Софья Борисовна думала и передумывала, поворачивала ситуацию так и эдак – оставаться ли на юге или ехать в Петербург? Лиза об отъезде и слышать не хотела, а Митенька тот обрадовался. Мальчик мечтал путешествовать.
В Ялте им было хорошо. Спокойно. Но в нынешнем её положении вдовы, когда каждый кустик, каждая тропинка в саду, да и всякий знакомый, встреченный в булочной или на пристани напоминал о былом и безвозвратно утерянном счастье, сыпал солью на свежие раны, теперь это пребывание в Ялте становилось ежедневной пыткой. А кроме того, дочь! Лизе исполнилось пятнадцать. Она входила в тот сложный и прекрасный возраст, когда надо думать о будущем. И сам собою напрашивался выход – конечно,Петербург. В столицу стремились всегда и все. Приличные люди отправляли туда своих отпрысков. И там у Софьи Борисовны имелись родственники, хоть и дальние, а всё ж свои! Не оставят вдову Юрия Дмитриевича Пиленко – человека всеми уважаемого.
Все разговоры об отъезде Лиза воспринимала в штыки. В последнее время, после смерти отца девочка «ушла в себя». Закрылась в своей раковине, словно рак-отшельник. И раньше-то со сверстниками не ладилось, теперь же и вовсе она превратилась в маленького ёжика – слово не скажи, сразу в слёзы. И что там делается у неё в голове?
Софья Борисовна решилась – ехать во что бы то ни стало! Ехать! Ради Лизы! Хоть она и против.
«Ничего-ничего, это пройдёт» - уговаривала она саму себя, беспомощно метаясь среди вороха одежды, старательно разбирая – что следует взять с собой непременно сразу, а что оставить для почты?
Лиза же увозила с собой в столицу единственную ценность - толстую тетрадь, страницы которой исписаны неровным полудетским почерком – её первые стихи. Не очень хорошие, с массой недостатков, зато своеобразные, живые.
Стихи рождались сами собой, как бы помимо её воли, когда она наблюдала за группой археологов, методично разгребающих курган за городом. Из праха на свет божий извлекались в основном кости и черепки разбитых сосудов. «Разбитых жизней» - как представлялось ей, пятнадцатилетней Лизе Пиленко.
Тогда все кому не лень искали скифов и все только и говорили о скифах. В этом древнем этносе видели предков славян – русских и украинцев. Гордых, непокорных, воинственных, загадочных. О них так мало было известно, ибо, что могут рассказать немые кости и черепки? Народ – это не черепки и не камни. Народ – это эпос! Легенды, баллады, герои! Путь из точки А в точку Б. А для этого всего нужен кто?
Сказитель! Непременно должен быть тот, кто всё опишет, обскажет, придумает, приукрасит местами, но и не умолчит об ошибках, трагедиях, деяниях страшных и великих! Сказители создают народ! Стоит им замолчать и кончится история. Оборвётся, как негодящая тетива у лука. Нет, не воины и не великие полководцы творят историю, ибо они смертны… И деяния их смертны без сказителя.
Вот и от скифов не осталось ничего, кроме черепков. Сказители их умерли давно и нет в мире никого, кто помнил бы их язык и легенды. Долговязая девочка наклоняется, поднимает осколок, подносит к близоруким глазам. Сами собой в голове рождаются рифмы.
Я не ищу забытых мифов
Я жду, я верю, я кляну.
Потомок огненосцев-скифов
Я с детства в тягостном плену.
От черепка пахло землёй и веяло духом древности. Сердце сладко сжималось в груди. Перед внутренним взором проносились всадники, гудела от конских копыт земля, курились костры, и забытая гортанная речь будоражила воображение. И захотелось облечь всё это в слова, а ещё лучше в рифмы. Так и появилась та самая заветная тетрадь, а позже целый сборник, названный конечно же «Скифские черепки»
Перстень – будто связанные змеи
Я дала однажды скифскому рабу
А теперь любовь сторожат музеи
И лежит бессмертная в каменном гробу.
Таковы были её первые стихи. Потом будут другие – более зрелые и глубокие, но там и она станет другой и даже имя у неё будет другое. А пока она Лизонька Пиленко – пятнадцатилетний подросток, неудобный, тревожный, пишущий стихи. Но кто их не пишет? В начале-то 20 века? Серебряный век в России на то и назвался серебряным, что внезапно и вдруг, словно грибы после дождика, народилось множество поэтов и каждый норовил проповедовать новую эстетику. Случайно ли это всё? Или же есть некая, скрытая закономерность? Ведь говорят в народе: много грибов – быть войне! А много поэтов?
1914 год дал ответ на этот вопрос. Первая Мировая.
Но и это будет позже. А пока в 1906-ом Софья Борисовна с детьми перебралась в Петербург. Квартира на первом этаже в Басковом переулке, да и весь этот хмурый северный город после солнечной Ялты смотрелся убого. Но, что поделаешь – привыкали.
Лизу отдали в одну из лучших гимназий - Таганцевскую.
Любовь Степановна Таганцева заслуживает отдельного слова. Это была женщина необыкновенная – педагог по призванию, всю жизнь мечтавшая о собственной школе. На её примере мы можем видеть, что правильные мечты обязательно сбываются! Свершилась чудо - крупный выигрыш в лотерею, всю сумму которого Таганцева употребила на открытие гимназии.
И, разумеется, в этой гимназии преподавали лучшие педагоги.
Девочки изучали языки, историю, литературу, философию, живопись, музыку – всё, что максимально раскрывает потенциал человека. По воспоминаниям учениц «в гимназии царила строгая дисциплина и дух научной критики» Умение дискутировать, обсуждать проблему – один из ценнейших навыков, ныне сведённый до унизительного примитива.
Трудно сказать, что влияет на становление личности больше семья или школа? В семье зёрнышко личности начинает прорастать, цепляясь изо всех сил тонким корешком за почву - люовь и принятие, а школа – это среда, где крепнет стебель и закладываются почки для предстоящего цветения. И любому огороднику известно, что на этом этапе имеет значение буквально всё: и освещение, и влажность воздуха, и температурные колебания, и регулярные подкормки. От всего этого зависит обилие плодов в итоге.
Гимназия Таганцевой создавалась для выращивания элитных девушек. Но никто тогда даже не догадывался: какая им уготована судьба.
(Продолжение следует) - здесь!
Иллюстрация- фото Лизы Пиленко
Начало истории - ТУТ!
Спасибо за внимание, уважаемый читатель!