Шлём очередной жаркий африканский привет уважаемым читателям! В прошлый раз мы сжато остановились на событиях в Руанде и Бурунди, которые в итоге окончились знаменитым геноцидом в 1994 году. Последнее, на чём был сделан акцент, это громадное количество беженцев, причём и тутси, и хуту, которые во время 100 дней резни, а также уже после взятия власти силами РПФ Поля Кагаме, бежали на территорию соседнего Заира и там довольно быстро продолжили выяснение отношений. Ещё раньше, в предпоследней главе, мы поговорили о Мобуту Сесе Секо, а также об особенностях развития (если его можно так назвать) Конго/Заира после того, как оттуда ушла бельгийская администрация. Теперь настало время свести эти две линии воедино.
Итак, на дворе 1994 год, Заир. Кажется, все понимают, что время мобутизма прошло ровно в тот день, когда окончилась Холодная война. Все – кроме самого президента. Он цепко держится за власть, играя на том, что каждая из готовых уже передраться за будущее место у руля страны группировок может получить решающее преимущество в противостоянии прочим именно с его помощью.
В конце 1993 года в Заире был создан так называемый временный Верховный совет, основной целью которого был транзит власти от уже 30 лет возглавляющего многострадальное государство Мобуту – и в итоге именно сторонники президента, поскольку новые акторы, рассматривая друг друга как конкурентов и отчаянно пытаясь заблокировать одни другим дорогу наверх, изо всех сил препятствуют оппонентам, оказываются там в большинстве. К апрелю 1994 была выработана, кажется, новая политическая формула - принята временная конституция, разрешавшая Мобуту остаться во главе страны, но в реальности осуществить транзит власти в пользу главы правительства. В июне в качестве компромиссной фигуры при поддержке Франции пост премьер-министра занял Кенго ва Дондо.
Париж был заинтересован в стабилизации Заира – после демонстративного демарша в отношении Мобуту со стороны МВФ, за которым читалась рука Америки, последний предпринял ряд усилий для того, чтобы до того работавшие на США активы оказались в руках у других игроков – и французы были в числе тех, кто успел первым. Это было время, когда формат будущих отношений Старого света и Вашингтона не был ещё однозначно определен. Незадолго до описываемых событий на карте мира впервые с 1945 появилась вновь единая Германия во главе которой стоял обретший громадную популярность Гельмут Коль, во Франции ещё был президентом политический тяжеловес Франсуа Миттеран – и эти двое были полны решимости составить новый центр силы мирового масштаба, единую Европу. В феврале 1992 был подписан Маастрихтский договор, согласно которому на свет родился ЕС. До ввода евро ещё несколько лет, но механизм этого исторического события уже прорабатывается. Одним словом, не видя больше угрозы с Востока, Западная Европа подумывала о большей самостоятельности – и Чёрный континент, его острые, но сравнительно непубличные, не звучащие в мировых медиа конфликты и противоречия были тем местом, где как раз можно было опробовать мускулы и новые подходы. В пику США Париж и, судя по всему, в какой-то мере и другие европейские столицы будут ставить на мирный переход власти от Мобуту к некоему новому лицу, причём старый властитель должен был сохранять роль нечасто, но в нужные моменты выступающего на сцену верховного арбитра.
На деле – частью по внутренним причинам, а частью – усилиями внешних доброжелателей, о которых ещё будет сказано ниже, положение в Заире усугублялось не по дням, а по часам. Безработица в столице – Киншасе перевалила за 50%, большинство жителей страны вынуждены были для самопрокорма перейти на натуральное хозяйство и что-то выращивать, инфляция неслась вперед и вверх, армия, которую практически перестали снабжать, только платили жалование всё меньше стоившими бумажками, стала де факто организованной преступной группировкой – в частности поставила на поток похищение и взятие в заложники собственных граждан, которых после отпускали за выкуп. Сам Мобуту с циничным остроумием выразился об этом так: "Если солдатам дали оружие, то зачем давать им что-то ещё?".
Выборы президента и парламента неоднократно откладывались. В правительстве было не лучше - в феврале 1996 года в отставку было разом отправлено 23 министра, которых премьер Кенго заподозрил в нелояльности. Можно привести и другие примеры паралича государственной машины. Рвануть, в общем-то, могло что угодно. Но надо отдать Мобуту и Кенго должное – они постарались не ждать милостей от природы и соорудили повод для восстания сами. В 1995 году парламент Заира потребовал (и оформил это в виде закона) немедленно покинуть территорию страны баньруанда и баньямуленге.
Кто это такие? Ещё в период, когда Конго и Руанда-Урунди были колониями Бельгии, происходил – частью стихийно, а частью – организовано, ввиду нехватки рабочей силы, например, для работ на плантациях хлопка и на строительстве железной дороги, процесс переселения руандийцев (в основном более мобильных тутси) на конголезскую территорию. После обретения страной независимости они, как и положено, получили наравне со всеми гражданские права. Но случилось это, ввиду хаоса в Конго/Заире отнюдь не сразу, а только в 1971 году – и за это время руандийцев успело ещё заметно прибавиться (вспомним о конфликтах на этнической почве в новорожденных Руанде и Бурунди). При этом закон распространялся лишь на тех, кто уже жил в Конго на 1960 год. В итоге образовалось две общности. Первая – баньямуленге (по названию одного конголезского местечка, населенного в большинстве своём именно ими – «из Муленге») – предки некоторых из них жили на территории Конго едва не со средневековья. Вторая – баньяруанда («из Руанды», т.е. из уже независимого государства). Первые жили в стране на гражданских правах, а вторые – на птичьих. Вот только различить и разграничить их было крайне непросто. Во-первых, естественно, баньяруанда стремились сфальсифицировать свой статус – и находили тут полную поддержку своей родни и просто соплеменников в духе "Этот? Да, всегда тут жил. Документов почему нет? А их тут почти ни у кого и нет!" – и в таком ключе. Во-вторых, объективно контроль над восточной границей Заира был слабым, там все 1970-1980 не без успеха партизанили оппозиционные, особенно левые, группировки. В некоторые места даже армия заходить опасалась. Какие уж тут проверки!
Имелись, впрочем, и такие баньямуленге, которые – из принципов племенной розни, а главное – не желая наследовать чужие конфликты, относились к появлению руандийцев неодобрительно – и оказались прозорливее остальных. Эмигранты-тутси начали вооружаться и бить хуту ещё в середине 1960-х, дальше было только хуже. Кроме того с годами все более портились отношения с другими местными этносами. Если особенных претензий к старожилам баньямуленге у них не было, то баньяруанда не только отбирали работу, но были ещё к тому же буйными, своевольными и не желали обращать внимания на местные обычаи. В итоге уже с 1963 по 1966 этнические группы хунде и нанде в Северном Киву развязали борьбу против руандийских эмигрантов, как тутси, так и хуту — что вылилось в масштабную резню, которая потом несколько раз вспыхивала по новой, причём под конец побеждать стали именно баньяруанда – как более сплоченные и лучше вооруженные.
Наконец, терпение Мобуту лопнуло. В 1981 году Заир принял ограничительный закон о гражданстве, который лишал разом и баньямуленге, и баньяруанда гражданства и, тем самым, всех политических прав. Правовые основания? Не смешите - это Чёрная Африка! Парадоксально, но, в общем-то, в реалиях Заира оно не так чтобы сильно мешало жить: людям без гражданства все равно можно было искать работу с тем же успехом, что и с его наличием, а система социального государственного обеспечения так и так не работала. У нахождения в тени даже могли быть свои плюсы. Скорее это было последнее предупреждение от властей. Общий смысл: теперь, если что, вам счета нету - будем убивать столько, сколько сочтём нужным, а после скажем, что так и было. Кого не устраивает необходимость сидеть тихо, тот пусть лучше убирается прямо сейчас. В принципе – сработало. И баньяруанда, и баньямуленге старались не вызывать не себя излишнего внимания Киншасы, платили, как в средневековье, подати сеньору, выполняя известные повинности - и жили по-своему. Естественно, в 1993-1994 все не могло не кончиться. Количество баньяруанда выросло в разы. В Заир эмигрировало 1,5 миллиона человек! Попытки других местных этносов воспрепятствовать новым переселенцам провалились – и даже хуже того. С 1993 по 1996 годы молодежь народов нунде, нанде и ньянга регулярно подвергалась нападениям со стороны баньяруанда, что привело к примерно 14 000 смертей. Выходцы из Руанды и Бурунди стали преобладающей силой в приграничье.
И вот и их, их старожилов, закон 1995 года изгонял вон из Заира.
Вероятно парламентарии (и Мобуту) стремились тем самым не допустить перехода на свою страну событий и потрясений соседей, понимая, что она может этого просто не выдержать, вот только сделали все так, что вместо воды подлили в огонь керосину. И так уже лагеря беженцев жили как независимые полисы, и так тамошние ополчения и отряды боевиков были организованы лучше, чем заирская армия (тяжёлых вооружений было поменьше, зато это были люди, дошедшие до пределов отчаяния, а потому крайне мотивированные), но если недавно хуту и тутси были полностью заняты друг другом, то теперь у них просто не осталось выбора, кроме как, действуя порознь, но преследуя общую цель, обратиться против правительства.
Свою роль сыграл и международный фактор. При жизни Хабьяриманы и даже в первые недели геноцида Мобуту имел неосторожность высказываться в поддержку хуту. Исходя из этого в 1995 победившие тутси РПФ решили, что депортация - прикрытие для подготавливаемой заирцами вооруженной интервенции с целью реставрировать власть хуту, а то и продолжить геноцид. Вообще своя логика тут была: про то, что творится в собственном уделе у Мобуту, соседям было известно, так что мысль о том, что многолетний диктатор Заира сочтёт выгодным для себя отправить куда-нибудь из страны хоть часть уже почти вышедшей из повиновения армии – чтобы солдаты грабили чужаков, а не собственный народ, казалась вполне естественной. Кроме того, реально существуют отряды бывших интерахамве-хуту, которые не только терроризируют заирских тутси, но и начали достаточно активно совершать рейды через границу – от их действий в прилегающих к Заиру районах Руанды в среднем гибнет до 100 человек в месяц. В ходе столкновений выяснилось, что у этих боевиков имеется оружие заирского происхождения. Передали им его по официальному распоряжению Мобуту или других высокопоставленных лиц, либо оно было банально куплено у разложившихся подразделений заирской армии непонятно до сих пор. Но факт есть факт. Как следствие РПФ, ставший уже соответственно правительством Руанды и Руандийской патриотической армией, принимает решение о превентивном вмешательстве. Бурунди следует в фарватере Руанды.
И да, здесь тот случай, когда ничтожность сил одной стороны вполне компенсируется ещё худшим положением дел у другой. Бесспорно по меркам Европы, или даже Азии Руанда была очень слаба. Её государственная машина почти не работала, там буквально не успели схоронить ещё все многочисленные трупы. Вообще геноцид был ближе не к упорядоченному немецкому Холокосту, а к эдакой на 100 дней затянувшейся Варфоломеевской ночи: если нацисты стремились даже останки жертв, кости, волосы утилизировать с пользой для экономики, то в Африке логика была такова “Тараканы-тутси забрались в дом и забаррикадировались там? Снести дом!”. Помощь руандийцев сородичам по ту сторону границы в финансовом аспекте была крохотной, вооружения – их тоже не хватало и самим, медийное сопровождение- ну, пожалуй, можно по радио несколько объявлений сделать… Вот только Заир настолько дошёл до ручки, что и такого толчка для него было, в общем, довольно.
Итак, перейдём к фактам. Начало 1996 года. Мобуту в стране нет – он за границей, во Франции и Швейцарии где лечится от рака простаты. В его отсутствии местные власти пытаются реально руководствоваться принятым в 1995 году законом о депортации. 7 октября губернатор провинции Южное Киву отдал хуту и тутси приказ покинуть её. Опять же, нельзя исключать и того, что он исходил из своих интересов как представителя того или иного местного этноса, конфликтовавшего с баньяруанда и баньмуленге – степень действительной власти центра ограничивалась лишь парой сотен километров от Киншасы, а дальше местные чиновники исполняли лишь то из противоречивых требований столицы, что считали для себя подходящим. Как бы там ни было, но последовал жёсткий и организованный ответ. В середине октября грянуло восстание баньяруанда-тутси. 24 октября 1996 года ополчение тутси захватило Увиру, 30 октября — столицу Южного Киву Букаву, а 1 ноября вошло в столицу Северного Киву Гому, тем самым консолидировав под своей властью основные города центрального востока Заира и область основного расселения беженцев, непосредственно примыкавшую к границе. Большую роль в успехе сыграли одновременно пришедшие из Руанды заранее сформированные там боевые отряды. Очень сложно сказать, были ли это боевики или армия – грань между понятиями была крайне размыта и тонка.
Первоначально задача виделась следующей – занять Северное и Южное Киву, уничтожить базировавшиеся там остатки бывших интерахамве и вообще тех, кто был замешан в геноциде, а теперь продолжал терроризировать тутси по обе стороны границы, в идеале – добиться формальной или фактической отмены закона о депортации. Но та лёгкость, с которой был достигнут успех, заставила пересмотреть планы. Руанда была бедна буквально как церковная мышь – и ресурсов для восстановления и роста почти не просматривалось. Заир же, в отличие от неё, был достаточно богат сырьём (хотя на благосостоянии граждан это, как мы помним, почти и не сказывалось). Возник замысел, который мог, пожалуй, появиться в это время только в Африке – война будет продолжена ради… контрабанды! Именно восток Заира имел наиболее ценные залежи редкоземельных элементов, которые можно было даже и без масштабной логистической операции натырить на достаточно крупную сумму. Соответственно с началом ноября Поль Кагаме ставит перед окончательно уже перешедшими под руководство Руанды отрядами тутси цель расширить зону контроля настолько, чтобы описанная выше операция получила экономический смысл, а после – удерживать её столько, сколько получится. Свою роль сыграло и то, что не только недавние мигранты, а большинство баньяруанда и баньямуленге оказались лояльны к соотечественникам (Впрочем, грань между хуту и тутси оставалась всё равно. Первых начали насильственно депортировать обратно в Руанду – и очень круто обходились со всеми, кто был против. В целом по оценкам некоторых исследователей можно говорить о своего рода контргеноциде — за время Первой Конголезской хуту погибло до 200 000), а коренные этносы Заира – вполне индифферентны к тому, кто именно будет теперь с них брать долю малую. В известном смысле при новой власти было даже несколько больше порядка.
Руанда предпринимает ряд дипломатических шагов. Прежде всего якобы находит на занятых территориях доказательства подготовки Мобуту группировок хуту для агрессии и даже его роли как одного из организаторов геноцида. Правда это, или нет? Скорее, все же, ответ должен быть отрицательным. Не потому, что президента Заира замучила бы совесть, а потому, что он все же мог ещё более-менее трезво смотреть на вещи и оценивать свои возможности. Да и слишком вовремя бумаги нашлись. Но моральное и правовое оправдание для продолжения банкета нашлось – мало того, к столу спешили подойти новые лица. В борьбу вмешивается Уганда. Последняя уже давно не очень дружит с Заиром. Во времена Иди Амина – наверное, всё же самого безумного из африканских тиранов, внешнюю политику страны шатало туда и сюда, но чаще он всё же ориентировался на Восток, а не на Запад – и тем самым автоматически закладывал конфронтацию с Мобуту. Ну а после свержения диктатора при помощи Танзании и периода длившейся примерно 5 лет политической нестабильности и хаоса, к власти в Уганде пришёл Йовери Мусевени (к слову, действующий президент страны с 1986 года).
В этом ему активно помогал находившийся тогда в Уганде Поль Кагаме и его люди. Прочные дружественные контакты между двумя президентами сохранились и в дальнейшем. Именно Мусевени и Уганда оказали существенную помощь РПФ, возможно даже предопределив его победу. Но, всё же, основой была не крепкая мужская дружба лидеров, а прагматический расчёт – угандийцы тоже желали поучаствовать в экспроприации заирских ресурсов. И были готовы пойти ради этого на многое.
В ноябре в значительной мере именно из-за того, что в дело вмешалась Уганда – разом и чтобы воспользоваться её помощью, и чтобы упредить, ополченцы тутси и и примкнувшие к ним хуту, а также “коренные” заирцы, сформировавшие Альянс демократических сил за освобождение Конго (АДСЗОК), развернули наступление на север – вдоль заирско-угандийской границы. 26 ноября пал город Бутембо – второй по размерам город Северного Киву. 24 декабря – столица северо-восточной провинции Заира – Итури город Буниа. Сопротивление понемногу росло (особенно по мере удаления от центров скопления беженцев), темпы продвижения замедлялись. Буниа удалось взять потому, что внезапно и совершенно открыто по нему нанесла удар с тыла регулярная армия Уганды – далее весь остаток Первой Конголезской угандийцы будут напрямую управлять этим регионом.
17 декабря 1996 года на родину вернулся Мобуту. Президент решил разгромить врагов привычным способом – залив пожар войны деньгами. Заирцы преступили к массовой вербовке наёмников, в том числе профессионалов белых. В его «Белом легионе» числилось около 300 «солдат удачи». Возглавил легион бельгиец Кристиан Тавернье. В самом конце 1996 – начале 1997 в боях с АДСЗОК отметились и сербы (вспоминаем, какой ад в это же время творится в бывшей Югославии), и шведы, и другие «дикие гуси». Действия наемников с воздуха прикрывали четыре вертолета Ми-24 с украинскими и сербскими экипажами. Эти Ми-24 Мобуту закупил на Украине. Данные факты здорово всполошили руандийцев и вообще всех противников Мобуту – стало ясно, что если дать ему время, то он вполне сможет нанять достаточно профи для того, чтобы одержать военную победу. Сумеет ли он с ними после рассчитаться? Вопрос, вот только АДСЗОК от этого будет не легче. Вот так и вышло, что слишком решительно защищаясь, Мобуту в итоге подписал своему режиму приговор. Если доселе никто и не помышлял о походе на Киншасу, то теперь он стал просто неизбежностью. И достаточно быстро нашёлся человек, который был готов его возглавить.
Знакомимся, Лоран-Дезире Кабила, личность во всех отношениях интересная. Родился наш герой в 1939 году в Джадотвилле (ныне Ликаси) провинции Катанга – наиболее богатой ресурсами из всех в Конго. Принадлежал (по отцу) к народности луба, которая составляла там большинство. Про детство известно довольно мало, а вот дальше биография разом и без предупреждения переходит на галоп. Кабила учится сперва в Парижском университете (где приобретает левые взгляды), а далее – марксистские курсы в китайском Нанкине, а после – в Албании! В промежутке – ещё небольшой срок в качестве студента Университета Дар-эс-Салама в Танзании. Вполне разностороннее и достаточно фундаментальное образование даже по европейским меркам. Тот факт, что выходец из конголезской глубинки смог начать этот путь с поездки в европейскую столицу – и даже не бывшей метрополии – Брюссель, а в Париж, наводит на мысль о том, что его родители сумели каким-то образом выбиться в элиту Катанги – но на убеждениях сына это не отразилось. На родину – практически аккурат к её независимости – Лоран-Дезире вернулся подготовленным по всем статьям бойцом-революционером. И именно так он действует: в 1960 году Кабила стал заместителем командующего молодёжного крыла организации Балукат (ассоциация племени балуба в Катанге), активно воевавшим против войск Моиза Чомбе, провозгласившего как раз тогда, как мы помним, независимость Катанги от Конго. Кабила поддерживал Патриса Лумумбу вплоть до смерти последнего, а после – его сторонников, провозгласивших в Стэнливиле Народную республику Конго, воевавшую против президента Конго Жозефа Касавубу (и ещё формально не занимавшего высшего поста, но уже во многом правившего Мобуту).
Кабила партизанил, главным образом – в родных краях, причём не без успеха. Во всяком случае, его имя звучало достаточно громко для того, чтобы именно на Лорана-Дезире и его людей вышел великий Че, приехавший в Конго с примерно сотней своих бойцов. Последний, впрочем, довольно быстро в Кабиле разочаровался. Гевара незадолго до отбытия из Африки охарактеризовал Кабилу как «ненадёжного человека», интересующегося в основном выпивкой и женщинами. Впрочем, в этом была хорошая доля раздражения от общей неудачи – в более спокойной обстановке тот же Че говорил, что из всех встреченных им в Конго людей, Кабила был единственным, кто обладал качествами вождя масс, но ругал его за отсутствие «революционной серьёзности». Что ж, и без неё, надо думать с веселым, улыбчивым лицом (на большинстве фотографий Кабилы, которые довелось видеть автору этих строк, у него на удивление жизнерадостное выражение) в 1967 Кабила со своими бойцами стал базироваться в горном районе провинции Южная Киву, западнее озера Танганьика.
Там, чувствуя силу и опираясь на поддержку Китая, Кабила основал свою Народно-революционную партию, а затем создал и сепаратное марксистское государство. Кабила провёл там коллективизацию сельского хозяйства, организовал добычу и контрабанду полезных ископаемых, а также обложил данью прилегающие районы. Судя по всему, среди простых людей он пользовался популярностью – во всяком случае, у него хватало рекрутов, а также не нашлось никого, кто попытался бы сдать Лорана-Дезире властям. Сами по себе же войска Мобуту в Южное Киву лезть просто боялись. Кабила был неплохим по африканским меркам командиром, а главное организатором, и местные власти почитали за счастье уже то, что его удаётся как-то сдерживать. Одним из способов, к слову, стало то, что солдаты и чиновники стали банально откупаться от бойцов партизанского вождя. Дошло до того, что сами заирцы поставляли ему вооружения и припасы в обмен на ограничение рейдов-грабежей.
Конечно, Кабила хотел большего – но вот на это уже не было сил. Если так возможные траты и риски, связанные с его выкуриванием и выуживанием делали для Мобуту (а также стоявших за ним американцев) игру не стоящей свеч, то гипотетический поход на столицу быстро и радикально бы всё изменил. В Киншасе в какой-то момент рассудили, что сложившаяся патовая ситуация, в общем, приемлема, а потому Лоран-Дезире проправил своим анклавом аж до 1988 года. Постепенно все более и более Кабила начал, очевидно, внутренне трансформироваться. Бытие определяет сознание. Прежний пламенный борец за дело революции стал не менее пламенным борцом за денежные знаки. К концу 1970-х годов Лоран-Дезире существенно разбогател на контрабанде и рэкете, он обзавёлся собственными особняками в столице Танзании Дар-эс-Саламе и в столице Уганды Кампале. Вот только в основе всего всё равно была именно революционная фраза, в которую верили люди Кабилы, даже если сам вождь в действительности уже и отошёл от своих прежних позиций, а также помощь соцстран – временами КНР, иногда – СССР, но, так или иначе, “красных”. Во второй половине 80-х (догадайтесь почему) она резко окончилась – и Лоран-Дезире был вынужден покинуть Южное Киву и вообще Заир и скрыться. Причем сделал он это мастерски – вовсю курсировали слухи о его смерти, а куда конкретно Кабила подевался не знал решительно никто.
И вот в октябре 1996 наш герой возник просто таки из небытия и пересёк границу с одним из отрядов тутси. Собственно, именно Кабила стал катализатором включения в АДСЗОК не одних только баньруанда и баньмуленге, а представителей других этносов, придавал борьбе с Мобуту и его силами оттенок внутризаирского гражданского противостояния, а не интервенции. В условиях появившихся в конце 1996 года рисков, о которых было сказано выше, Руанда и Уганда решают сделать ставку на Кабилу. Именно этот опытный, хитрый и довольно храбрый человек должен был со всей возможной скоростью и решимостью покончить с режимом Мобуту прежде, чем тот соберёт с миру по нитке силы, достаточные для восстановления контроля над собственной восточной границей. Награда – место главы будущего обновлённого Конго! За такой куш Лоран-Дезире был готов побороться как следует. Не стоит думать, что Кабила был единственным претендентом – руандийцам, в общем-то, было всё равно, кто рискнёт и сумеет пошатнуть власть Мобуту над Заиром. Так до середины зимы 1997, к примеру, в состоящих не из тутси структурах АДСЗОК ведущую роль играл ещё и полевой командир Кисасе Нганду, но в январе 1997 он поймал пулю и умер.
В январе 1997 силы АНДСЗОК продолжили распространяться на северо-восток, заняв Верхнее Уэле и взяв 25 числа городок Уатса. 10 февраля был захвачен административный центр провинции город Исиро. Всё это, бесспорно, было успехом – но ещё достаточно скромным. Решающие события произошли, в конечном счете, совершенно в другом месте и по иному поводу. Дело в том, что Мобуту дал согласие (впрочем, не все в нём уже и нуждались) действовать и усиливаться всем повстанческим и военизированным группировкам, которые за годы своего владычества он приютил или прикормил в Заире. В частности – УНИТА. И вот здесь нам придётся сдать немного назад.
Практически сразу после того, как стало ясно, что Португальская метрополия не сумеет удержать под своей властью Анголу, происходит размежевание в рамках прежде единого освободительного антиколониального движения. Этническое причудливо переплетается с идеологическим. Так, первоначально УНИТА - Национальный союз за полную независимость Анголы (порт. União Nacional para a Independência Total de Angola, UNITA) стоял на левых идейно-теоретических позициях, но под влиянием конкуренции с левой же МПЛА и, прежде всего, этнического партикуляризма (назвать его национализмом было бы несколько претенциозно) племени овимбунду, к которому принадлежал лидер УНИТА Жонаш Савимби, организация отдрейфовала радикально вправо.
Наряду с силами Национального союза на прокапиталистических и антисоветских позициях в ходе развернувшейся в Анголе сразу после обретения ею независимости борьбы, стоял Национальный фронт освобождения Анголы (ФНЛА - порт. Frente Nacional de Libertação de Angola). Именно последний в течение определённого периода времени пользовался поддержкой Заира и Мобуту (и стоящего за ними большого Западного блока во главе с США), в то время как УНИТА ориентировалась на ЮАР, которая из-за режима апартеида стояла наособицу среди других капстран – противниц распространения влияния СССР в Африке.
Тем не менее, ФНЛА продемонстрировала уже на достаточно раннем этапе свою ненадёжность. В 1972 – собственно, ещё до независимости, произошло восстание в воинских частях ФНЛА, направленное против руководства организации, осевшего в Заире. Восстание было с трудом подавлено заирской армией по приказу Мобуту. Попытки создания коалиционного правительства УНИТА-ФНЛА в 1975 году, как способа ответить на резко интенсифицировавшееся вмешательство Советского Союза и других соцстран (в частности Кубы) в противостояние в Анголе, провалились – прежде всего по вине ФНЛА, из-за неготовности и слабости Фронта. Бойцы ФНЛА были недостаточно обучены и мотивированы, вооружение уступало противнику. Ключевые военные позиции в ФНЛА — в отличие от УНИТА — занимали наёмные командиры: Костас Георгиу, командующий гарнизоном Санту-Антониу-ду-Заири британец Дерек Баркер, организатор обороны Сан-Сальвадор-ду-Конго американец Густаво Грильо. Более профессиональные по сравнению с африканцами, наёмники, тем не менее, наряду с практической пользой приносили серьёзные репутационные издержки, которые стали очень большими, когда основная масса их оказалась, в конечном счете, в плену. Очень серьёзным ударом по престижу ФНЛА стал судебный процесс над наёмниками в Луанде летом 1976 года. По его итогам четверо — Костас Георгиу, Эндрю Маккензи, Дерек Баркер и Дэниэл Герхарт — были расстреляны, девять (в том числе Густаво Грильо) получили длительные сроки заключения. Связь с ФНЛА стала ассоциироваться с военными преступлениями. При этом характерны замечания Георгиу, сделанные во время суда: МПЛА, по его впечатлению, больше заботилось о единстве своих рядов и о поддержке населения, нежели ФНЛА, тогда как для гражданской войны нужнее опора в своей стране, нежели иностранная помощь.
К 1976 году – главным образом в виду большей своей популярности в массах, а также благодаря действиям кубинских сил – МПЛА в основном одерживает победу в гражданской войне, части заирских войск и сил ЮАР покидают территорию страны, УНИТА уходит в подполье и начинает действовать партизанскими методами, что до ФНЛА, то Фронт оказывается по большей части разгромленным. Остатки его войск беспорядочно отступили на территорию Заира. При этом ФНЛА постепенно утратил поддержку президента Заира Мобуту и ЦРУ США, которые более не интересовались в ослабевшей структуре, но, напротив, видели риски, связанные с возможными ответами ангольцев на вылазки с территории Заира. Уже в 1977 году, как мы помним, отряды проангольской организации FNLC под командованием генерала Мбумбы с санкции правительства МПЛА вторгаются в заирскую провинцию Шаба. Вторжение 1977 года отбито заирской армией при решающей помощи марокканских войск. На следующий год формирования FNLC разгромлены в Колвези парашютистами французского Иностранного легиона. Тем не менее, хотя обе попытки и были безуспешными, Мобуту в полной мере осознал риски. Поддержка ФНЛА прекращается. В свою очередь после двух поражений в Шабе правительство Анголы идёт на нормализацию отношений с Заиром.
Казалось бы, мир? Но в 1980-м году со смертью первого президента Анголы Агостиньо Нето в 1979 году обстановка в стран вновь обостряется, внешние силы решаются сделать по новой ставку на вооруженную борьбу, при этом теперь концентрируя своё внимание на УНИТА. Ведущую роль играет ЮАР, особенного накала боевые действия достигают в середине 1980-х. Мобуту, предполагая, что в любом случае над просоветским правительством Анголы скоро будет одержана победа, вновь начинает поддерживать УНИТА, что обоснованно воспринимается ангольцами как предательство. С этого момента отношения между государствами оказываются очень серьёзно и глубоко испорченными. К концу 1987 – началу 1988 годов после грандиозной по размаху в масштабах региона битвы при Квинто-Кавале кубинско-ангольские силы достигают решающей военной победы, регулярные части армии ЮАР покидают страну. В 1988, с целью уменьшения международного (Западного) давления на теперь находящуюся в безопасности Анголу её территорию покидают кубинские и иные иностранные войска. Тем не менее, логистическая, информационная и военно-техническая поддержка продолжает оказываться. Предполагается, что сохранившиеся сравнительно незначительные очаги вооруженного сопротивления правительство Анголы сможет успешно ликвидировать в самом скором будущем, однако вместо этого стремительное сворачивание советского влияния и присутствия во всех практически регионах мира, а затем распад СССР радикально меняют картину.
В 1991 — в Лиссабоне были подписаны Бисесские соглашения о политическом урегулировании между правящей МПЛА и оппозиционной УНИТА. В Анголу возвращается и основатель ФНЛА Холден Роберто. Лишившись советской поддержки, МПЛА пытается переориентироваться на США. Осенью 1992 года проводятся первые в истории страны многопартийные выборы. Объявляется о получении МПЛА большинства в парламенте. Вопрос о том, насколько честными были выборы, остаётся открытым и дискуссионным по сию пору. УНИТА оспаривает объявленные результаты выборов, причём устраивает массу разного рода провокаций с оружием в руках. МПЛА отвечает так называемой резнёй на Хэллоуин, после которой гражданская война возобновляется с новым ожесточением. Не пересказывая здесь всего её хода, достаточно будет сказать, что УНИТА, несмотря на жестокий первый удар, сумела нанести противнику ряд поражений, но недостаточно, чтобы полностью перехватить у МПЛА власть. Постепенно в организации происходит раскол на радикальное и умеренное крыло. Вторые заинтересованы в компромиссе, мирном процессе и дальнейшей политической борьбе с МПЛА, в то время как первые ориентированы на строго насильственные методы. И именно они, во главе со старым вождём Савимби, находят поддержку и приют в Заире, устраивают там базы и лагеря.
В конце 1996 – начале 1997 правительство Анголы серьёзно опасается того, что радикальная УНИТА в условиях войны в Заире и описывавшейся выше политики президента Мобуту сможет существенно нарастить свои доходы, вобрать в свой состав другие вооруженные группировки (в том числе даже части заирских ВС), договориться с белыми наёмниками – и нанести удар на юг через границу, провоцируя очередной виток конфликта уже непосредственно на исторической родине движения. Решение принимается быстро и однозначно – допускать такого сценария развития событий нельзя. Режим Мобуту слаб, никогда наладить с ним конструктивные отношения Анголе не удавалось. Как следствие возобладала линия на его свержение. Ангола вступает в войну, действуя по следующей схеме: против УНИТА в бой вводятся непосредственно регулярные войска, а помимо них в дело вступают так называемые «tigres» - Тигры, — отряды, сформированные из потомков ополченцев Катанги, изгнанных из Заира, которые атакуют прямо армию Сесе Секо. Впрочем, временами ограничения отбрасывались, если обстановка к тому располагала.
Ангольское вмешательство окончательно перевесило чашу весов. Режим Мобуту, и без того слабый, держащийся исключительно на финансовых запасах (это в чудовищно нищей стране) затрещал по швам и стал рассыпаться. Попытки заслониться от всех врагов разом привели к тому, что заирцы оказались слабы практически повсеместно. Боевой дух их был крайне низок.
После непродолжительной оперативной паузы в конце февраля 1997, с возобновлением войны у Мобуту практически не было шансов удержаться у власти. Его армия была в руинах, а продвижение повстанцев Кабилы сдерживали лишь климат и отсутствие дорог. 3 марта они берут город Кинду, 15 – Кисанги, бывший Стэнливиль, один из крупнейших и важнейших населенных пунктов страны. За остаток марта и апрель уже почти без борьбы занимается весь богатейший в отношении сырья юг Заира, а в мае начинается решающее наступление на Киншасу. По мере продвижения повстанцев к Киншасе были предприняты попытки со стороны международного сообщества договориться об урегулировании. В наибольшей степени Мобуту рассчитывал на французов, на их прямое вмешательство. Однако АДСЗОК не воспринимал перспективу переговоров всерьез, хотя и принял в них участие, чтобы избежать международной критики, а внешние силы так на помощь правительству Заира и не пришли. Правительственным войскам не удалось, в конечном счете, организовать даже оборону столицы, на окраине которой повстанцы были уже в мае. Киншасу обороняло теоретически весьма солидное войско — около 40 тыс. солдат армии Заира, правда существенная часть из них — без оружия, и около 1000 бойцов УНИТА. Вот только боевой дух был крайне низок. Никто не верил в победу, да особенно и не желал её. Мало того, Мобуту к тому моменту уже покинул пределы страны. Большинство генералов бежали вслед за ним. 16 мая 1997 силы АДСЗОК триумфально в вступили в город. Танковая колонна, состоявшая из машин китайского производства Тип-62 (облегчённая версия Т-54) так и не нанесла запланированный контрудар и вообще до сражения не доехала. Танкисты банально бросили технику и разошлись по домам.
Бросивший всё Мобуту сперва некоторое время прожил в Того, потом – в Марокко. Потрясение от поражения и потери власти было так велико, что отставной диктатор на удивление быстро – и, по видимому, исключительно в силу естественных причин (по крайней мере нигде сомнений в этом автору найти не удалось), угас и умер уже 7 сентября 1997. Кабила же 17 мая не долго думая без каких-либо выборов, просто на правах завоевателя провозгласил себя президентом одновременно переименованной назад в Конго страны. Война окончилась. Военные потери каждой из сторон не превысили 15 000 человек убитыми…
Лоран-Дезире Кабила был далеко не идеальным государственным мужем. В некоторых аспектах он – впрочем, типичным для Африки образом, даже повторял свергнутого Сесе-Секо. Так, министр информации Заира, ранее отвечавший за культ личности Мобуту, остался на своём посту и организовал возвеличивание уже нового президента. В стране стали появляться памятники (стоит сказать, весьма забавного на европейский взгляд, почти карикатурного вида), приниматься иные меры. Но до тех глубин, которых некогда достигал мобутизм, новым веяниям было весьма далеко. И так – во всём. Кабила был моложе, активнее, разумнее и честнее предшественника, и в целом лучше Мобуту даже в своих недостатках. Вот только ситуация в которой оказался новый президент обновленного Конго была такова, что этого было мало.
Что Лоран-Дезире унаследовал? Экономика оставалась в состоянии крайнего упадка и приходила в еще больший в условиях чудовищной коррупции. Хозяйственные связи были разорваны, конголезские деньги обращались наравне с туалетной бумагой, а то, что ещё чего-то стоило, разворовывалось и поскорее сбывалось за рубеж. Кабила не мог опереться на прежнее правительство и структуру власти – это было бы равносильно попытке опереться на насквозь проеденное термитами дерево. Прежнюю армию, например, пришлось попросту распустить и набирать заново. Тогда он попытался энергичными мерами по централизации власти рекрутировать с мест новую элиту, ликвидировав прежнюю вольницу региональных лидеров. В результате Кабила разворошил муравейник - возобновились все возможные межэтнические конфликты, народности Конго, а, естественно, свои стремились протащить своих, толкались локтями и грызлись зубами. А в это время Руанда и Уганда продолжали активно вмешиваться в дела на востоке страны и вытягивать оттуда всё, до чего могли дотянуться. Как следствие Кабила стал рассматриваться многими как марионетка иностранных режимов, которые привели его к власти. Чтобы противостоять этому образу и увеличить внутреннюю поддержку, а главное – доходы он начал выступать против своих бывших союзников. Из новой армии Конго были вычищены в обилии пришедшие туда тутси из АДСЗОК, вновь начала подниматься мобутовская тема с гражданскими правами баньяруанда и баньямуленге.
Руандийцам происходящее очень не понравилось. С их точки зрения война вообще завершилась слишком быстро. Приносившие хорошие деньги и уже почти интегрированные в их экономическую и социально-политическую систему территории востока Конго теперь нужно было отдавать. А с какой, спрашивается, стати, если объективно ситуацию там контролируют или прямо руандийские войска, или ориентирующийся на них тутси? Сходной, хотя и не столь ярко выраженной была и позиция Уганды. Наконец, не была завершена насильственная репатриация хуту, и был риск, что они вновь могут сорганизоваться в вооружённое движение, если пустить дело на самотёк (вернуть регион под власть Киншасы было практически равносильно этому). В общем, руандийцы заартачились и попытались, судя по всему, затянуть свой уход, а также обставить его рядом условий.
И здесь Кабила рубанул сплеча. Он не только потребовал незамедлительного вывода всех иностранных войск из Демократической Республики Конго 26 июля 1998 года, но и придал гласности, причём громко и недвусмысленно, свои противоречия с бывшими союзниками, которых он обвинил в намерении «восстановить средневековую империю тутси» (Тутсиленд). Последняя, к слову, во многом исторический миф, но не будем уходить в сторону от основной линии повествования. Важно иное. Репатриация тутси в Руанду только усугубила нарастающий антагонизм, потому что, естественно, вновь прибывшие были настроены по отношению к изгнавшему их Кабиле крайне негативно...
Кто первым начал опять провокации в пограничье неясно. Официальная позиция Руанды и Бурунди - на востоке ДРК вновь открылись лагеря беженцев для хуту и началась подготовка там боевиков.
Проще говоря, встав во главе Конго Кабила почти буквально повторил действия Мобуту, которые положили начало его краху. Последнее выглядит всё же сомнительно – чуть более года проведя у власти, достаточно опытный и разумный командир и политик Лоран-Дезире едва ли стал бы так резко и мощно прыгать на старые грабли. Конголезцы считают, что это руандийцы под старыми предлогами начали переходить группами на территорию ДРК, вести там подрывную работу, готовя выступление против центральной власти. Нельзя исключать и иных вариантов. В регионе была масса непонятно кому подчинявшихся людей с оружием, которые ничтоже сумняшись были готовы его пустить в дело. Белые наёмники Мобуту, оставшиеся без денег. Превратившиеся наполовину в банальных рэкетиров и разбойников дезертировавшие ещё в 1997 части старой заирской армии. Остатки радикальной УНИТА. Наследники интерахамве и прочие группировки хуту. Религиозные и сектантские объединения, вроде изначально возникшей в Уганде, но распространившей своё влияние в период нестабильности и на Конго печально знаменитой Господней армии сопротивления и других сходных структур. В общем-то, это даже не столь важно. Ответственность за дальнейшие события в известной степени лежит на всех. В том числе и на уже покойном Мобуту. Так или иначе, но в Кигали пришли к выводу – в интересах Руанды (и тутси) возобновление войны, так как Кабила недоговороспособен. И начали действовать. Играть старались на опережение – пока ещё не были выполнены последние распоряжениея Лорана-Дезире, в частности относительно удаления тутси из армии (к слову, это тоже был не самый мудрый ход – для многих это было резким снижением статуса и дохода, причём совершенно незаслуженным – они воевали и победили).
2 августа 1998 года военные-тутси (10-й батальон, 222-я бригада) во главе с генерал-майором Ондеканом (также этнический тутси)— бывшим соратником президента Кабилы — подняли мятеж на востоке страны в городе Гома. Сопротивляться им там было некому – они и являлись гарнизоном. На следующий день, 3 августа, повстанцы установили контроль над городами Увира и Букаву и 60-тысячной армией двинулись к столице Киншасе. Исходя из указанной численности, легко можно видеть, что первоначальное ядро мгновенно абсорбировало и притянуло к себе множество сторонников и попутчиков. Но и это – не вполне достаточное объяснение. До сих пор продолжаются споры, чем же являлось восстание тутси: мятежом или интервенцией Руанды и Уганды. Большинство свидетелей и исследователей показывает, что реальную власть на местах осуществляли не восставшие конголезские тутси, а офицеры из Уганды и Руанды, которым была выгодна эскалация конфликта.
Итак, всего через год с небольшим после завершения Первой, Вторая Конголезская Война, которой ещё предстоит стать Первой мировой Африканской, началась. Как она развивалась – в следующей части.