Для кого-то «пражская весна» лишь политклише, кочующее по газетным страницам. Для небольшой группы старшекурсников факультета журналистики МГУ образца шестьдесят восьмого года за этими словами – лица гостей из Карлова университета, ставших в считанные дни общения нашими друзьями, а для некоторых и больше, чем друзьями.
Они появились неожиданно. Кто и зачем их прислал (может быть, выслал?) из охваченной фрондой Праги в ортодоксальную Москву, для нас было тайной, которую, впрочем, мы не старались выведать. Было их человек десять. Девиц и парней – поровну.
Денек-другой чешские пары держались особняком. Много курили, обнимались на виду у всех, по сторонам смотрели без видимого любопытства. Кому-то даже показалось, что все они в свадебном или просто романтическом путешествии. Но так продолжалось недолго. Первой перешла невидимую границу и окружила себя новыми поклонниками белокурая красавица Марта. Именно она привела своих земляков на нашу традиционную, почти еженедельную, «тусовку» в старой коммуналке Аллы Зайцевой – бессменного старосты первой на факультете телевизионной группы.
Слова этого «тусовка» мы тогда не использовали. Может, это лучшему, ибо «тусовка» – это на показ, а нам всегда хотелось другого – не светиться, не маячить.
Не так много пили, почти не курили, просто общались. Политикой не интересовались. Скорее друг другом, да и то довольно спокойно и сдержанно. Зайцевский кружок стал для многих из нас устойчивым мостиком из провинциальной домашней жизни в не всегда понятное и довольно часто опасное столичное бытие. Здесь не надо было казаться и изображать. Можно было промолчать весь вечер или, наоборот, проговорить, излагая кому-то «бешено талантливую» идею использования скрытой камеры. Что нас притягивало друг к другу, в общем, понятно: дефицит искренности и свободы вокруг. Наверное, сложнее так же определенно назвать истоки интереса к нашей компании таких очень разных и в то время уже вполне состоявшихся творческих личностей, как операторы Михаил Суслов и Евгений Чуковский, скульпторы Владимир Лемпорт, Николай Силлис, Вадим Сидур, дирижер Максим Шостакович, поэт и портной Эдуард Лимонов и... Дело не в списке имен. Дело в принципе. Думаю, с нами было интересно, потому что мы были почти первобытно естественными. Сейчас это звучит и грустно и смешно. Что было – то было, но прошло. К сожалению, быстрее, чем следовало.
...Не знаю, кто на кого больше повлиял: мы на гостей или они на нас. Нет, не разговорами об Александре Дубчеке или генерале Свободе. Факт остается фактом – очень скоро чешские пары распались окончательно. Рыженькая Вера, постреляв глазками в мою сторону, как-то быстро переключилась на Фиму Фиштейна, и у них все сладилось. Ее недавний жених (имени, к сожалению, не помню) стал все крепче держать за руку пышнотелую армянку Нелю Ованесян... Но об этом чуть позже. Сначала о другом – об интересе к нашим вполне безобидным встречам, проявленном, как принято говорить, компетентными органами. Точнее было бы назвать это беспокойством, «как бы чего не вышло». Спасибо декану Ясену Николаевичу, который взял на себя ответственность за наши слова и мысли. Этого вполне хватило, чтобы все прошло без видимых последствий. Но от греха (идеологического) подальше чехов все же решили отправить на родину побыстрее. Очень скоро мы провожали их на Белорусском вокзале.
До августовского ввода войск в Прагу оставалось менее полугода, до интернациональных свадеб названных выше людей – год. Их жизнь сложилась по-разному. Неля недолго прожила с чешским мужем. Ефим уехал навсегда. Почти сразу стал работать на радиостанции «Свобода», удивляя многих слушателей точным знанием наших реалий.
***
Преподаватель английского на факультете – элегантнейший Владимир Ильич Юньев провел перекличку нашей группы и, как мне показалось тогда, на какое-то время потерял дар речи. Мало того, что одна из первокурсниц, симпатичная брюнетка, представилась Беленькой, так она еще явилась на занятие в легкомысленных солнцезащитных очках. После паузы прозвучал изысканный английский комплимент умению девушки обратить на себя внимание, а затем предложение все же дать возможность всем нам увидеть и цвет ее глаз. Те, кто помнит Юньева, знают, что он прекрасно умел добиваться желаемого. Добился на... мою голову.
Прошло много лет, но яркую гамму увиденного я помню прекрасно. Правый глаз девушки был карим и шустрым, а левый... скрылся от постороннего любопытства за полновесным хулиганским синяком. «Откуда это у вас?» – спросил Юньев, на всякий случай перейдя на русский язык. Ответ был, конечно, более пространным, но сейчас мне хочется сформулировать его так: «От Хороша...»
Наум Моисеевич Хо́рош – гроза студентов и легенда факультета – журфака МГУ. Бескомпромиссный творец его спортивной славы.
Надо же было так «завести» в спортзале две смешанные баскетбольные пятерки, что в разгаре борьбы за мяч случилось то, что случилось: столкновение лбами.
Темным очкам было позволено вернуться на прежнее место, но еще довольно долго необычный «макияж» Иры Беленькой оставался в нашей группе хорошей основой для практических занятий английским. Вопрос о происхождении синяка (по-английски – «черняка») нужно было сформулировать без единой ошибки.
А в нашей семье, которая возникла, конечно, поближе к окончанию учебы, этот анекдотичный элемент первого знакомства всегда становится поводом для ностальгических воспоминаний не только о собственной молодости, но и о тех очень разных людях, которые нас окружали...
Начало воспоминаний здесь
Автор: Аркадий Бедеров. Эссе из книги «И гавань встреч, и порт ночных утрат... Охотный ряд...»: [сборник]. - М.: Новый ключ, 2023. Предоставлено для публикации издателем, Вадимом Рахмановым.