"Наше всё" и не очень известный эпизод из его биографии.
Психологи говорят, что кризис тридцати лет у человека проходит под лозунгом "надо что-то делать". Тридцатилетний Пушкин решил, что надо срочно ехать на войну.
Надо сказать, идея сменить перо на шпагу бродила в кудрявой голове довольно давно. Ещё год назад Александр Сергеевич просил императора зачислить его в армию и отпустить бить турок, а заодно проведать любимого младшего брата Лёвушку. Самодержец подумал-подумал и рассудил: Лёвушка - это ещё полбеды. Но Пушкину были категорически не рекомендованы контакты с декабристами, а их в Закавказье служил целый полк. Да и вообще - а ну как пришибёт кто ненароком солнце русской поэзии. Зачем оно надо?
Так что император сказал твёрдое "нет". Пушкин обиделся и на какое-то время притих. А потом за месяц до юбилея молча собрался и уехал на Кавказ, "забыв" хотя бы формально предупредить своего персонального жандарма Бенкендорфа. Последний, естественно, и без пушкинских предупреждений прекрасно обо всём знал (распоряжение о секретном надзоре прибыло в ставку командующего Паскевича, чем сам Александр Сергеевич), но обиду затаил.
Попав в армию, Пушкин первым делом поинтересовался, где тут турки и когда их можно будет начать бить: "Я говорю о тех турках, которые бросаются с криком и оружием в руках. Дайте мне, пожалуйста, видеть то, зачем сюда с такими препятствиями приехал".
Турок по первому запросу ему не выдали, так что Александр Сергеевич решил поискать их сам. Когда во время перехода через Саган-Лу началась перестрелка, Пушкин прихватил с собой кто бы сомневался декабриста Семичева и поехал "посмотреть новую для себя картину". А там, естественно, турки. Оружия у Александра Сергеевича не было, зато вокруг имелось достаточное количество убитых казаков. У одного из них поэт одолжил пику и с воинственным кличем поскакал в сторону врага. А за ним - Семичев, которому командование посулило оторвать голову, если с Пушкиным что-нибудь случится.
За те несколько минут, которые потребовались Семичеву для поимки поэта, Пушкин успел изрядно эпатировать и турок, и своих. Представьте - несётся на вас некто в развевающейся бурке, наброшенной поверх щегольского статского сюртука. На голове - элегантный цилиндр, в руке пика. И - вопит. Удивишься тут, пожалуй.
Каким-то чудом Пушкин не пострадал, и Семичеву удалось удалось увести его подальше от передовой.
На какое-то время Александр Сергеевич посчитал свою жажду приключений удовлетворённой и решил, как сейчас бы сказали, побыть в моменте: "Лагерная жизнь очень мне нравилась. Пушка подымала нас на заре. Сон в палатке удивительно здоров. За обедом запивали мы азиатский шашлык английским пивом и шампанским, застывшим в снегах таврийских. Общество наше было разнообразно".
Но командование особо не обольщалось. В перерывах между здоровым сном в палате и шашлыками поэт периодически озвучивал мысль о том, что "на этот раз он непременно схватится с турком". Паскевич догадывался, что сделает с ним Бенкендорф, если Александр Сергеевич пострадает. Поэтому офицеры Отдельного Кавказского корпуса одним глазом смотрел на поле боя, а вторым следили за Пушкиным и всячески его оберегали.
Но даже притом, что в самую гущу событий Александра Сергеевича старались не пускать, он всё равно ухитрялся находить себе неприятности. Например, около крепости Гассан-Кале Пушкин решил, что ему нужно принять ванну выпить чашечку кофе, полез купаться в горячий железо-серный источник - да в нём чуть и не остался. От "целебной водички" поэту стало так плохо, что он практически потерял сознание и еле смог выбраться из купальни. Пушкин даже немного обиделся на источник и впоследствии язвительно написал в "Путешествии в Арзрум", что местные совершенно напрасно надеются на лечебные свойства этой воды.
Паскевичу пришлось держаться чуть больше месяца. После взятия Эрзерума Пушкин засобирался домой. Дело в том, что в городе началась эпидемия чумы, и мысль о ней была Александру Сергеевичу "очень неприятна с непривычки". Когда Пушкин явился к командующему, чтобы сообщить о своём решении, тот на радостях даже подарил поэту трофейную турецкую саблю.
Через неделю Александр Сергеевич был дома. Там его уже ждал Бенкендорф. Но это, конечно, совсем другая история 😉
ПРИМЕЧАНИЕ: фрагменты текста, выделенные курсивом, - это цитаты из пушкинского "Путешествия в Арзрум", которое он опубликовал через несколько лет после описанных событий.
ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ:
Пушкин А.С. Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года. Россия, 1835
Путешествие в Арзрум. Россия: Ленфильм, 1937
Айвазян К.В. О "Путешествии в Арзрум" Пушкина // Труды Первой и Второй Всесоюзных Пушкинских конференций. 25-27 апреля 1949 г. и 6-8 июня 1950 г. М.; JL, 1952
Анненков П.В. Материалы для биографии A.C. Пушкина / П.В. Анненков. - М.: Современник, 1984.
Гавриляченко С. "Гнал и я османов шайку" // «Московский журнал». История государства Российского, 1999, № 6
Дубшан Л. Путешествие во время чумы Звезда, 2001, №6.
