, глубоко человечном искусстве, начатый не так давно. Я долго размышляла и примеривалась к этой необыкновенной личности, большому русскому писателю, чей слог по легкости и изяществу не уступает пушкинскому. Перебирала в памяти «Суера-Выера», «Самую легкую лодку в мире», «От Красных ворот», «Васю Куролесова», «Полынные сказки», но остановиться решила именно на «Красной сосне». Не потому, что остальные произведения менее интересны или более известны, а потому, что рассказ дает очень сильный и совершенно необычный взгляд на вечную боль души русской. Но обо всем по порядку.
Начнем с того, что «Красная сосна» - абсолютный литературный шедевр. И по чистоте языка, по его кристальной точности, краткости и по удивительному сочетанию горького юмора и глубокой печали. По тому изумительному умению в частном показать общее, а в малом — великое, свойственное большой классической литературе. И по тому ощущению безысходности в сочетании с непременной надеждой, почувствовать и показать которую так трудно и в жизни, и в искусстве.
С первой же фразы окунаемся в историю, современную и вневременную. Магия совершенного языка обволакивает, а неповторимая Ковалиная интонация, так созвучная всей нашей литературе, задает нужный тон, изливает мягкий свет, пронизывающий произведение и наполняющий душу чистой музыкой слова: «Тогда-то, в феврале, на набережной Ялты, в толпе, которая фланирует меж зимним зеленым морем и витринами магазинов, я увидел впервые этого человека».
Интонация, с которой написан рассказ, не просто нежная, не просто задушевная. Это интонация покаянная. Человек, о котором ведется рассказ, не имеет имени. Он — это все мы; в каждом из нас — частичка его души. Души обычного маленького человека, не примечательного, не выдающегося. Человека, попавшего под каток власти и расплющенного этим катком.
За всю свою читательскую жизнь я не встречала истории репрессированного, настолько пронзительной и жалостливой. Коваль не описывает тяготы лагерной жизни, шокирующие подробности и прочее, чем так богата литература конца 80-х — начала 90-х. Но герой этой истории настолько несчастен, настолько одинок и подавлен прошлым, в котором угадывается предательство и непонимание, потери и унижения, так остро передана глубокая психическая травма от грубого соприкосновения с безжалостной властью, малейший отзвук которого свинцовой гирей откликается в его израненном сердце, что переворачивается душа. И все становится понятно. По отдельным фразам и по общему тону повествования.
"Красная сосна" написана по высоким законам, не признающим «непоэтическое, контровое» (Б. Пастернак) искусство. Искусство Юрия Коваля не бьет напрямую, но ощупью, по отдельным деталям, ассоциациям, воспоминаниям воспроизводит прошлое маленького чудаковатого человечка с изломанной судьбой. Перед нами встает большая трагедия маленького человека, попавшего в тиски власти и растоптанного ею.
Когда меня хватают за руки, я отчего-то сразу начинаю падать, очень кружится голова. Я бы и сейчас, наверно, упал, да вспомнил вашу сосну. Вы знаете, что я вам скажу’? Надо быть сосною. Вот уж кто крепко стоит на земле! И как держится за небо!.. Но я, конечно, видел… видел, как падают сосны. Невыносимое зрелище.
В этой пронзительной исповеди прочитывается тяжелая жизнь. Сосна как символ гордости и свободолюбия, красная по цвету крови, пролитой во имя свободы и справедливости. Невыносимая боль, сопровождающая гибель большого и высокого. Растоптанное достоинство и невозможность ничего сделать, никак не противостоять. Перед нами эскиз души, по которому можно восстановить портрет целого поколения, да и не одного. Вся наша история, повторяющаяся, не заканчивающаяся, выражена в нескольких эпизодах из жизни странного маленького человека, безымянного, живущего в каждом из нас.
У Коваля нет ненависти, нет горечи и безысходности. Есть живая человечность, оберегающая душу от выгорания и преждевременной смерти. Есть открытость и милосердие, бесценные качества души, которая выстояла и не ожесточилась. Она очень ослабла в борьбе за право быть собой и почти разбилась вдребезги, но светлое открытое пламя любви горит в ней ясным негасимым светом, освещающим окружающую тьму. И сила этого света бесконечна.