Шурочка неслась, прихрамывая, по улице с криками: вернее, кричать она не могла, а только надрывно вскрикивала и выла, оглядываясь.
- Караул, помогите, оо-оо-ой!
Она вбежала в кабинет участкового и тяжело опустилась на стул, ее трясло, волосы были растрепаны, а платком она вытирала слезы. В глазах отпечатался дикий ужас.
- Там, там… - она показывала в сторону улицы.
- Тихо Александра Ивановна, тихо, успокойтесь, вы находитесь под охраной доблестной советской милиции. – Он налил ей воды, напоил и попросил рассказать, что произошло.
- А и нечего рассказывать. Все и так ясно.
- Это вам ясно, а мне нет. – Василий Силантьевич, капитан, уважаемый в селе человек, важно сел на стул, положил руки на стол и спокойно произнес:
- Слушаю. – Больше для того, чтобы баба Шура пришла, наконец, в себя и выдала все свои злоключения.
Она всхлипнула на последок, громко высморкалась в свой платок, для порядка и утерев лицо, начала рассказ.
- Решила я утром, значит, сходить седни в магазин, Зинка намедни сказала, что Нюрка товар привезла, калоши новые, мои - то вон уж порвались совсем, тока в огород ходить в них. – Подняла она худенькую ногу.
- Ты давай тут от темы не отвлекайся. – Осадил ее словесный поток Силантьич.
- Ну, оделась я, чай еще пошвыркала с пряником, закрыла дверь и направилась к магазину. Матрену встрела и с ней поспешили к магазину, она сказала, что вчерась почти весь товар уже скупили. Эта Зинка, все скупляет подряд, а потом, чего нет предлагает народу. Ты бы ее Василий приструнил малехо. До чего девка вредна стала. Говорит: «а ты мне не указ». Как это не указ, она спекулирует, а я молчать должна. Ты бы Василий, - бабка повысила тон и уже в приказном порядке говорила участковому что делать и как работать правильно. – И Нюрке хвоста прикрутил бы. А то она…
- Ладно Александра, дальше давай.
Баба Шура сникла и обиженно продолжила:
- Вообщем, Нюрка, зараза, все продала, ходить мне теперича в старых калошах еще не знамо сколько. Я домой развернулась. Правда, взяла у ей хлеба, макарон две пачки.
- Хватит перечислять, это к делу не относится.
- Как это не относится. Не перебивай меня, а то забуду, не дай бог чего. Вот иду я, значит, к дому, а калитка то моя не так закрыта. Был ктось.
- Откуда знаешь?
- Вот ты опять, Фома неверующий. Я как закрою ее на щеколду, палочку сверху ложу, а тут пришла, нет ее. Вот и иду я тихохонько к дому, дивлюсь, а замок то скинут. Напужалась, до смерти, думаю, открою дверь то и посмотрю.
- Открываю дверь, а там: стоит такой упырь, морда вся красная, глаза выпучены, с козлиной бородой, рога такие…
- Большие.
- Нет, не очень и говорит мне загробным голосом. « Я за тобой, Ляксандра, сбирайся». Жутко так мне стало, не иначе смерть за мной пришла, думаю, только почему в образе козла? Она же с косой ходит. Непонятно. Я как выскочу на улицу и бежать. Вот, а ты не веришь. Сердце аж прям в пятках застряло, - пожаловалась она.
- Ладно, иди домой, я потом зайду.
Шурочка расстроилась, потом решила позвать свою подругу Матрену в гости и вместе проверить дом.
Крадучись пробрались они в сенцы, распахнули двери, но изба давно была пуста. Открытые шкафчики живописно говорили о том, что искали деньги.
- Ироды, белье новое забрали, простынки, материны еще, два полотенца махровых.
Пришел участковый.
- Ну, что тут у вас.
- А вот глянь ко: бутыля двухлитрового самогона - нету, я за дрова хотела рассчитаться, под клеенкой на кухне десять рубликов лежали. Нету!!! – Развела она руками, чуть склонившись. – Постельное белье нету, штаны дедовы, костюм, все пропало. – Она кинулась к комоду. В шкатулке было пусто. Бабка словно онемела. – Вот, вот, награды дедовы, усе забрали, с книжками вместе. Ищи вора, участковый, а то я в район поеду управы на вас искать. - Грозно закончила она.
Да, дело было серьезное. Награды, это вам не бутыль самогона.
- Бутыль. Значит пьет, - подумал Силантьич, простой вор это брать не будет. – Никак Гришка Ломовой орудовал или Максим Мариин.
Он степенно подходил к дому Гришки. Вошел в калитку без приглашения и прошел в дом. Гришка лежал в сенцах, прямо на полу, но голова на подушке, пьяный, лыка не вязал. Жена его, Светлана, рассказала, что он еще ночью с Федькой Прохоровым обмывал рождение у него ребенка. Третьего по счету, вот и спит теперь мертвецким сном в сенцах, не сумев доползти до кровати.
- Этот не мог, некогда ему было. Значит...
Мария, кинулась к нему навстречу.
- Какими такими судьбами к нам занесло такого человека. – Сходу спросила она.
- А, и тебе здравствовать Мария. – Отводя глаза в сторону, говорил участковый.
- Что надо?
- Сын где?
- Нету его. Не приходил он, со вчерашнего вечера не появлялся. – Язвительно сообщила Мария участковому, пристально глядя в его глаза.
Двадцать шесть лет назад, когда Василий вернулся из армии, Мария, верно ждавшая милого друга, прибежала на радостях в дом жениха. О их связи судачили все в поселке и готовились к свадьбе. Она весело забежала в калитку и кинулась на шею парня. Свекровь, спряталась за угол дома, будущий свекор, тоже поспешил уйти. Василий снял руки любимой со своей шеи и сказал.
- Здравствуй Мария, я приехал, только я не один, жена вот моя Ирина, познакомься.
Мария залепила звонкую пощечину Василию и ринулась прочь со двора. Она долго рыдала лежа в сене на горище и придумывала план мести. Сначала хотела отравить подлую соперницу, потом утопить в реке, пырнуть ножом пять, нет, сорок раз, чтобы она корчилась от боли и истекала кровью. Уснула и, проснувшись с первыми лучами солнца, вдруг подумала, а может ну ее эту разлучницу, да и не виновата она, Васька все это сделал, подлец. Пусть и мучается с ней всю жизнь.
Мать с отцом стерегли дочку, как бы чего не учудила с собой. Боялись. Но все обошлось. Забылось со временем. Мария вышла замуж за Кирилла, он хоть и не такой видный, зато любит ее, бегает хвостиком за ней, как телок. Куда она, туда и он. И стали жить поживать в одном селе. Только сердце Марины страдало, болело от горя и несправедливости. Два года она ждала его честно и верно, а он? Как он мог, так обмануть ее. У нее же все письма лежат в шкатулочке, алой ленточкой перевязанные. Она читала их ночами, целовала и заучивала наизусть. А он? Каков подлец. А?
С такими мыслями и замуж вышла, за Кирилла. Он ничего хороший, спокойный, ее любит, только сердцу не прикажешь, когда оно занято другим. А потом ничего, жили себе тихонько, сын родился, Максимом назвали. Подрастал, учился, а как семнадцать лет исполнилось, стал куролесить немного. Даже на учет в милиции поставили. После армии упокоился. Но дела прежние напоминали о себе.
Вот и на этот раз милиция тут как тут.
- А что это там такое? – Он прошел в комнату. На подоконнике лежала маска козла красного цвета, с маленькими рожками и длинной бородой. – Вот те раз, улика.
- Какая еще улика? Не наше это, не было у нас в доме гадости такой. Страхолюдие эдакое.
- Тогда откуда это? - Помолчали, обдумывая все, - Ладно, Мария, придет домой сын, пусть сам ко мне явится. И дедовы награды прихватит.
- Зачем они тебе? – Не понимая, спросила вслед уходящему участковому Мария.
Вечером пришел Максим, принес награды и в полной тишине, разложил перед бабой Шурой и Василием на столе.
- Что это? – Завопила бабуля.
- Награды, деда моего Михаила.
- А куды моего деда награды дел, христопродавец, продал уже?
- А я почем знаю.
- Козлом оделся и рад доволен, что не узнают тебя?
- Каким еще козлом?
- Так красным, с рогами…
- Цыть баба Шура. Ты мне тут не финти, где награды, что в доме Степановых взял.
- Не был я там, - оправдывался Максим.
Через часа два прибежала Оленька.
- Дядя Вася, Максим не виноват, у меня он был, и мамка вам скажет, застукала она тогда нас. Кричала сильно.
- Мать честна, и не стыдно тебе в энтом признаваться тут перед народом, - жужжала старая Шура.
- А вам не стыдно невинного человека в тюрьму садить? А мы с ним и так жениться собрались, вот к августу свадьбу наметили.
- Да! Дела. Может, подбросили ему маску, окно то открыто было. Кто тогда? – Он стучал по столу карандашом. Выпроводил всех домой, чтобы не мешали и задумался.
События, развернувшиеся этим днем, повлияли на Василия очень сильно. Он вспомнил свою первую любовь. Ноги сами принесли его к старому сараю, где темными вечерами прятались они с Марией от посторонних глаз. Целовались, зарывшись в сене, смеялись, глядя на звезды и торжественно клялись верно ждать его возвращения со службы, чтобы сыграть роскошную свадьбу. С гостями, баяном и обязательно голубями, которых было так много на крыше этого самого сарая. Дед Поликарп любил их, прикармливал, запускал одного в небо и громким свистом, поднимал всю стаю на крыло. Это было так красиво, когда сотня белых, серо- голубых особей взмывала в небо. Мальчишки улюлюкали вслед им и свистели на все лады, размахивая шестами с белыми тряпками на конце.
Он посмотрел в темнеющую даль неба. Вот и звезды появляются в вышине. Вдруг, послышался шорох и кто- то тихо ругнулся.
- Ааа? Видать тут свидание у кого –то наметилось. – Он проскользнул незаметно в открытые ворота и крадучись стал пробираться к тайному укрытию.
Заглянув в щелочку он увидел Михаила. Тот как раз вынул из под старой доски пакет, пошелестел им и достал красную тряпицу. Развернул ее и выкладывал на доску в ровный рядок награды. Первым положил Орден Красной звезды 1 степени, затем второй.
Участковый онемел от увиденного, расстегнул ворот рубашки и вытер пот рукавом. Он тихо произнес.
- Козел же ты сынок, е… твою мать, как же ты, поганец, осмелился руку поднять на святое.
Мишка подскочил в ужасе, зацепился головой о стреху. Схватился за голову и чуть не закричал. Отец успел прикрыть ему рот рукой.
- Удавлю гада здесь, прямо здесь. Как ты посмел, св… такая, собственного отца под монастырь подвести хочешь, щенок. – Он оттолкнул его назад, Мишка упал на сено. – Собирай гнида все, где бутыль самогона.
- Вон она.
- Ах Ты пас…, это ж каким надо быть идиотом, чтобы такое сделать. Сюда давай. – Все так же шепотом, шипя от негодования говорил Василий. – Погань взрастил я в доме своем. Эээх!!! Прибью гада.
- Отец, прости, бес попутал. Деньги хорошие предложили, а я же квартиру хотел покупать, для внуков твоих.
- Ээээ!!! – Занес над ним кулак Василий. – Бери бутыль, скажем всем, что случайно нашли в сарае. Три шкуры сдеру с тебя дома, падлюка, зарезал отца без ножа.
Утром он занес вещи Бабе Шуре.
- Вот, Александра Ивановна, смотри, твое добро?
- Васенька, - старуха разрыдалась, - сыночек мой, дай я тебя расцелую голубчика моего. Да где ж ты его нашел то. Дед мой доволен будет, все вернулось, все, смотри милый, а ведь все на месте, как ты и хотел. – Она показывала фотографии деда все ордена на красной бархатной ткани, протягивая их бережно на ладони к портрету...
- Денег нет, видать пропили уже, но вот самогоночка осталась, правда половина.
- Бог с нею, с самогонкой то, вот что мне ценно, - прижимала она к груди медали, - и ты, Васенька, орел. Так и скажу твоему начальству, орел наш Василий.
Мишка долго не мог садиться на стул, следующим днем отправил его отец в город, чтоб не мозолил ему глаза.
- Езжай к семье своей, и запомни на всю жизнь, сынок, и детям своим передай: воровать грешно, у старых вдвойне, а ордена дедов наших, честно заработанных в бою, не знаю чем и измерить. Включай мозги, не будь козлом.
Мишка запомнил наставления отца и детям внушал часто, пряча свои глаза. Стыд за содеянное, грыз его долгие годы. даже умирая, просил он прощение у бабы Шуры и деда ее, кто знает, может там за чертой бытия, встретятся они. Что тогда?
