От дореволюционной детской литературы? Лидия Чарская... как и почему не поблекло её скромное очарование?
Казалось бы, Корней Чуковский ясно и подробно объяснил, какое это дурновкусие! Его статью цитировали, желая подчеркнуть, что новая детская литература создавалась, практически, с нуля - всё началось с осознания целей и постановки задач. Но...
За сто лет кануло в Лету столько авторов, казалось бы, и более талантливых! А Чарскую любят, стесняясь в этом признаться. Но - любят. Читают сами и пересказывают детям, сокращая или даже пропуская все эти "слёзы и обмороки".
Так что же в ней все - таки "ЕСТЬ"? При том, что у самой Чарской, "благодаря" милейшему Корнею Ивановичу, не было ни-че-го. Перестали печатать! "Забыли" даже о пайке после революции, когда платили продуктами, не говоря уж о писательской даче. И о поездках по стране, встречах с читателями, положенных ВСЕМ членам Союза писателей, даже и опальным. В театре - роли типа "кушать подано"... И смерть в нищете.
Несопоставимость талантов? Да кто их тогда сравнивал, эти таланты? Но могли бы заметить очевидное: при одинаковой продолжительности жизни Ахматова написала ОДНУ книжку среднего объёма. Чарская - 200!
Это скольких же людей (редакторов - издателей - книгопродавцев) она прокормила...
Но кажется, никто не рассматривал Чарскую как писателя социального. Это же надо знать не только пяток её самых популярных "институтских" повестей?
"Волшебная сказка", впрочем, тоже начинается как повесть институтская. Надя учится в Смольном. Точнее, бездельничает и мечтает, как все, о "шифре с бантом" - трудоустройстве при дворе. Это уже двадцатый век, но за стенами Смольного никакие тектонические сдвиги пока не чувствуются. Можно, конечно, обвинить Надю в беспробудной лени и легкомыслии, но глянешь на её родных - и обвинять не хочется.
Мать умерла, отец - мелкий чиновник, обремененный большой семьей, одна из сестёр - калека. Все работают, не покладая рук, вплоть до десятилетней Шуры. Живут минимально - прилично, даже дачу на лето снимают, но все разговоры - о работе, о копейках, которые и позволяют держаться на плаву. Понять можно, но нельзя же мечтать о том, как поскорее впрячься в общее ярмо? А других планов и помыслов здесь нет. Вот только тётушка - искусница заронила в отца свежую мысль: Надя хорошенькая, надо бы подсадить её, помочь вскарабкаться по социальной лестнице. Лифт - удачный брак, а на смолянках женятся придворные!
Ну и о чём же Наде мечтать, если образование само по себе не интересует её семью, и уж конечно, не будет интересовать её будущего придворного мужа?
И "вдруг" - крах всех надежд: выгоняют! На ТРЕТИЙ год второгодницу уже не оставили! И - переход от отчаяния к надежде: на Надю обратила внимание очень-очень богатая старушка. Одинокая. Умиляется "куколке", приглашает пожить у себя, в компании болонок и попугая, среди сервизов и картин, с собственным выездом - автомобилем! И девочка воспряла духом: её будут не просто кормить - баловать! За красоту!
И как же Надя моментально вжилась в роль "княгини", как возгордилась, какие приёмы устраивает для подружек "попроще", как запрезирала пожилых "приживалок", не давая себе труда и задуматься - а она-то в этом доме КТО?
И - лишилась благосклонности покровительницы, когда по незнанию погубила её попугая. Снова домой?!
В ничтожество?!
И ведь нельзя сказать, что родных Надя не любит. Но можно любить и вот так - презирая. Наде не жалко вообще никого. Ни отца, ни сестёр, ни старую придурковатую "фрейлину", ни её приживалок, ни невинного попугая. Самое удивительное, что и себя она не жалеет - не видит причины. Полагает, что всего-то дела - найти того, кто будет кормить "за красоту".
Если бы не ограничения, налагаемые цензурой, и вообще понятием "детская литература" - нашла бы. И разочарование было бы куда более жестоким.
А вот интересно: сама Лидия Алексеевна о чём мечтала, когда училась?
Она - честная трудяга, но ведь не о "честной бедности" мечтали девочки из института? Ох, не проста Чарская, совсем не примитивна.
