Я всегда воспитывал свою дочь как маленькую принцессу, которую никому и никогда я не дам в обиду. Пусть только попробует ее кто-то тронуть, сразу будет иметь дело со мной.
Йозеф Фритцль, отец 8-летней Лиззи
– Мало ли чего она хочет, ей восемнадцать лет! Я не позволю какому-то недоумку тратить время моей принцессы. Я сам буду решать, с кем ей встречаться.
Йозеф Фритцль, отец 16-летней Лиззи
Очень трогательные высказывания любящего отца, не правда ли? А может все-таки это уже болезнь? В какой именно момент любовь к своим детям начинает их разрушать?
Точку отсчета сложно определить, но когда Йозеф Фритцль приложил к лицу своей дочери тряпку, смоченную в эфире, и оттащил девушку в подвал, эта точка явно оказалась позади. В следующий раз Элизабет увидела свет только спустя 24 года.
Как все начиналось
Йозеф Фритцль родился в маленьком городке Амштеттен в Австрии в 1935-м году. Отец его погиб на фронте, а мать была ярой противницей режима Гитлера, за что впоследствии и была отправлена в концлагерь. В день ареста матери он твердо уяснил: главное, чтобы люди ничего против тебя плохого не думали. Дом должен выглядеть красиво, с соседями нужно поддерживать хорошие отношения, ну а то, что происходит за закрытыми дверьми – никого не касается, вот там-то он и может быть царем и Богом.
Когда Йозефу было 10, его отправили на воспитание в приемную семью, в которой помимо него было шестеро детей. Новые родители оказались весьма строгих правил. Отец нередко поколачивал мать, а та частенько приходила в детскую комнату, чтобы беззвучно поплакать и напомнить себе, ради чего она терпит все эти мучения. Йозеф презирал эту тихую и вечно печальную женщину за слабость, а вот тирана-отца он уважал: тот всегда добивался своего, в доме все подстраивалось под отца. Если тот задерживался на работе, они ужинали глубоко за полночь, так как дети должны есть лишь после мужчины. Если отец хотел поспать днем, то детей немедленно выгоняли играть на улицу. Приемный сын больше других раздражал мужчину, но эта нелюбовь заставляла Йозефа только лучше стараться, чтобы привлечь внимание мужчины. Фритцль буквально копировал поведение опекуна.
– Запомни, у кого в семье деньги, у того и власть. Никогда не позволяй своей женщине работать, тут же перестанешь быть хозяином в своем доме. У тебя – деньги, у нее – дети, – повторял ему отец, когда пребывал в особенно благодушном настроении.
Мальчик запомнил урок. Вскоре он закончил школу, получил высшее образование по специальности «Электротехника» и женился на юной и необразованной семнадцатилетней девушке по имени Розмари, от которой тут же стал требовать родить как можно больше детей.
К середине 1960-х у пары родилось уже семеро детей. Еще на пятом ребенке жена Йозефа молила его подписать согласие на гинекологическую процедуру, которая раз и навсегда обезопасит ее от беременности, но Йозеф даже думать об этом запрещал, как и о любых других методах контрацепции.
– Я из семьи порядочных католиков, у нас было не принято убивать детей, это против воли Бога! – раз за разом повторял мужчина.
После войны правительству нужно было как-то исправлять демографическую ситуацию, поэтому по телевидению и радио без конца говорили о том, как важно, чтобы в семье было много детей, а если у мужчины вдруг появилась любовница, то нужно подумать, что с женой не так, а не обвинять во всем мужчину. Йозеф всегда очень внимательно слушал радио и старался полностью соответствовать тому, что говорили в эфире. Он прекрасно знал, что нужно соответствовать ожиданиям правительства, чтобы его дети потом не воспитывались в приемных семьях.
"Я вырос в годы фашизма, а это значит любовь к тотальному контролю и абсолютное доверие к власти. Вероятно, это слишком сильно повлияло на формирование моей личности"
Йозеф Фритцель
Шестым ребенком в семье стала очаровательная Лиззи, всеобщая любимица и красотка, а вот седьмой ребенок родился с набором серьезных врожденных заболеваний. Нужно было признать: их младший сын никогда не будет полностью здоров и никогда не сможет обходиться без помощи родителей.
Лечение стоило очень дорого, а семья и так едва сводила концы с концами. Вдобавок к этому Розмари стала бояться оставаться наедине с мужем, чтобы ни в коем случае не забеременеть еще раз. Йозефу казалось, что на работе его совершенно не ценят, а денег вечно не хватало. Конечно, он и помыслить себе не мог, чтобы признаться Розмари в том, что зарабатывает недостаточно много, поэтому предпочитал обвинять жену в том, что она слишком много тратит. Мужчину потихоньку затягивала в зыбучие пески долговая кабала, но вместо того, чтобы попытаться выпутаться из ловушки, мужчина предпочитал коротать вечера перед телевизором.
Где-то в 1966-м году жена Йозефа стала все чаще отказывать ему в постельных ласках. Мужчина стал злоупотреблять алкоголем, а в состоянии подпития непременно хотел воспользоваться какой-нибудь девушкой «посвежее». Несколько раз номер «проходил». Йозеф знакомился с девушкой, а потом фактически ее насиловал, но наутро жертва не шла в полицию, опасаясь слухов в маленьком городке. Йозеф Фритцль – добропорядочный семьянин, кто ей поверит. Вскоре мужчина вовсе потерял страх и стал залезать в дома к девушкам, а потом насиловал, угрожая ножом. И снова никто не шел в полицию. Кто им поверит? Даже сами девушки наутро не верили себе. Впрочем, вскоре появилась особа посмелее и выдвинула-таки обвинение. Вот только суд даже при неопровержимых доказательствах, не очень-то поверил жертве. Добропорядочный семьянин все-таки, ну познакомился на беду с девушкой и изменил жене, а любовница обиделась и обвиняет черт-те в чем. Йозеф отделался условным сроком. Правда, все эти тяжбы привели к тому, что мужчину уволили с работы, и тот прочно уселся дома на диване перед телевизором.
На дворе были 1960-е годы. Со дня на день ядерная война. По крайней мере, буквально все телепрограммы на западе в один голос трубили: не сегодня – так завтра. В школах проводили инструктаж на случай, если в окне вдруг неожиданно начнет подрастать ядерный грибок, а населению настоятельно рекомендовали продумать план действий на тот случай, если наступит Апокалипсис.
В моду вошло строительство частных бункеров. Такие инициативы даже поддерживала администрация города. Амштеттен находился на самой границе с ГДР, так что градус общей напряженности тут был выше среднего. В самом городке с 1938-го не происходило ровным счетом ничего, а единственной объединяющей темой для разговора была ядерная угроза. Дипломированный электротехник, специалист по воздуховодам Йозеф Фритцль от нечего делать решил построить бункер. Разрешение на это он получил в считанные дни, а вот благоустройство укрепленного подвала заняло у мужчины несколько лет.
Буквально каждый день он спускался в подпол и проводил там по несколько часов, в которые семья имела возможность отдохнуть от вечных придирок строгого отца. Через пару лет Йозеф вновь устроился на работу, затем занялся небольшим частным бизнесом, но по-настоящему его интересовал только бункер.
– Когда война начнется, вы все на меня молиться будете, – ворчал мужчина, когда кто-то из домочадцев говорил что-то скептическое по поводу его хобби.
Элизабет
Один за другим дом на окраине Амштеттена покидали дети Йозефа Фритцля. Девочки выскакивали замуж или просто сбегали из дома с первым же мальчиком, который обратил на них внимание. Мальчики уезжали в столицу, отправлялись путешествовать или шли учиться. Короче говоря, все они делали ровно то, что запрещал Йозеф. В конце концов, у Розмари и Йозефа осталось только двое детей: 11-летняя Элизабет и ее 10-летний больной мальчик. Другие дети иногда заезжали, чтобы повидаться с матерью, но старались сделать это так, чтобы не пересекаться с отцом. Йозеф свирепел, если узнавал, что к ним заезжал кто-то из «бывших детей».
Лиззи росла веселой, яркой и улыбчивой девочкой с белокурыми волосами и очаровательными ямочками на щеках. Конечно, как и все домочадцы, она боялась отца: тот часто мог вспылить, хотя вроде бы никакого повода не было, а мог наоборот быть подозрительно добр к ней. Девочка не понимала, почему отец начинает орать, когда дочь запирает дверь в комнату. Если Лиззи запиралась в ванной, отец неизменно придумывал, за что ее наказать «домашним арестом». Впрочем, самым ужасным для девочки было то, что отец строго следил, чтобы у Лиззи не было никаких друзей, и прежде всего мальчиков. С другими дочерьми он не управился, но вот Лиззи – его последний шанс. Она не должна его разочаровать.
Борьба за свободу
– Главное дотерпеть до восемнадцати, а там уже твоя жизнь будет принадлежать только тебе, знаешь же, верно? – успокаивала Лиззи старшая сестра, которая чаще других приходила навещать маму и сестру с братом.
Старшая сестра и вовсе уехала из дома в шестнадцать, отец бесновался тогда недели две, а потом объявил, что этой дочери у него никогда и не было.
Когда младшей дочери Йозефа было пятнадцать к ним в школу пришли активисты, чтобы пригласить старшеклассников на летнюю стажировку.
– Давай запишемся? Будет весело! – предложила одноклассница.
Отец запрещал дочери задерживаться после уроков или с кем-то ходить гулять, но с этой девочкой у Лиззи все равно сложились почти дружеские отношения. Они даже вместе обсуждали красавчика классом старше, с которым иногда удавалось переброситься парой слов.
Конечно, отец запретил Лиззи даже думать о том, чтобы ехать на курсы официанток в Вену, но Лиззи решилась на рискованный шаг и сбежала. Несколько дней стажировки стали самым счастливым временем для девочки. В кафе она моментально превратилась во всеобщую любимицу, но спустя пару дней в тот ресторан ворвался взбешенный Йозеф, выцепил взглядом Лиззи и, ни слова не говоря, потащил ее к выходу. Когда администратор попыталась как-то вразумить мужчину, мужчина прорычал:
– До тех пор, пока ей не исполнится восемнадцать, она моя собственность, и только я решаю, где ей быть и что делать.
С этим спорить было невозможно. Перед стажировкой все школьники должны были принести письменное разрешение от родителей, но Лиззи, конечно же, подделала подпись на этой бумаге. Когда обман вскрылся, ей оставалось только одно: вернуться к родителям.
В семнадцать лет девочка закончила школу, но отец запретил ей даже думать о том, чтобы уехать куда-то учиться. Мать и сестра Лиззи умоляли девочку дождаться восемнадцатилетия, чтобы отец уже не имел над ней никакой власти и не мог помешать ей жить. Лиззи ждала.
Буквально за пару недель до своего дня рождения подруга предложила девушке съездить на несколько дней в Вену. Это должно было стать настоящим приключением. Возвращаться назад Лиззи уже не собиралась.
Узнав о том, что дочь сбежала, Йозеф обезумел от ярости и помчался в полицию, но там все прекрасно знали о не вполне здоровом понимании заботы у мистера Фритцля, поэтому предложили тому успокоиться и пойти спать. Старый электрик пообещал, что нажалуется начальству, и помчался по другим инстанциям. В конечном счете, Йозефу удалось убедить Интерпол объявить дочь в розыск, и через несколько дней Лиззи насильно вернули домой. Естественно, отец пообещал, что отныне девочка на пожизненном домашнем аресте.
Мир вокруг стремительно менялся, а Йозеф чувствовал, что стареет и теряет свою власть. Все выходило из-под контроля. Он больше не разбирался в устройстве современной техники, на работе его знания уже никому не были нужны, дети разъехались и больше не желали его знать, а бункер, на строительство которого он потратил столько сил, стоял без дела. Ядерная война так и не случилась, а из главы семьи он уже превратился в брюзжащего и бесполезного старика, который только грозит, но ничего не может сделать.
Подвал
– Спустись в подвал, помоги мне установить дверь, – вполне дружелюбно предложил Йозеф Лиззи.
С момента ее эпичного возвращения интерполом прошло уже несколько недель, ей исполнилось восемнадцать и теперь она чувствовала, что наконец обрела свое право на жизнь. Она даже согласилась на свидание с парнем, которого они с подругой когда-то обсуждали в школе. Отец все еще злился на нее, но сейчас вроде бы говорил с ней спокойно. Лиззи решила, что так отец хочет с ней помириться.
Девушка с готовностью спустилась по одиннадцати ступенькам в подвал, увидела дверь, которую сейчас поддерживал отец и принялась помогать. В следующую секунду Йозеф приложил к лицу дочери остро пахнущую тряпку, и Лиззи потеряла сознание. Пришла в себя она лишь на следующий день.
– Видишь, на какие меры пришлось пойти из-за тебя? Я научу тебя слушаться, паршивая ты овца, – чересчур спокойно и с явным удовольствием сказал отец, наблюдавший за ней, стоя на лестнице.
Лиззи поначалу подумала, что отец собирается продержать ее в подвале день или два. Примерно такой план и был у Йозефа, но потом ему понравилось, и несколько дней превратились в несколько месяцев, а затем и в десятилетия. Долгое время девушка огрызалась и дерзила отцу, который приходил сюда дважды в день, но тогда Йозеф прекращал приходить, выключал электричество и систему кондиционирования. Девушке приходилось по несколько дней проводить в абсолютной темноте и тишине, экономя не только еду, но также воду и воздух. Она попыталась наладить с отцом контакт, старалась быть с ним вежливой и любезной, но с каждым днем мужчине требовалось все больше, все сильнее он осознавал власть над своей пленницей. Это была уже не его дочь, а молодая и строптивая девушка, которую нужно было усмирить и подчинить.
Точно также он усмирял жену, когда они только начали жить вместе, но ее он так и не смог «научить вести себя правильно», потому что та всегда находила способ уйти из-под его контроля. Сейчас Йозеф чувствовал, что ему дали второй шанс. Через пару лет Йозеф начал насиловать свою дочь, что вскоре привело к первой беременности девушки.
На три метра выше
– Полагаю, она убежала с каким-то из своих мальчиков. Я пытался образумить ее, но вы же знаете, что с этой дрянной девчонкой невозможно было управиться. Помните, как я привез ее из Вены за месяц до исчезновения? Она сделала свой выбор и опозорила семью, больше не о чем говорить, – сказал Йозеф Фритцль в полиции.
Ему поверили, ведь он и правда держал детей в ежовых рукавицах. Все также видели, что такой подход к воспитанию привел лишь к тому, что старика прокляли и забыли все его дети, кроме младшего сына, который не мог сам о себе позаботиться.
Люди сочувствовали одиноким старикам, особенно тихой и безответной Розмари. Мать Лиззи проявила стойкость лишь однажды: она потребовала, чтобы Йозеф обратился в полицию всвязи с исчезновением младшей дочери.
– Мне кажется, что она здесь, совсем рядом, а я не могу ей помочь, – повторяла женщина.
Йозеф решил, что будет выглядеть подозрительно, если он не захочет разговаривать с полицией, а на следующий день вдруг неожиданно понял, что уже не сможет выпустить Лиззи из подвала. Как он это сделает? Проучить дочь и несколько дней продержать в подвале – это одно. Изображать печаль из-за ее исчезновения, ломать комедию перед полицией и держать взаперти взрослую дочь больше месяца – это уже грозит уголовным сроком.
Поначалу он запрещал себе думать о том, что будет делать с Лиззи через еще один месяц или через год, а потом поверил в то, что на самом деле заботиться о дочери, ведь он действительно починил воздуховод, когда стены подвала покрылись плесенью, а в помещении уже невозможно было дышать, он приносил ей еду, а однажды даже притащил радио в подарок на день рождения.
Зарабатывать деньги с каждым годом ему становилось труднее, а на Лиззи приходилось тратить значительную часть доходов. Когда с деньгами становилось туго, он по привычке злился и наказывал уже не жену, но дочь, лишая ее света, еды и воздуха. Кто приносит в дом еду, тот и прав. Нельзя допускать, чтобы они думали, что могут прожить самостоятельно. Этому с детства его учил отец. Жена вечно пыталась найти помощь, и поэтому не научилась подчиняться как полагается, но вот Лиззи неоткуда ждать помощи.
Люди чувствовали, что с Йозефом Фритцлем что-то не так. Сварливый старик с кустистыми, нависающими бровями и самодовольной ухмылкой не нравился жителям городка, но его побаивались. Мужчина всегда был готов написать жалобу или донос в местное управление на соседа или коллегу, если кто-то смел поступить против его воли. Соседи по дому даже решили, что будет проще оставить попытки продать свой дом. Пара собиралась переехать в Вену и выставила дом на продажу, но все покупатели обязательно сталкивались с Йозефом и тут же отказывались от всяких притязаний на дом. Соседи уехали, а дом стал приходить в запустение.
Постепенно Йозеф захватывал понемногу клочки чужой земли, затем обустроил в заброшенном доме себе мастерскую, а еще через пару лет даже объединил подвалы своего и соседского домов, превратив бункер Лиззи в достаточно просторную, но насквозь заплесневевшую квартиру.
Дети
Йозеф ужасно перепугался, когда узнал, что Лиззи забеременела в первый раз. Он боялся, что плод инцеста окажется больным и не способным к жизни, впрочем, отвезти Лиззи на аборт он тоже не мог себе позволить, поэтому маскировал свою тревогу вспышками гнева и агрессией. Он то наказывал дочь, то избивал, то начинал морить голодом. В итоге у девушки все же случился выкидыш, но через несколько месяцев она вновь забеременела и вскоре родила дочь Керстин, а через год – сына Штефана.
Дети стали для Лиззи товарищами по несчастью, любимыми друзьями и единомышленниками, с которыми она теперь вместе противостояла приходу самодовольного монстра, который несколько раз в неделю скидывал в бункер пакет с едой, а иногда снисходил до них, и тогда нужно было играть заранее прописанный спектакль под названием «Идеальная семья». Если они плохо справлялись с ролью, то следующий пакет с едой падал на дно бункера в тот момент, когда обитатели бункера уже ложились на кровать и бессильно ждали смерти.
Третий ребенок Лиззи родился спустя почти десять лет после того, как Йозеф замуровал в подвале собственную дочь. Девочка родилась болезненной и очень слабой. Ребенку требовался медицинский уход, не говоря уж о свежем воздухе и хорошем питании. Девочка без конца кричала. Всякий раз, когда Йозеф спускался в подвал, ребенок начинал заливаться плачем.
– Йозеф, у тебя все там в порядке? – с тревогой в голосе спросила Розмари, постучав в двери подвала.
Мужчина никогда не запирал все двери бункера, когда приходил навестить свою вторую семью, поэтому только одна-единственная дверь в тот момент отделяла женщину от дочери и внуков, о существовании которых она даже не знала.
– Никогда не смей меня здесь тревожить, поняла, – прорычал Йозеф, едва приоткрыв дверь подвала.
Розмари так сильно испугалась, что навсегда зареклась даже близко подходить к «мастерской» мужа.
Спустя несколько дней Йозеф спустился в подвал, когда все спали. Лиззи вздрогнула и проснулась, лишь когда ее отец уже взял на руки ее десятимесячную малышку.
– У тебя места больше появится, или ты хочешь, чтобы она как червь здесь гнила? Как ты? – бросил Йозеф, когда Лиззи попыталась остановить его.
Подкидыши
«…Надеюсь, вы станете лучшими родителями для моей девочки, чем я».
Так заканчивалось долгое и пространное письмо, которое Лиззи написала под диктовку Йозефа для матери и полиции. Фритцль сделал вид, что нашел десятимесячную малышку у дверей своего дома вместе с письмом и парой погремушек.
– Это ты ее воспитала, теперь тебе и расхлебывать, – сказал Йозеф, вручая малышку жене.
Через несколько месяцев положение девочки удалось легализовать. Йозеф и Розмари стали официальными опекунами внучки, а в городе вовсю стали судачить о непутевой матери-кукушке Лиззи Фритцль. Йозефу сочувствовали и даже поддерживали как могли. Казалось, что шестидесятилетний Йозеф получил вдруг возможность еще раз насладиться юностью и отцовством, вот только узники подвала раздражали своим вечным нытьем и дурным запахом.
Через год в семье Йозефа и Розмари появился еще один подкидыш. Девочку назвали Моникой.
– Странно, что она даже не навещает детей, – посетовала соседка Йозефа, увидев его на улице с двумя малышами.
– Такая вот она уродилась, что теперь сделать? Может, ей запрещают, не знаю, – вывернулся мужчина.
В 1997-м году Лиззи родила близнецов. Дети без конца болели и плакали. Один ребенок явно срочно нуждался в медицинской помощи, но Йозеф его попросту придушил, а второго пожалел и отнес наверх. К тому моменту узники в нем ничего уже больше кроме раздражения не вызывали. Жизнь в подвале не казалась ему настоящей, и все убийства, совершенные там, он не воспринимал, как настоящие.
К каждому подкидышу Йозеф прикладывал письмо от Лиззи. В последней записке Йозеф потребовал, чтобы Лиззи написала о том, что вступила в особую религиозную организацию, которая запрещает иметь детей. Следуя примерно такой логике: «ясное дело, все сектанты только свальным грехом занимаются, а детей выкидывают, сатанисты-извращенцы».
Освобождение
Последнего ребенка от отца Лиззи родила в 2003-м году. До счастливого дня освобождения оставалось еще долгих пять лет. За эти годы в их подвале появились некоторые удобства вроде телевизора, видеомагнитофона, радио, небольшой кухни и даже ящика с игрушками и цветными карандашами. Лиззи старалась дать своим старшим детям хоть какое-то образование, но большей частью, для всех них единственным окном в жизнь стал телевизор: там показывали деревья, парки, необычные места и красивые дома, – жизнь, которой никогда не было у Лиззи и ее детей.
Старшие дети девушки стали для нее помощниками и лучшими друзьями, что вполне логично, ведь Лиззи оказалась в подвале в восемнадцать лет, а Керстин и Штефан уже были как раз такого возраста. Лет с пятнадцати они начали задавать неудобные вопросы, на которые Лиззи не знала, как ответить, а Йозеф, слыша их, свирепел. Как и хотел, он стал для них Богом. Очень злым Богом, которого боялись и ненавидели.
– Он защищает нас и содержит. Ты даже не представляешь, как опасен мир наверху. Без него мы бы не справились, – говорила поначалу Лиззи. Ни Штефан, ни Керстин не знали, каково это – жить наверху. Они верили.
Чем больше они смотрели программ по телевизору, чем чаще они готовились к голодной смерти, когда Йозеф переставал к ним приходить, тем слабее становилась их вера. И все же они не представляли, каково это – жить на свободе.
В 2008-м году Керстин вдруг заболела. Неделю девушку мучила горячка, которая стала постепенно напоминать агонию. Самое страшное, что Йозеф вот уже несколько дней не приходил в бункер, хотя они умоляли его принести лекарства. Штефан тогда вспылил и чуть было не напал на отца с кулаками. Лиззи подняла глаза наверх и увидела те одиннадцать ступенек на пути к свободе, которые невозможно было преодолеть.
В отчаянии она взбежала по ним и начала колотить по двери бункера, и те неожиданно открылись. Лиззи, не веря своим глазам, бросилась вниз и вместе с сыном они оттащили умирающую девушку наверх. Когда Лиззи бросилась к телефону, чтобы позвонить медикам, их увидел Йозеф, но врачи уже ехали к ним домой, а Розмари шла по коридору к мужу, чтобы узнать, что там внизу за шум. Йозефу ничего не оставалось, как отвезти девушку в больницу, где ей поставили острую почечную недостаточность.
– Дайте ей таблетки и выписывайте, я отвезу ее к матери, – прорычал Йозеф, узнав, что одним уколом дело не обойдется.
– Не можем, сэр, нужны история болезни или хотя бы пусть приедет мать и расскажет, чем она в детстве болела, – спокойно объяснил ему врач. Он списал злость Йозефа на то, что тот переживает за девушку, вроде бы внучку, как он сказал.
В тот же день в больницу приехала полиция. Один из сотрудников вдруг вспомнил о том, как Лиззи Фритцль пропала много лет назад, а теперь вот в больнице вроде бы ее дочь, а Йозеф совсем не переживает.
– Она стала членом какой-то секты, сделала свой выбор, – бросил Йозеф и поспешил уехать домой, сославшись на неотложные дела.
Полицейские позвонили консультанту по сектам, который жил в соседнем городе. Тот даже засмеялся, когда услышал о странных рассуждениях Йозефа.
– Серьезно? Секта, которая запрещает иметь детей и пропагандирует свальный грех? А как в нее вступить, я вроде как готов? – ерничал мужчина, – Если серьезно, любая секта построена по принципу религии и заинтересована в том, чтобы максимально ограничить жизнь адепта и заставить его привлекать новых членов. Все секты обожают, чтобы им рожали детей. Этот Йозеф явно недалекий человек и совершенно точно врет.
Ну а дальше полиция под угрозой немедленного ареста потребовала, чтобы Йозеф привез в больницу мать девушки. Когда Лиззи успокоили и убедили в том, что Йозеф ей больше не навредит, она начала говорить. Лиззи на тот момент было 42 года.
Что было после
Йозефа Фритцля признали психически больным человеком и отправили на пожизненное заключение в нечто среднее между тюрьмой и домом престарелых, причем под другим именем, так как опасались за жизнь пожилого садиста. Лиззи тоже сделали новые документы и выделили охрану, так как женщина вместе с детьми стала объектом всеобщего внимания. По неподтвержденным данным, она вместе с детьми живет в одном из небольших городков Австрии и вроде бы вышла замуж за одного из своих охранников. В их доме нет подвала и строго-настрого запрещено выключать свет и закрывать двери.
Что там по психологии
Несколько раз приходилось слышать о том, что случай Лиззи Фритцль является примером Стокгольмского синдрома. Это не так. Та патологическая и травматическая связь, какая возникла между Лиззи и отцом за эти годы, не имеет ничего общего со Стокгольмским синдромом. Если коротко, это травматическая связь на основе выученной беспомощности. Если человеку без конца повторять, что он ничтожество и не способен выжить в реальном мире без чужой помощи, а вдобавок пару раз пресечь его попытки что-то сделать, начнет формироваться выученная беспомощность. Если ее созданием занят нарцисс-садист, то спустя какое-то время человек перестанет верить в то, что из подвала вообще можно выбраться.
Тут можно привести в пример знаменитый эксперимент с собачками, благодаря которому и открыли этот феномен: одни собачки были заперты в клетке, из которой они могли выйти. Когда в клетке их били током, они начинали метаться по ней и вскоре выскакивали на свободу. Других собачек запирали в клетке, из которой им было не выбраться, и тоже начинали бить током. Они тоже метались по клетке, но потом, осознав бессмысленность этих попыток, ложились и просто начинали скулить. Они не поднимали головы даже в тот момент, когда дверь клетки открывалась.
Йозеф Фритцль – психопатичная личность с развившимся со временем садистическим расстройством личности. Как и все люди с нарциссическим комплексом, единственным чувством, которое они могли испытывать, был стыд. На глубокую привязанность он был не способен, а своих домочадцев считал собственностью. Лиззи с детьми в бункере была его коробкой с игрушками. Когда у него было настроение, он играл с ними, а в остальное время игрушки должны были смирно лежать в темноте и ждать, когда хозяин заинтересуется ими. В таком подходе не было злости или желания причинить боль, здесь было прогрессирующее желание научить как делать правильно, к которому примешивался растущий страх, что правда выплывет наружу, стыд, который для этого человека был совершенно непереносим.
Мать Лиззи Розмари – классическая жертва нарциссического садиста. Женщина смирилась с ролью жертвы, не пыталась выбраться из собственной клетки, хоть и не была заперта в бункере, и попросту предпочитала «не замечать», закрывать глаза на все, что боялась видеть. Она не могла помешать Йозефу, но не могла бы жить и с мыслью о том, что муж держит в бункере дочь, поэтому предпочитала не знать и не видеть, смотреть в другую сторону. Вот только человек, который предпочитает отворачиваться от ужасных событий, чтобы только их не видеть и не переживать, всегда знает, в какую именно сторону нужно отвернуться.
