Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Да, я понимаю, разумеется, что попытка даже бегло поведать о всех "жильцах" Некрополя - всего лишь жалкий словесный суррогат того места силы, тех несметных духовных сокровищ, что открываются всякому, пришедшему сюда. Здесь нет того удручающего упадка и почти осязаемого чувства тлена, что встречают тебя, скажем, на Новодевичьем кладбище на Московском проспекте Петербурга. Напротив: Некрополь - вовсе не "город мёртвых", это, скорее, "Филополис" - от древнегреческого "φίλος", "друг". И пусть мы не были с ними знакомы, но, ежели посудить, разве мы не знаем Ломоносова? Сперанского? Ланского? Константина Яковлевича Булгакова? От щедрой россыпи знакомых имён создаётся обманчивое впечатление, что ты приятельствовал и с остальными... Например, вот с этим, так и оставшимся навеки 19-летним "подпорутчиком и кавалером" Смирновым.
Между прочим, эпитафия на его могилу принадлежит перу... Петра Андреевича Вяземского (как же без него?):
Цвѣтъ юности его въ бояхъ судьба щадила
При взорахъ матери ждала его могила
Таинственной руки непостижимъ законъ
Едва привѣтствуемъ семѣйствымъ дружнымъ онъ
И сей привѣта гласъ вѣчнаго прощанья
Болезнью сверженъ онъ на хладный одръ страданья
От юнаго чела отринуть не могли
Удара плачъ сестеръ родителей стенанье
Покойся доброй сынъ, минутный гость земли
Утешьтесь мать отецъ! За гробомъ есть свиданье
Исчерпывающе! Теперь мы, кажется, знаем, что юный подпоручик, участник Отечественной войны, по долгожданному родными ("родителей" - значит и мать, и отец, а ещё сестры) возвращении домой заболел чем-то весьма серьёзным, от того и умер. Холера ли? Сухотка? Или просто попил в зной холодного молока или квасу из ледника, да и сгорел за несколько дней? Каким он был? Уж, верно, - истовым поклонником Бахуса и Вакха, немного бравады пожившего и много повидавшего "отчётливого рубаки"... Этакий Николенька Ростов, счастливый в своей любви к жизни, к себе, к семье: "И да здравствует весь мир!.." В перечне участников войны 1812 года он есть:
- Смирнов Владимир Осипович. Подпрапорщик Л.-гв. Семеновского полка. 26.8 участвовал в сражении при Бородино, за отличие в котором награжден знаком отличия военного ордена за № 16692. 24.12.1812 за отличие произведен в прапорщики"
Предлагаю зайти ещё дальше и почитать "ПОСЛУЖНЫЕ СПИСКИ ОФИЦЕРОВ Лейб-Гвардии Семеновскаго полка за 1812 год". Есть там и наш герой!
- Род. 1796 г. Ноября 15, принят в коллегию иностранных дел актуариусом; 812, Янв. 31, подпрапорщиком Л. Гв. в Семеновский полк; 812, Окт. 20, в прапорщики. 1812 года. Марта 9-го дня выступил Лейб-Гвардии с Семеновским полком из С.-Петербурга в поход; участвовал во время всей ретирады от г. Вильны до с. Бородина, где Августа 24 и 25-го в резерве, а 26-го в действительном сражении находился; за что и награжден знаком отличия военнаго ордена за № 16692. Октября 6-го в ночной экспедиции при разбитии неприятельскаго корпуса при селении Тарутино в резерве; Октября 11-го под городом Малым Ярославцем в резерве и при дальнейшем преследовании неприятельских войск до границ Российской Империи находился.
Увы, портрета нашего Владимира Осиповича не сохранилось. Чтобы продолжить прогулку и хоть как-то попытаться визуализировать образ Смирнова, предлагаю этот портрет. Правда, это - уже целый поручик, заметно старше годами, зато - семёновец. И давайте сделаем вид, будто не заметим, что у натуры с портрета есть довольно мудрёное имя (Фёдор (Теодольф) Иванович Жирар-де-Сукантон), да и родился сей Сукантон, когда наш Смирнов уже славно бился с французом под Тарутиным. Но - пусть будет!
Прощайте, Владимир! А славные стихи написал вам князь Пётр! Верно, и человек вы были удивительный - как и многие из того поколения. А нам пора к... Ну, конечно: и в другую эпоху, и к совсем другим людям. Вроде гениального нашего Эф Эма.
Скамья у памятника писателю никогда - даже в самые безлюдные дни - не пустует. Покурил в благостной какой-то задумчивости на ней и я. Вспомнил знаменитую речь его на пушкинских торжествах в июня 1880 года - за каких-то полгода до собственного ухода.
- "... Если бы жил он дольше, может быть, явил бы бессмертные и великие образы души русской, уже понятные нашим европейским братьям, привлек бы их к нам гораздо более и ближе, чем теперь, может быть, успел бы им разъяснить всю правду стремлений наших, и они уже более понимали бы нас, чем теперь, стали бы нас предугадывать, перестали бы на нас смотреть столь недоверчиво и высокомерно, как теперь еще смотрят. Жил бы Пушкин долее, так и между нами было бы, может быть, менее недоразумений и споров, чем видим теперь. Но бог судил иначе. Пушкин умер в полном развитии своих сил и бесспорно унес с собою в гроб некоторую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем"
Точно то же самое - слово в слово - можно сказать и о самом Достоевском. Разгадываем - да всё никак не можем. Как музыку Чайковского... Вот, кстати, и он сам. Ох, и памятник же! Куда там скромникам Вяземскому, Гнедичу или - тем паче - Ивану Ивановичу Козлову!..
Далеко до изощрённости великого композитора и его коллегам. Балакиреву...
... Глинке
А вот Даргомыжский оказался большим оригиналом. Его памятник стилен и по-хорошему удивляет.
Скромен и последний приют знаменитого Петипа.
Внушительный монумент знаменитому нашему физиологу, академику, князю и потомку великого грузинского правителя Георгия Саакадзе - Ивану Романовичу Тарханову, который на самом деле Иван Рамазович Тархнишвили, Тархан-Моурави.
По сравнению с княжеским памятником последнее пристанище Кустодиева тихо и трогательно. Он мне дорог по-особому. Его работами "провинциальной" серии я бесцеремонно иллюстрировал на канале публикации "Штукенции".
Наверное, пора прощаться! Ещё раз мысленно охватываю взглядом всех, с кем повидался сегодня. Славный был день! Это никакая не тафофилия. Это - иное. Просто я встречался с друзьями в некотором городе, который выдумал сам - Филополисе. И пусть финальной виньеткой станет ещё одно стихотворение князя Петра Андреевича (нашего замечательного cicerone, отработавшего для нас добросовестно и исправно. Уже августом - анонсирую - выйдет на "Русскомъ Резонере" большая трехчастевая публикация, посвящённая одному письму Вяземского, в котором он предстанет перед нами в неожиданном качестве и каком-то новом оттенке многогранной своей натуры).
Где б ни был я в чужбине дальной,
Мной никогда не позабыт
Тот угол светлый и печальный,
Где тихий ангел погребальный
Усопших мирный сон хранит.
Оплакавший земной дорогой
Любви утрату не одну,
Созревший опытностью строгой,
Паломник скорбный и убогой,
Люблю кладбища тишину.
Мне так сочувственны могилы,
В земле так много моего,
Увядших благ, увядшей силы,
Что мне кладбище — берег милый,
Что мне приветлив вид его.
Предавшись думам несказанным,
И здесь я, на закате дня,
Спешу к местам обетованным,
К могилам чуждым, безымянным,
Но не безмолвным для меня.
Среди цветов в тени древесной,
Кладбище здесь — зеленый сад,
Нас не смущает давкой тесной
Гробниц и с спесью полновесной
Тщете воздвигнутых громад.
В виду — величество природы,
Твердыни вечных гор кругом,
И вечно подвижные воды,
То блеск небес, то непогоды
В прекрасном ужасе своем.
Вблизи — всё пепел да обломки,
Вся наша немощь в тле своей;
Близ предков улеглись потомки;
Могил молчанье и потемки —
Вот след непрочных наших дней.
Но здесь нагорное кладбище
Поближе к небу вознеслось,
Прозрачный воздух здесь и чище,
И дней минувших пепелище
Цветущей жизнью облеклось.
Здесь всё свежо, везде просторно,
Здесь словно ратный стан почил
По битве жаркой и упорной
И к ночи отдых благотворный
Бойцов и страсти умирил
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Самое интересное на канале - в иллюстрированном гиде по публикациям на историческую тематику "РУССКIЙ ГЕРОДОТЪ" или в новом каталоге "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ЛУЧШЕЕ. Сокращённый гид по каналу
"Младший брат" "Русскаго Резонера" в ЖЖ - "РУССКiЙ ДИВАНЪ" нуждается в вашем внимании
