Мужчина медленно достал руку из кармана, но в ней был зажат не пистолет, а бумажка. Он посмотрел на неё, взглянул на номер палаты и недоумённо уставился на Фаю.
Начало здесь. Предыдущая глава 👇
- А Катя где? – спросил он. – Вот у меня записан этаж, номер палаты… Я ошибся? Или её перевели?
- Нет, – произнесла Фая, чувствуя, как внутри ослабло напряжение. – А Катя вниз спустилась. Странно, что вы её не встретили там.
- Я сам к врачу приходил, – пояснил мужчина. – А сюда поднялся уже после осмотра.
- Вы кто? – резко спросил ещё один голос. Фая увидела полицейского, а про себя усмехнулась: «Так-то, Игорь Павлович, убить меня смогут и здесь, если захотят! Где был ваш охранник? Этой минуты бы хватило, чтобы пристрелить меня здесь и скрыться!»
Мужчина что-то объяснял полицейскому, явно недоумевая, что тот вообще здесь делает. Потом показал свой паспорт и только после этого, снова повернулся к Фае. Его лицо покраснело, а на лбу выступила испарина. Дрожащими руками он достал носовой платок и стал вытирать лоб.
- Так это… Катя внизу, говорите? Я, пожалуй, тоже спущусь.
Фая ему ничего не ответила. Мужчина вышел, явно торопясь убраться отсюда, а она легла на свою кровать и задумалась. Настанет ли момент, когда она не будет бояться посторонних людей? И снова мысленно вернулась к побегу: вот как она сможет убежать в другой город, где все люди совершенно незнакомые? Как сможет выходить на улицу, и не видеть в каждом встречном потенциального убийцу?
«Наверное, лучшим вариантом будет всё же остаться. Дождаться окончания расследования. Пусть посадят всех, кого смогут, а я потом, под шумок, придумаю, как мне быть дальше и куда отсюда уехать».
Зазвонил телефон. Фая удивлённо уставилась на экран. Удивило её не то, что звонит Марина, а то, что телефон вообще звонит. Она его всего раз ставила на зарядку и просто не брала его в руки. Не хотела. Да и зачем? Ей и раньше звонил только Федя, изредка мама. Маринка же набирала её номер раз в год. А больше звонить или писать ей было некому. И не было привычки всё время зависать в интернете.
- Говори, – ответила Файка довольно грубо.
- Привет, Фуфайка! Ой, у нас так смешно, так смешно!
- Ты звонишь посмеяться в трубку?
- Да нет же! – радостно затараторила Маринка. – Мама тебя прокляла! Прикинь! Совсем. Напрочь! Сейчас пьяная дрыхнет, а пять минут назад орала на весь дом и рвала твои детские фотографии.
Фая почувствовала, как сердце кольнуло. У них не было фотоаппарата, когда она была ребёнком. Поэтому у неё было всего с десяток снимков, сделанных в школе и детском саду. Мама уничтожила единственное напоминание о том, что она была ребёнком. Обычным ребёнком, не знающим ещё, что жизнь – штука суровая, и ей предстоит много чего хлебнуть. Обидно стало так, что слёзы поступили к глазам.
- Потом она сожгла обрывки, и чуть не спалила квартиру, – продолжала хихикать Марина. Судя по всему, она тоже выпила. Фая сразу подумала, а как там Санечка? Неужели ему предстоит всё детство наблюдать за пьяной бабушкой и матерью? И снова сердце сжалось. Совсем как у неё. И страшно не хотелось, чтобы племянник рос в таких условиях.
- Короче, мама решила, что вычеркнет тебя из завещания, – сказала Марина. – Точнее, просто перепишет на меня нашу квартиру, чтобы тебе в случае её смерти ничего не досталось! Вот смеху-то! А ещё соседи чуть ментов не вызвали! Та ещё умора! Приедут, а здесь пьяная тёща их бывшего начальника! Ещё тебя с нами не хватало! Чтобы здесь ещё и ты неадекватная сидела, вдова Феди! Да ещё и проклятая матерью!
И она залилась смехом. Фая подождала, когда она немного успокоится, и только потом заявила:
- Да пожалуйста. Я уже и думать забыла, что вашу квартиру когда-то считала своей! Да и вы обе постарались, чтобы меня домой не пускать. Так что подавись.
- Ля, какая! – пропела Маринка. – Ну и ладненько. У тебя жилплощадь имеется. Вот и живи, жри на золоте и спи на серебре! Знаешь, Фуфайка, останешься одна, без нас с мамой, и десять раз пожалеешь, что так себя с нами вела! Меня не поддержала, маму избила… Даже не жаль, что у тебя опухоль. Сдохнешь в одиночестве, будешь рыдать в подушку, а мы и дня горевать по тебе не будем. Жадность наказуема. Поняла?
Фая отключилась. Последнюю фразу Марина пыталась произнести ехидно, и сразу стало понятно, что та и сама не просто выпившая, но в стельку пьяная. Слушать бредни сестры не хотелось, но та, как назло, звонила, не переставая. Сбросив очередной звонок, Фая выключила телефон, решив, что с неё хватит. Она легла и смотрела в потолок, разглядывая трещины на штукатурке, пока не вернулась её соседка.
Катя пришла довольная, раскрасневшаяся, с большим пакетом и букетом цветов.
- Киснешь? – весело спросила она. – Сбегай к девочкам, попроси кипяточку! Сейчас мы с тобой чай пить будем! Смотри, сколько всего мне дети принесли! Правда, большую часть мне нельзя, меня же на диете держат. Но ты-то можешь полакомится!
- Даже мне Танечка запрещает…
- Она всем всегда не рекомендует чаем со сладостями увлекаться, – хихикнула Катя. – Но мы-то с тобой увлекаться не будем! Смотри, сколько фруктов! Апельсины, яблоки, бананы, киви! Конфеты, печенье, вафли! А тут что… Желе положили, представляешь?
Она с таким восторгом рассматривала подарки от своих учеников, что Фая вдруг ей откровенно позавидовала. Никто никогда не придёт к ней такой толпой, чтобы навестить. Никто не будет горевать, если её не станет. Да что там! Никто не вспомнит о её существовании, потому что она ни с кем не общается. Даже люди, о которых она искренне беспокоилась в бегах. Самые родные и близкие.
- Так что? – повернула к Фае своё святящееся радостью лицо Катя. – Попьём чай?
- Попьём, – равнодушно сказала Фая и отправилась просить кипяток. Получив два стакана, она аккуратно понесла их в палату, но у входа вдруг остановилась и уставилась на полицейского.
- Дверь открыть? – спросил он.
- Чай будете с нами пить?
Тот удивлённо посмотрел на Фаю. Та первый раз заговорила с ним, так что было чему удивляться.
- Можно, – кивнул он. – Только дверь в палату закрывать не будем тогда. Чтобы я коридор видеть мог.
- Это уже на ваше усмотрение, – коротко ответила Фая. Она занесла кипяток и сбегала за ещё одним стаканом. Следом прибежала Катя и позвала медсестёр. Рабочий день кончился, и их было всего две. Но отказываться они не стали. Так в палате собралась довольно большая и на удивление тёплая компания.
Сначала поднялась суматоха: носили стулья, расставляли их возле пустой кровати. Медсестра постарше, имени которой Фая не знала, принесла какую-то плёнку и застелила кровать. Катя высыпала на неё все подарки.
- Тебя мужчина какой-то искал, – вдруг вспомнила Фая и посмотрела на полицейского. Тот и глазом не моргнул! Словно не проворонил постороннего человека.
- Да, – улыбнулась Катя. – Это братишка мой, троюродный. Представляешь, мы с ним одновременно в больницу угодили! Я в хирургию, он в травму! Его выписали уже, но он ходит на осмотры. Встретила его визу.
Фая кивнула. Вот всё и встало по своим местам. «Подумать только, я могла выпрыгнуть в окно! Вот глупость-то! А если бы расшиблась из-за того, что приняла обычного человека за преступника. Голову мне лечить надо!» – и тут же Фая вспомнила, что послезавтра именно этим и займутся. Её переведут в платный медцентр, и врачи начнут копаться в её голове.
Несмотря на грустные мысли, вечер удался. Все смеялись над шутками Инны Яковлевны, медсестры постарше, и над рассказами Верочки, всего год назад окончившей медучилище. У них было столько комичных историй, что у Фаи скоро стало сводить щёки от смеха.
Охраняющий её Вадим Викторович был единственным, кто сохранял спокойствие. Он улыбался, поддерживал разговор, но сидя возле двери регулярно выглядывал в коридор и осматривался. Видимо, его и самого задело, что он так опростоволосился. И только в десять часов вечера Инна Яковлевна скомандовала отбой, когда из другой палаты пришла недовольная пожилая женщина. Оглядев застолье, она поджала губы и сказала:
- Другие, вообще-то, спать пытаются, а вы тут гогочете! Безобразие! Не больница, а кабак! Ох, буду жаловаться главврачу! До Минздрава дойду!
Верочка подскочила и сказала:
- Не стоит нервничать, вам вредно. Пойдёмте, я вас в палату провожу!
- Мы уже всё, – крикнула им вдогонку Катя. А потом оглядела всех и произнесла: – Неудобно получилось.
- Ничего, – сказала Инна Яковлевна. – Посидели хорошо. А эта, – она махнула рукой в сторону двери и нахмурилась, – на всех жалобы строчит! Градусник попросила, потом жаловалась, что мы ей холодный принесли. И не электронный, а ртутный! Потом жаловалась на санитарку, та, мол, плохо полы моет. Она пятнышко нашла. Пятнышко! Линолеуму сто лет в обед! И этому пятнышку столько же! Ну да и ладно. Спасибо вашей палате, а теперь всем спать и выздоравливать!
Вадим первый вышел и занял свой пост в коридоре, а Фая с Катей быстро помыли стаканы, занесли в сестринскую, убрали остатки пиршества и тоже легли спать.
- Эх, хорошо вот так посидеть, поболтать ни о чём, – шёпотом протянула Катя. – Снова живой себя почувствовала. Тоскливо в четырёх стенах. Сил уже никаких нет. Хочу домой, в свою кровать. К сыну и дочери.
- Ничего, скоро выпишут, – тоже шёпотом произнесла Фая. – И всё будет у тебя хорошо!
- И у тебя, Фая, будет. Ты только береги себя, – пробормотала Катя сонным голосом.
А Фая не хотела спать несмотря на предыдущую почти бессонную ночь. И думать не хотела. Она хотела жить вот так просто, как это делает Катя. Пить чай с людьми, которые оказались с тобой рядом в этот непростой период времени, радоваться ученикам… К Кате приходили и дети. Правда, Фая их ни разу не застала. Про сына Катя больше рассказывала, но у неё была ещё и маленькая дочка. Та приносила рисунки, которые соседка долго разглядывала.
Сон никак не шёл. Кровать казалась слишком горячей. Она вспоминала, как насторожилась при виде обычного человека, как сразу была готова рискнуть и сбежать через окно. Неожиданно вернулся страх. Она вдруг отчётливо представила, как Григорий Иванович откроет дверь, войдёт и…
Фая села на кровати. Катя мирно посапывала. Из коридора послышалось лёгкое покашливание Вадима. Вроде, ничего необычного. «Но почему же так колотится сердце? Почему выпрыгивает из груди? Из-за чего мне так неспокойно?»
Она взяла в руки телефон и повертела его. Подумала, не написать ли ей Игорю Павловичу? Но после всей чепухи, которую наболтала Катя, это, казалось, даже как-то неприлично. Да и время к полуночи близится.
«И что я ему напишу? Что мне страшно? Что я нервничаю? Или что из-за его рассказов теперь не могу уснуть? Да что такое!»
Файка разозлилась на себя. Ей нужно было сосредоточиться на чём-то одном: либо на побеге из города и новой жизни, либо о лечении. Первый вариант казался наиболее привлекательным. Ничего хорошего она здесь не видела. Никто и ничто её здесь не держит.
«Или держит?» – подумала Фая и вспомнила, как сама поставила подпись в подписке о невыезде. Аннулирована ли она? Вот что нужно было спросить у следователя! А она сырники трескала, и ни о чём не думала!
Тогда оставалось одно: просто расслабиться и подумать о лечении. «В конце концов, чего я боюсь? Смерти?» – Фая прислушалась к себе и поняла, что нет. Умереть было не страшно. А вот жить такой жизнью, как у неё сейчас, вот это настоящее мучение!
И потом, Фая не хотела завершить свой путь сдавшейся. Не попытавшись наладить свою жизнь. Она мечтала вырваться из своего ада. Хотелось уже просто спокойно и мирно существовать.
«Опухоль, – вспомнила она. – Может, из-за неё мне не спится? Она же в голове, а там мозг. Вроде он отвечает за всё. Или сердце? Нет, пожалуй, мозг. Вот и давит мне там на что-то, из-за чего я боюсь».
На самом деле причина такого состояния была проще и Фая поняла это, когда уже начала засыпать. Она втайне переживала, что ударила мать. Переживала из-за потери своих детских фотографий. Если у неё когда-нибудь будут свои дети, она даже не сможет показать им, как их мама выглядела в детстве.
«Пора с этим заканчивать. Пусть сами живут с Мариной как хотят. А я буду спокойно лечиться. И на похороны Феди мне плевать. Хотят, пусть хоронят, а если не хотят, то пусть лежит, гниёт. Достойный конец».
Фая уснула и во сне она вновь ехала по длинной, прямой и ровной дороге, а вдоль неё простирались бескрайние леса… А на душе было так спокойно, как никогда раньше не было.
Поблагодарить автора за рассказ можно лайком 😉 Комментарии приветствуются!