Словно крылья выросли у Алимы за спиной. Она лучилась счастьем, улыбнулась снисходительно даже Мирославе, которая наблюдала за ее сборами нахмурив брови.
Глядя, как служанки причесывают Алиму, только что выкупанную и пахнущую травами, Мирослава прислушивалась к себе. То, как она восприняла новость, что Алиму позвал их "господин", как тут называли Мансура, удивила ее саму. Едва служанка передала Алиме весть, как в груди Мирославы разлился жар. Ей вдруг захотелось стереть довольную улыбку с лица Алимы, расцарапать ее чуть желтоватое личико. Она смотрела, как Алиму одевают и убеждала себя, что просто разозлилась от того, что рушатся ее планы побега. Ведь она ждала встречи с Мансуром, лишь для того, чтобы он разрешил ей выходить на улицу? Но в глубине души, Мирослава понимала, что это так лишь отчасти. Ей хотелось увидеть Мансура снова, получше разглядеть его, запомнить голос.
Наконец счастливая Алима выпорхнула из гаремной юрты. Ее сопровождала старая служанка из гарема и служанка Мансура, тащившая поднос с едой для господина и его гостьи. Обитатели становища, украдкой, рассматривали девушку, и она испытывала гордость. пусть ей завидует весь мир - она счастлива!
Служанка быстро поставила поднос с едой на стол и ушла, оставив Мансура и Алиму одних. Девушка прильнула к любимому, но он, к ее удивлению, не раскрыл объятий, как прежде. Мансур был задумчив и Алима, слегка отстранившись, вглядывалась в его лицо.
-Что с тобой, господин мой? - спросила она певучим, нежным голоском.
Мансур не ответил, лишь погладил ее по щеке кончиками своих шершавых пальцев.
-Накрой на стол, я голоден! - после недолгого молчания произнес сын хана и Алима тотчас бросилась исполнять его волю.
За столом Мансур продолжал отмалчиваться, не смотря на старания девушки развлечь его рассказами о том, как скучала она без него. Вскоре фантазия Алимы иссякла и она поникла, как сорванный цветок, замолчала, борясь со слезами.
Насытившись, Мансур захотел утолить и жажду плоти. Алима никогда прежде не видела его таким. Обычно Мансур был ласков с ней и она растворялась в его объятиях, таяла как масло на жарком солнце. Сегодня он не думал о ней. Настойчиво, и даже немного грубо, он удовлетворил свое желание. Потом вытянул ноги на топчане и закрыл глаза. Алима тихо лежала рядом, боясь шевельнуться. "Может я в чем-то провинилась?" - думала девушка, - "Ах, если бы только я смогла родить ему сына!"
Мансур повернулся на бок и Алима заботливо укрыла его плечи покрывалом, а сама еще долго не могла уснуть, размышляя над странным поведением своего господина.
Мирослава ждала возвращения Алимы. Она готовилась не выдать своих чувств при виде счастливой девушки, но явилась Алима была явно расстроенная. "Может он и с ней решил не развлекаться?" - поподумала Мирослава, а вслух спросила, на ломанном монгольском языке:
-Как поживает господин?
Алима хмуро глянула на Мирославу и не ответила, подтвердив догадку девушки, что между ней и Мансуром не все прошло гладко. Мирослава немного воспряла духом, надеясь, что теперь придет и ее очередь.
Она не ошиблась. В полдень ей сообщили, что настал ее вечер. Мирослава не удержалась и взглянула на Алиму. Она увидела в глазах девушки боль. Отгоняя не прошенное чувство жалости, Мирослава тряхнула головой. "Нельзя! Мне надо думать о себе!" - решила она. - "У Алимы было много возможностей и я своей не упущу!"
В этот раз она охотно разрешала себя мыть, умасливать и наряжать. Сама завязала на талии пояс, красивым бантом, как научила когда-то матушка, и на свой лад расправила длинные бусы.
Сердце в груди трепетало, как испуганная птичка. Никогда еще девушка не испытывала столь противоречивые чувства. Она словно раздвоилась. Одной ее половине хотелось поскорее обрести свободу, любой ценой, даже ценой собственного бесчестья. Другой - хотелось увидеть Мансура, получше узнать его.
Когда настало время отправляться, Мирослава мысленно просила прощения у Бога, за то, что собирается совершить грех.
Как и в прошлый раз, в юрте, кроме служанки никого не было. Она узнала девушку и заулыбалась ей. "Может у них традиция такая, что господин не встречает рабыню в юрте?" - подумала Мирослава.
В этот раз она внимательно оглядела убранство просторного помещения. Все было чисто и аккуратно, но явно не хватало женской руки. Мирославе припомнились многочисленные салфетки, которые они вязали с матушкой долгими зимними вечерами, вышитые разноцветными нитками рушники. Отец любил вырезать из дерева фигуры зверушек и на окнах их дома, меж ставнями, жили деревянные медведи, волки, зайцы... Здесь все было строго - однотонные циновки и темные покрывала. Единственным ярким пятном, был висевший на стене ковер, с разноцветным орнаментом.
Почувствовав за спиной движение, Мирослава резко повернулась. В дверях стоял Мансур. Мирослава слегка поклонилась, в знак приветствия. Заставить себя совершить глубокий поклон, как ее учили, она не смогла. Мансур заметил это и довольно улыбнулся. Храбрость этой девушки внушала уважение. Мансур шагнул к ней. Он видел, что девушка старается не показать ему, как боится. Она повыше подняла голову и смотрела на него с вызовом, как человек, которому уже нечего терять в жизни.
Мансур вошел в юрту. Увидев девушку, он на мгновение замер. Дыхание сбилось и долго сдерживаемое желание прорвалось наружу неудержимым потоком. Не осознавая, что делает он быстро шагнул к ней, протянул руку и стянул с нее головной убор. Длинные, золотистые волосы, освободившись из тугого плена, рассыпались по плечам мягкими волнами. Он осторожно коснулся их, ощутив свежий запах трав. Она стояла неподвижно, глядя ему прямо в глаза и в них Мансур увидел вызов, мгновенно остудивший его. Он опять ощутил то странное чувство, что не желает неволить ее, ломать эту гордую стать. Он лишь погладил ее по шелковистой щеке.
От прикосновения Мансура, Мирослава вздрогнула. По ее телу пробежала теплая волна, которой до той поры она не знала. Захотелось убежать от того неведомого, что росло в ней. Она должна была чувствовать отвращение, но его не было. Наоборот, хотелось чтобы эта рука и дальше касалось ее.
-Не бойся! - сказал Мансур, неверно истолковав ее реакцию.
-Я не боюсь! - ответила Мирослава и он удивленно посмотрел на нее, вспомнив, что в прошлый раз она его не понимала.
-Ты уже знаешь язык? - спросил он.
-Я учу! - Мирослава ответила с нескрываемой гордостью. Лила хвалила ее за успехи, говоря, что она очень быстро все схватывает.
-Тогда может поедим? - спросил Мансур, указывая на накрытый стол.
Она кивнула, вспомнив свое намерение завоевать его доверие.
Они принялись за ужин. В молчании, робко поглядывая друг на друга, они утоляли голод.
Мирославе не очень хотелось есть, но, чтобы не обидеть сидящего перед ней мужчину, поела немного плова и запила глотком кисловатого вина. Напиток немного ударил ей в голову и Мирослава поняла, что напряжение отступает, уступая место теплу, разлившемуся по телу.
-Как тебя зовут? - спросил Мансур, видя, как у девушки зарозовели щеки.
-Мирослава! - ответила она.
Марсур попытался про себя повторить это имя, но понял что вряд ли сможет правильно его произнести.
-Оджин! - сказал он.
Девушка смотрела на него, не понимая, что за слово он произнес.
-Оджин теперь твое имя! Это значит "дарующая свет"!- пояснил Мансур.
-У меня есть имя! - сказала Мирослава, поджав губы., - Мне не нужно другое!
-Нужно! Ты живешь здесь и будешь носить имя, которое я тебе дал!
В Мансуре проснулось упрямство. Никогда он не слышал, чтобы невольница, отказывалась от имени, данного ей и теперь не знал, как себя вести.
-Мать и отец дали мне имя, когда я родилась! Твое имя не нравится мне!
Мансур вскочил на ноги и она поднялась вслед за ним. Двое молодых людей, стояли друг против друга и между ними словно потрескивали маленькие молнии.
Мансур подался вперед, обхватил девушку руками и притянул к себе. Он зарылся носом в ее волосы, коснулся губами шеи, почувствовав, как пульсирует жилка, отражая частое биение ее сердца. Все мысли вылетели из его головы и он потянулся к ее губам. Мирослава, поборов первое оцепенение, задергалась в его руках, пытаясь вырваться. Никто еще никто не целовал ее. Она знала только нежные материнские поцелуи, да и то, лишь тогда, когда была еще ребенком. Поцелуй Мансура не походил ни на что, испытанное ею ранее. Жесткий и нежные одновременно, он давил волю, затуманивал разум.
-Нет! - воскликнула она, изо всех сил отталкивая его руками.
-Почему? - спросил Мансур, еле сдерживаясь, чтобы не наброситься на нее вновь.
-Нельзя! Только муж может так делать!
Мансур засмеялся.
-Для тебя - я муж!
Мирослава смотрела на него с непониманием. «Что он такое говорит? Муж? Он шутит?» - пронеслось в голове. А Мансур уже снова обнимал ее.
-Если ты муж, отведи меня гулять! - сказала Мирослава, снова вырываясь.
Мансур смотрел на нее оторопело. Странная просьба, больше похожая на приказ, удивила его. Он не понимал, зачем ей это.
-Отведу! Завтра! - пообещал он и снова протянул к ней руки. На этот раз Мирославе не удалось вырваться. Да вскоре ей и расхотелось это делать. Тело предало ее, расслабившись под умелыми руками мужчины. Она не заметила, как скользнули на пол сорочка и шаровары, как рассыпались по полу бусинки, сорвавшиеся с порванной Мансуром цепочки.
Ночью она лежала без сна, рядом с человеком, который назвался ее мужем и думала, как быть дальше. Она понимала, что то, что произошло с ней не правильно, грязно, но не испытывала отвращения. В ней то просыпалась надежда, что теперь она получит больше свободы и сможет сбежать, то накатывали волны страха, что на родине ее не примут. Ведь она уже была нечиста, соединившись с человеком, который был пусть и не прямым, а все же виновником ее плена.
«Ну и пусть! Лучше я стану жить отшельницей в родных лесах, чем невольницей здесь! Уж мама с папой точно не отвернутся от меня!» - решила она наконец. Сон сморил ее, и девушка не слышала, как Мансур ушел.
По возвращении в гарем, Мирославу снова осмотрели. На этот раз лекарша была довольна и сообщила Даве-хатун, что все прошло, как надо.
-Я теперь жена! - заявила Мирослава и все вокруг оторопели.
- И с чего же ты это взяла? - спросила Дава-хатун строго.
-Мне сказал Мансур!
-Жена живет в юрте мужа, или он строит для нее отдельную юрту, если жен несколько. А ты вернулась сюда! Здесь живут только наложницы!
-Но ведь он сказал…
-Забудь! - отрезала ханша и велела служанкам отвести девушку на место. Ей было некогда растолковывать глупой рабыне, что слова мужчины не стоит воспринимать всерьез.
Мирослава села на свой топчан, под любопытным взглядом Алимы, которая сразу поняла, что ее соседка и соперница чем-то недовольна. Для нее, хмурое лицо Мирославы, стало бальзамом на душу. Вернись она довольной и веселой, и сердце Алимы не выдержало бы. Она не спала этой ночью, терзаясь видениями, как сильные руки Мансура ласкают другую.
Служанки быстро разнесли по гарему, что Мирослава возомнила себя женой господина. За ужином, девушки, не имеющие иных развлечений, чем сплетни, вовсю подтрунивали над ней. Мирослава отмалчивалась, погруженная в свои мрачные мысли. «Значит он обманул меня? - думала она. - Наверное обманул! Он ведь не выполнил своего обещания, не отвел меня гулять! А вдруг он больше не позовет меня никогда и я так и останусь жить в этих стенах, среди этих хихикающих, довольных своей участью пустышек?»
-Эй! Жена хана! - обратилась к ней одна из девушек, - Не передашь ли мне лепешку?
Мирослава не выдержала, вскочила на ноги. Ее чашка полетела в сторону говорившей, которая чудом успела увернуться.
Подскочила одна из служанок и схватив Мирославу под локоть потащила от стола.
-Ты чего это удумала! - выговаривала она ей, больно щипая за бок, - Еду бросать нельзя! Сегодня будешь голодная!
Мирослава сжала зубы и решила не отвечать ей. Она легла на свой топчан, отвернулась к стене, не желая никого видеть.
Когда Мансур проснулся утром, он долго смотрел на Мирославу, свернувшуюся клубочком на самом краю топчана. Она дышала так тихо, что Мансур наклонился послушать, жива ли она. Ее лицо было почти детским и Мансуру захотелось обнять ее и защитить ото всех бед, которые могли обрушиться на девушку. Он решил сходить на реку и подумать, что делать дальше. Плавая в прохладной воде, он думал об обещании, которое дал ей. В его власти было вывести девушку на прогулку, достаточно только дать распоряжение, но ему хотелось большего. Он хотел, чтобы она всегда была рядом. Чтобы возвращаясь в юрту, как вчера вечером, он видел ее.
Когда Мансур вернулся, девушки уже не было. Служанка, прибиравшая со стола сказала, что ее увели в гарем. Мансуру показалось, что юрте стало пусто и безрадостно. Желание видеть Оджин, как он теперь называл ее про себя, стало почти невыносимым. «Я возьму ее в жены!» - решил Мансур и отправился к отцу.
Азамат-хан удивился, услышав о желании сына. Обычно, первой и старшей женой, становилась женщина из своего или родственного становища, монголка. Наложниц часто тоже брали в жены, особенно, если первая жена не могла родить сына. И подчинялась такая женщина старшей жене, выполняя больше роль служанки. А уж, чтобы сын хана, взял первой женой наложницу, такого даже старый Азамат не мог припомнить.
-Если уж девушка так запала тебе в душу, то женись сначала на девушке нашей крови, а уж потом на наложнице! Зачем тебе жена, не знающая наших традиций и не умеющая, как подобает, вести хозяйство? - наставительно произнес Азамат.
Мансур упрямо поджал губы.
-Разреши, отец! Она будет хорошей женой и всему научится!
Но на этот раз Азамат-хан проявил твердость по отношению к любимому сыну.
-Ты не просто мужчина нашего рода, Мансур! Ты сын хана! Возможно именно тебе предстоит со временем занять мое место! Я мог бы закрыть глаза на такую свадьбу, будь на твоем месте простой пастух или конюх! Но тебе я этого позволить не могу! Я подберу для тебя достойную жену и после свадьбы с ней, ты будешь волен жениться на ком хочешь!
Отец говорил твердо и Мансур не посмел ослушаться. Пусть будет так, как он хочет, но без Оджин он не сможет больше прожить и дня!
-Я исполню твою волю отец! - сказал Мансур и вышел.
Он распорядился, чтобы Оджин привели к нему, как можно скорее…