И все-таки у войны не женское лицо
Рассказ «Аннушка» о судьбе юной девочки сразу после окончания медицинского училища призванной в армию и погибшей в первые месяцы Великой Отечественной войны был опубликован несколько лет назад накануне Дня Победы. Пришло много откликов. Нынешние студенты-медики и их преподаватели решили увековечить память тех юных защитниц Родины. Я, к сожалению, мало что знал об Аннушке, не знал даже её фамилию. Отец мой вскоре после того, как рассказал о ней, умер. Он ушел из жизни очень тихо, незаметно для окружающих. Кормил своих любимых снегирей, и вдруг внезапная остановка сердца. Бабушка и дедушка ушли в мир иной еще в семидесятые годы прошлого века, поэтому дополнительную информацию об Аннушке получить мне было не у кого. Так и остались лишь старая фотография да рассказ отца. Я часто думаю о том, сколько же таких мальчишек и девчонок сложили голову, защищая Родину, еще по сути и не начав жить. У многих из них, как у Аннушки, не осталось родственников, и канули они в лету, растворившись со своим маленьким подвигом в общем большом подвиге советского народа.
Год спустя, после публикации рассказа, я получил большое письмо от одного ветерана, волею случая, прочитавшего его. Звали ветерана Михал Михалычем. Он, как оказалось, был другом юности, одноклассником и соседом моего отца. Сразу после войны поступил в авиационное училище, служил в военно-транспортной авиации, вышел в отставку в звании подполковника и жил все последние годы в Иркутске, за тысячи километров от нашего маленького городка. В свои 83 года вел активный образ жизни и даже освоил компьютер. Письмо от него пришло по электронной почте.
Михал Михалыч с ностальгией вспоминал свою юность, родной город, родную улицу, где жил он вдвоем с мамой в коммуналке, в одном подъезде с моими дедушкой, бабушкой и отцом. Эта улица и этот дом сохранились до сих пор. Двухэтажный дом с одним подъездом, первый этаж из кирпича, второй деревянный, высокие потолки, в каждой квартире летняя терраса. Вся улица утопала в зелени, клены, черемуха, сирень, яблони и вишневые деревья в садах. Жители, словно в деревне, все знали друг друга, поддерживали друг друга, ходили в гости. Это помогало в лихую военную пору. Михал Михалыч часто бывал в гостях в семье моего отца, любил играть в шахматы на летней террасе, пить чай с вишнёвым вареньем, которое очень хорошо готовила бабушка. Вместе с отцом ходил в секцию бокса, а еще, как и отец, в пятнадцать лет первый раз влюбился, в девочку Надю, которая тоже училась в медучилище в одной группе с Аннушкой и даже была её подругой. Очень красочно описал Михал Михалыч их походы на танцы, в кино, за грибами в ближайший лес. «Надышаться мы с твоим отцом не могли на своих девчонок, пылинки с них готовы были сдувать, на руках всю жизнь носить. Дедушка твой шутил, что и свадьбу нам сыграют в один день, когда подрастём, и мы в это верили. Надя моя, как и Аннушка, тоже была девчонкой скромной, доброй и очень симпатичной. Любовь у нас возвышенная, романтичная, почти как в книжках. Любили мы с твоим отцом сидеть на чердаке, это было наше потаенное место. Рассказывали друг другу секреты, делились планами. Даже про первые поцелуи рассказали полушепотом. И на выпускной к нашим девчонкам в медучилище вместе ходили. Аннушка и твой отец были там самой красивой парой. Гуляли потом до рассвета, сначала вчетвером, потом разделились на пары. А на следующий день – война. В первые дни все были уверены, что это ненадолго, что Красная Армия отбросит врага и разобьет в его логове. Но дед твой думал иначе, говорил, что война эта продлится не один год и затронет каждого. Его самого в армию призвали в августе 41-го, а в июле проводили мы на фронт Аннушку и Надю. Никогда не забыть мне проводы на вокзале, стоны, слезы и ужас на лицах. Мы с твоим отцом тоже мечтали пойти на фронт, как же, наши хрупкие девчонки воюют, а мы, здоровые парни-спортсмены, прохлаждаемся в тылу. Но нам было всего пятнадцать, какой уж тут фронт. Помню, как читали на чердаке первые письма от девчонок, каждую строчку по многу раз. Распределили их медсестрами в разные роты, но в одном полку. Надя продолжала писать, а Аннушка вдруг замолчала. В сентябре пришла на неё похоронка. На отца твоего страшно было смотреть, весь осунулся, почернел, стал молчаливым. Даже когда после войны нашли её могилу, не верил, всё ждал, может быть, поэтому и женился поздно. А я ждал Надю, продолжал любить её, чуть не каждый день писал письма, представлял себе, как однажды вернется она с войны, и мы снова будем вместе. Наде повезло, она осталась жива. Два легких ранения, медаль «За отвагу» и поздней осенью 44-го вернулась домой.
Сзади нашего дома есть тропинка, по которой можно было выйти на большую дорогу, ведущую к вокзалу. По этой тропинке уходили на войну жители улицы, по ней же некоторые возвращались домой. До сих пор стоит в глазах, как медленно шла Надя с большим солдатским мешком за плечами. Я, прямо в чем был, бросился на улицу. Сколько мыслей и чувств промелькнуло в голове за эти минуты. Сейчас, сейчас я увижу её, мою любимую девочку. Встретились мы уже во дворе. Бросилось в глаза, как она сильно изменилась. Юная, нежная, светлая девочка превратилась во взрослую, много повидавшую и пережившую женщину. Когда обнимались, повеяло чем-то неведомым, чужим и холодным. Это был совсем другой человек, лишь отдаленно напоминающий ту, мою любимую, Наденьку. Вечером всем домом собрались на кухне в её квартире. Пришли в основном женщины, мужчины, кто погиб, кто еще воевал. Когда под утро все разошлись, мы с ней остались на кухне вдвоем. Еще во время вечерних посиделок обратил внимание, как Надя несколько раз выходила в коридор курить, как много она выпила самогона, как во время разговора то и дело вылетали у неё нецензурные слова. Сейчас я понимаю, что это всё последствия фронтовой обстановки, а тогда, внутри меня рушился её светлый образ, уходила насовсем девчонка, которую я любил. Она почувствовала мое состояние, провела шершавой рукой по моим волосам, вздохнула тяжело и сказала с горечью, хриплым от папирос голосом: «Убила нашу любовь, Мишенька, проклятая война». Долго сидели молча, потом разошлись.
От соседской девчонки Даши Орловой, с которой Надя дружила еще до войны, узнал я потом, что была моя девочка походно-полевой женой командира роты, храброго офицера, на пятнадцать лет старше. Погиб он в 42-м. Были у неё потом и другие отношения…
Через полгода я поступил в военное училище, а Надя вскоре вышла замуж за Федю Крупина. Он тоже учился в нашей школе. С войны вернулся без ноги.
У отца твоего война забрала любимую девушку совсем, а у меня иначе. Я тоже всю жизнь храню довоенную фотографию Наденьки и часто смотрю на неё по вечерам».
Прочитав письмо Михал Михалыча, я вспомнил седую женщину с улицы моих бабушки и дедушки, Надежду Петровну Крупину, всю жизнь, проработавшую медсестрой в городской больнице. Вспомнил и её хромого мужа дядю Федю. Дядя Федя много пил, Надежа Петровна часто ругала его за это, говорят, что даже поколачивала иногда. Бабушка моя не любила её, говорила, «дымит как паровоз, не всякий мужик столько курит». Каждый год, 9 мая, Надя и Федя надевали боевые награды и шли под ручку в городской сквер на митинг. Умерли в 90-е один за другим.
Недавно я приезжал в родной город. Прошелся по той самой тропинке, и вдруг представил себе, как юные и красивые отец, Миша, Аннушка и Надя идут на выпускной вечер в субботу 21 июня 1941 года, в последний мирный день, в последний день своей юности...
Автор: Владимир Ветров
Подписываясь на канал и ставя отметку «Нравится», Вы помогаете авторам