Итак, как и было обещано, поговорим вкратце о Льве Лунце, о котором вы, скорее всего, даже не слышали. Но это можно понять: в школе его не проходят, книги не издают, точнее сказать, почти не издают. Насколько я знаю, в начале двухтысячных выпущен однотомник «Обезьяны идут!» в Санкт-Петербурге, тиражом в … 600 экземпляров. Так нам заново открывают писателя, о котором один из его сверстников сказал: «Золотой Лунц серебряного века».
Не берусь судить, насколько это справедливо, но давайте доверимся мнению Горького, Тынянова, Федина, Чуковского… Эти мэтры отечественной литературы считали молодого коллегу по перу талантом и даже талантищем, и скорбили по поводу его преждевременного ухода из жизни. Умер он действительно рано – в двадцать три года, - в 1924-ом, в Германии. Нет, эмигрантом он не был, ехал за границу лечиться, до последнего дня надеялся вернуться в Россию и вновь окунуться с головой в ее литературную жизнь, но с болезнью его не смогли справиться и европейские медики…
Впрочем, с эпизода смерти начинать знакомить читателя с человеком негоже, потому начнем с рождения. Родился Лев в 1901 году в обеспеченной интеллигентной семье, - отец провизор, мама музыкант, с отличием окончил гимназию и историко-филологический факультет университета, свободно говорил на шести языках (в том числе на старофранцузском и древнееврейском), считал, что образованность – обязательное условие для занятия литературным трудом, поскольку с читателем всегда надо делиться знаниями и умением грамотно излагать мысли. (Ах, как это злободневно звучит сегодня, особенно когда читаешь самиздатовскую литературу и знакомишься с наивными признаниями авторов, что пишут они с ошибками, но надеются, что найдется «каректар» и выправит их рукопись. Нет, Лунц прав, шесть языков, может, знать и не обязательно, но как минимум родным-то языком, если взялся за литературный труд, владеть необходимо!).
Ну да ладно, поговорим собственно о творчестве Льва Лунца.
Понимаете, какое дело, в далекие двадцатые годы прошлого века он писал о том, что ждет Россию, наше общество, через энное, скажем так, время. Через какое? Ну попробуйте судить об этом сами.
Вот пьеса «Город правды». Город социальной справедливости, где размеренная, спокойная, весьма правильная жизнь. Здесь не воруют, не убивают, не обманывают. И сюда волею случая заходят люди иной философии. Им мало всего. Мало хлеба, мало зрелищ. Законы города – не про них. Их предводитель, Комиссар, и его оппонент, Доктор, согласны в одном: все чистое мертво, настоящая жизнь – в неправде, честно работать крайне скучно и глупо, если есть другие, кроме честности, пути что-то поиметь. Чтобы добиться своей цели, даже убить не грех. Дети города первыми впитывают в себя эту страшную науку пришлых, посланцев других убеждений… Пьеса не была поставлена в те годы, идеологами Комиссар рассматривался как представитель красных сил, нарушающих миропорядок. А теперь скажите: может ли «Город правды» появиться на сцене сегодня? Не о нынешней ли ситуации писал Лунц ровно век назад?
Так же надо рассматривать его пьесу «Обезьяны идут!» Она интересна в композиционном плане, построена по принципу матрешки: пьеса в пьесе. (Кто видел, к примеру, «Шум за сценой» М. Фрейна, понимает, о чем я. Действие объединяют события закулисья и то, что происходит непосредственно на сцене). Итак, театр, где готовятся ставить пьесу «Сомкнутыми рядами». Но неожиданно кроме актера, играющего роль Шута, на сцене появляются представители всех слоев города и его окраин: буржуи, гимназисты, крестьяне, Человек в черном, даже Мертвец в гробу… Сюда их согнало известие, что на город надвигается непонятная сила. Силу эту представляют так и эдак. Одни говорят: это идет вовсе не враг, он даст нам свободу слова и печати, другие в панике заявляют, что оккупанты отнимут у горожан матрасы, картошку, велосипеды, бриллианты. Первые: «В городе наконец откроются рестораны и увеселительные заведения!» Вторые: «Нас лишат куска хлеба!» Наступающие войска еще далеко, но на сцену, к разношерстным горожанам, уже пробрались клоуны, хоть и говорящие с акцентом, кривляющиеся гораздо лучше местного Шута, и толпа потянулась к ним. Но вот поступила наконец правдивая информация: город атакуют обезьяны, жесткие, жестокие, у которых ничего святого и человеческого за душой, да и души как таковой нет. Чтоб не дать погибнуть городу, надо объединиться: и тем, у кого есть бриллианты, и тем, кому не хватает картошки. Возводятся баррикады, даже Мертвец встает из гроба в ряды защитников, но не слишком ли поздно одумались люди?
При жизни Лунца события пьесы трактовали как изложение нападения Юденича на Петроград. Но прошло время, и в сороковые годы критиков осенило: драматург предвидел будущее, он написал пьесу об угрозе фашизма. Но сегодня в России полно клоунов с акцентами и доносится шум угроз. Не о нынешних ли днях писал Лунц?
Вкратце остановимся на рассказах и фельетонах этого автора. Они тоже не утрачивают злободневности, более того, еще больше ее приобретают. Вот рассказ «Исходящая № 37». Это вроде как фантастика. Человек многие годы работал при старом режиме делопроизводителем в Сенате, ныне он на той же должности в Политпросвете. И у него появился необычный дар. Он научился превращать людей в те предметы, которые необходимы для блага общества. К примеру, не хватает молока-мяса, можно сделать так, чтоб часть населения стало коровами, не хватает гужевого транспорта – пусть люди будут лошадьми. Для себя герой рассказа выбрал вроде бы благородную форму превращения. В стране не хватало бумаги, и канцелярист превратился в лист. Смысл понятен, да? Человек – ничто, он винтик механизма, ради интересов государства его можно превратить во что угодно, надо только написать для этого подходящий указ – вот для чего и стал делопроизводитель бумажкой. Но случилось непредвиденное: в кабинет к нему заскочил чиновник, смял его и побежал в туалет…
«Родина». Грустный рассказ об эмигрантах. Суть его: дети эмигрантов начинают говорить на языке народа, на бирже которого играют их родители. Комментарии нужны?
«Через границу». Говорят, что именно после прочтения этого рассказа у Ильфа и Петрова появилась идея создания «12 стульев». Судите сами. Семья Бемзиков, Аарон и Анна, убегают из Советской России за кордон, спрятав бриллианты в платяную щетку. Вместе с ними бегут журналист Озеров и бухгалтер Кочергин…
Стоп, дальше читайте сами и судите сами, насколько рассказ Лунца схож с популярным романом о Бендере. Я же остановлюсь на еще одном произведении этого автора, имеющем отзвук с другим известным всем романом. «Хождение по мукам». Известный заголовок, да? События его происходят в 1932 году. Лунц после долгого отсутствия в стране вернулся сюда, наконец, и решил навестить своих друзей, узнать у них лишь одно: что нового они написали? Федин рассмеялся в ответ и ничего не ответил. Каверин забросил творчество и занялся самогоноварением: это более прибыльно. Никитин стал альфонсом. Слонимский – евнухом. «А литературу – к черту, одно беспокойство от нее!» Не нужна больше никому честная литература, а макулатуру что ж плодить? И Лунц произнес тогда: «Вы стали жертвой капитала»…
«Хождение по мукам» было написано в 1924 году, незадолго до смерти писателя. В рассказе, повторюсь, он описывал в общем-то недалекое будущее, но угадал даже в деталях. Начинавший ярко Федин («Города и годы», «Старик») ничего не создал выше этого, то же можно сказать о Никитине, Слонимском, у Каверина, правда, вышли «Два капитана», но это можно считать приятным исключением.
«Вы стали жертвой капитала»… Это звучит как приговор русской литературе, которая нынче пишется ради гонораров, и не ради духовного становления и прозрения человека. Ныне можно в книге мат, можно грязь, можно порнуху Можно сетовать на отсутствие «каректара», не знать, сколько знаков препинаний в русском языке, ухитряться выпускать при этом толстые тома и считать себя писателем… Лев Лунц, удивительный прорицатель, знал, что наступит такое время.
Если бы он в свое время уехал из России вместе с родителями, умчался реализовывать в чужих краях свой талант (шесть языков, глубокие познания в области европейской, азиатской литературы и истории…), состоялся бы он как писатель, приобрел бы известность? Не надо спешить с ответом, и на родине, как видите, его до сих пор мало кто знает. Просто констатируем факт: Лунц сознательно предпочел нелегкую жизнь в России легкой в эмиграции. Кстати, у него был выбор и в жилищном вопросе: родители оставили ему квартиру, но Лев предпочел ее общаге в ДИСКе – Доме искусств с крохотными сырыми комнатушками, где соседями его были Александр Грин, Всеволод Рождественский, Владимир Пяст… Здесь рождался проект «Серапионовых братьев», здесь писал он пьесы и рассказы, сюда и планировал вернуться после излечения.
Не получилось.
