“Тихий садовник” (Master Gardener) – это третья часть цикла Man In A Room режиссёра и сценариста Пола Шредера (Paul Schrader). Начал он его в 2017 году экологической драмой с примесью религии, или наоборот, “Дневник пастыря” (First Reformed) с Итаном Хоуком (Ethan Hawke) в главной роли, а продолжил в 2021-ом покерно-тюремной “Холодный расчёт” (The Card Counter) с Оскаром Айзеком (Oscar Isaac).
Новый фильм Шредер богато украсил названиями цветов, типа лавандовый шалфей и сливовый мак, которые каждый год цветут по-разному; показал удивительно красивый сад; объяснил преимущества суглинка перед другими почвами; пригласил на важную женскую роль прекрасную Сигурни Уивер, которая воплотила образ утончённого чудовища, прикрывающего свои ядовитые колючки и грехи дорогими платьями. Но это не должно отвлекать от главного – эта история не про садоводство.
*отдельно отмечу оформление титров, это одновременно очень просто, но и как-то бесхитростно красиво:
Сюжет криминальной мелодрамы “Тихий садовник”
Нарвел Рот (Джоел Эджертон) – руководитель цветочной фермы Gracewood Gardens, которая принадлежит богатой женщине Норме Хаверхилл (Сигурни Уивер). У него в подчинении находится несколько человек, с которыми он поддерживает доверительные отношения, и их работа спорится и ладится. Каждый вечер перед сном он записывает свои мысли в дневник, иногда заходит в дом Нормы, чтобы составить ей компанию не только за ужином, и всегда видит тревожные сны, от которых он никак не может избавиться, потому что сколько бы красивых цветов он ни посадил со своими помощниками, нацистские татуировки на его теле неустанно напоминают о прошлом.
Однажды Норма вызывает Нарвела на разговор и просит его об услуге – позаботиться о внучатой племяннице Майе (Куинтесса Суинделл), оставшейся сиротой и переживающей депрессивный период в жизни. Сама она не хочет с ней сближаться, считая, что этому сорняку её семьи будет достаточно заботы и от бывшего преступника, находящегося в программе по защите свидетелей.
Нарвел не может отказать Норме, однажды принявшей его у себя и давшей ему шанс начать новую жизнь, подарив книгу о садах, с которой он не знал, что делать, но в итоге нашёл убежище под сенью роз и нандины.
Личность Пола Шредера в контексте его историй
По признанию Шредера, он не думал, что снимает единый цикл, но ему на это указали и он согласился. С одной стороны, все эти три фильма созданы по годами-десятилетиями выработанной схеме – мужчина с очень греховным прошлым решает встать на путь праведника, но его решимость подвергается тяжёлым испытаниям, и в итоге он оказывается в тюрьме. Единственное, что может облегчить его участь, или смягчить жёсткую шконку под боком – это осознание того, что его любит женщина. Ведь фирменным росчерком Шредера почти во всех его фильмах является финальный длинный план, как он (главный герой) и она (его любовный интерес) смотрят друг на друга, хотя и через преграду.
С другой стороны, каким бы грешником ни был главный герой в его историях, так или иначе Шредер исследовал себя самого, и в Эрнесте Толлере, и в Уильяме Телле, и в Нарвеле Роте был зашифрован сам автор драм (эту цепочку лирического героя можно расширить – “Таксист”, “Американский жиголо”, “Чуткий сон”, “Бешеный бык”/позволю себе и его сюда включить, потому что, если писателю интересно браться за сценарий, значит, в некотором роде он отождествляет себя с тем, о ком пишет). И самое крутое, что позволяет назвать эту трилогию единым целым, это то, что в финальной части Пол Шредер даёт своему лирическому герою право на свободное счастье. Если в “Дневнике пастыря” ещё остаётся вопрос, как себя дальше поведёт Толлер, в “Холодном расчёте” – тоже, потому что ЛаЛинда может Телла и не дождаться, то в “Тихом садовнике” Нарвел и Майя начинают новую жизнь, словно Адам и Ева в райском саду, причём в их случае “яблоко” остаётся уже в прошлом.
Режиссёр делится личными накопленными за жизнь переживаниями с героями, которых создаёт для экрана. Когда он писал сценарий фильма “Таксист”, его жизнь напоминала дно помойки. Его уволили с работы, с женой развёлся, жить было негде – приходилось ночевать в автомобиле, а дни он коротал, шляясь по порнокинотеатрам. Чтобы встряхнуться от череды неудач и напомнить себе, что ещё жив, он приставлял к виску револьвер и нажимал курок. Хотя патронов в барабане не было, инстинкт самосохранения давал о себе знать, щелчок курка отрезвлял, как нехорошее известие. Это ощущение нависающей беды отражается в лицах его героев: Тревиса Бикла в “Таксисте”, Уильяма Телла из “Холодного расчёта”, Эрнеста Толлера из “Дневника пастыря” и, конечно, Нарвела Рота из “Тихого садовника”.
В интервью для журнала Interview, которое режиссёр дал Оскару Айзеку, он сказал, что финал в его новом фильме “мягче, чем в предыдущих”. Действительно, в Master Gardener появилась сентиментальная романтика – цветы, энциклопедии о садах, травах и растениях, Оскар Неруда, агент, держащий связь с Нарвелом Ротом в рамках программы по защите свидетелей, чья фамилия отсылает к чилийскому поэту Пабло Неруде (Pablo Neruda). У него есть стихотворение о власти женщины над мужчиной, и его отголоски в общих чертах повторяются в отношениях между Нарвелом и Майей, по крайней мере, то, как она пробудила в нём способность чувствовать любовь.
· Чтобы выжить, я творил тебя, словно оружье,
· камень в моей праще, на луке моём стрела.
· И вот расплата — я люблю тебя — накатило!
· Тело из кожи, мха и жадного молока.
Как ни крути, кинематограф Пола Шредера – это по большей части исповедь о неудачах и грехах, о надеждах на прощение, как у Шарля Бодлера в "Цветах зла" (Les Fleurs du mal) – попытка извлечь красоту из порочного.
Разбор фильма “Тихий садовник”
В “Шантараме” есть фрагмент: “…..всякий добродетельный поступок продиктован нечистой совестью. Когда мы полностью осознаём свою вину за причинённое другим зло, мы стремимся творить добро, чтобы спасти свою душу. Путь наверх, к искуплению, особенно крут тогда, когда наши добрые поступки запятнаны постыдными делами”. Словно автор романа Г.Д.Робертс и Шредер где-то пересекались.
В “Тихом садовнике” действие начинается в прекрасном цветочном саду Gracewood Gardens, голос главного героя за кадром говорит о том, какие типы садов существуют. “Сад паркового типа навязывает растениям геометрические ограничения – круги, квадраты, треугольники. Они также известны как “французские сады”. Пейзажные сады, также известные как “английские”, обрели популярность в 18 веке, и придерживаются форм и контуров природы. Третий тип – дикий сад. Он только кажется диким. Он содержит, казалось бы, случайное разнообразие растений и кустарников, которые поддерживают насекомых и диких животных. Садоводство – это вера в будущее. Вера в то, что всё будет происходить по плану, что перемены придут в своё время”. В этом медитативном изложении полезной информации не стоит искать прочной связи с прошлым Нарвела и тем, как будут развиваться события. Здесь только очевидное: это обрисовывает сферу деятельности главного героя, его сложившийся уклад жизни за последние десять с небольшим лет и то, что приусадебное хозяйство подвергается контролю со стороны человека, а вот всё остальное, касающееся внутренних проблем и отношений с людьми – нет.
В этом тоже прослеживается почерк Пола Шредера. Он начинает свои истории с места, в котором его лирический герой нашёл утешение для себя после содеянного. Он находится под прикрытием церкви, казино или вот – цветущего сада. Нарвел и сам является плодотворной почвой для нацистской мысли, если судить по ужасающим рисункам на его теле и его же голосу за кадром: “Садоводство – это самое доступное из искусств. Всё заложено природой. Каждое семя – это растение, ожидающее раскрытия. Было принято считать, что срок жизни семени 150 лет….. Но учёные открыли, что при правильном хранении семена могут храниться много дольше. И даже бесконечно. Свои я ношу на коже каждый день.”
В этом фрагменте звучит горькая ирония и сарказм. Имея на выбор безобидные и мирные виды деятельности, где даже можно проявить свою власть, но не причиняя при этом боли, человек выбирает порой самые ужасающие. Он выучивает наизусть идею о расовом превосходстве и уничтожает, вернее – уничтожал, тех, кто не подходит под описание идеального члена общества. “Моя честь превыше всего” (Meine Ehre Heibt Ereue) и “Белая гордость” (White Pride), гласят его татуировки на теле. При этом в нём есть и зазор для позитивного исхода. Если “каждое семя – это растение, ожидающее раскрытия”, то почему бы не считать, что в каждом человеке, особенно оступившемся и желающем исцеления и прощения, не взойдёт цветок добра на месте сбросившего лепестки и понурившего голову зла, и цветы добра “как вьюнки, вокруг старой боли его обовьются”, выражаясь словами поэта Неруды!?
Как символично и эмоционально вписывается линия с отцовским трофейным “Люгером”, который миссис Хаверхилл хранит в своём доме. Когда она направила его на Нарвела, тот, к счастью, не был заряжен. Как это красноречиво – коллекционный пистолет, который служил памятным предметом для высокопоставленных чиновников и военных начальников Третьего рейха – не выстрелил. Миссис Хаверхилл, окружённой редкими цветами и наряженной в дорогие костюмы, похоже, тоже есть, что скрывать. Сложив “Люгер”, расу Майи, нежелание тётушки видеться с племянницей и её же реакцию на решение Нарвела жить с ней мужем и женой (Это непристойно!), будет несложно получить ответ в этом уравнении.
Интересно то, что именно миссис Хаверхилл, показывая себя самаритянкой, по сути, воплощает прошлую версию Нарвела. Норма Хаверхилл – это Норман Реплео в неонацистской группировке до решения прекратить её деятельность и сдаться властям. Она совершила добрый поступок, приняв Нормана/Нарвела в своей усадьбе, но сейчас использует это как способ манипулировать им. Чем не расовое превосходство. Особенно если учесть, что миссис Хаверхилл неоднократно произносила такое слово как “семья”, подразумевая всех, кто работает под брэндом Gracewood Gardens, и прибавить к этому её тёмное прошлое, то можно предположить, что раньше эти райские кущи были рабовладельческой плантацией, а под вышеупомянутым словом она подразумевает такое понятие как рабы. Все, кто работает в Gracewood Gardens, входят в рабский ряд, и она их хозяйка.
Но Нарвелу Роту очень важна тема исцеления, он говорит об этом Изабел, своей коллеге, в очень интимной, я считаю, сцене, когда снимает свои рабочие сапоги и носки, ставя голые ступни на гравий, которым усыпаны дорожки сада. Он говорит, что раньше люди спали на земле и ходили по ней босыми, а теперь – в обуви. Словно больше нет этого осознания, что соприкосновение с землёй даёт исцеление и энергию. Он пытается втянуть эту энергию исцеления в себя через нос, когда объясняет Майе о преимуществах суглинка. Он вдыхает аромат листьев нандины – мятный с оттенком миндаля – и утверждает, что он даёт хорошую встряску. И, судя по монтажной склейке, даже эта чарующая умиротворённость не даёт Нарвелу исцелиться до конца, потому что тяжесть прошлого продолжает его придавливать.
Как много Шредер вложил в эти метафоры, выпуская новую историю в свет. Нарвел Рот пытается искупить свою вину, с любовью и добросовестностью ухаживая за маленьким клочком земли. Он вдыхает запах суглинка и прикасается ступнями к дорожке. В любом случае в один момент он окажется под землёй, которую покроют либо ярко-зелёная лужайка, либо скромные цветы. То, за чем он ухаживал, безмолвно вымаливая прощения. И ему хотелось лечь в землю под цветы прощённым. Хотя до этого момента он ещё потанцует с Майей на крыльце своей хижины.
***
