«Бежецкая старина» продолжает публикацию мемуаров архимандрита Киприана (в миру – Кирилла Дмитриевича Пыжова), которого нередко называют «иконописцем всея Зарубежья». Первая часть воспоминаний была посвящена описанию Бежецка и городской жизни в годы детства автора, до начала Первой мировой войны.
Во второй части отец Киприан рассказывает о своей семье, о связях древнего дворянского рода Пыжовых с семейством Сеславиных и создателем Великорусского оркестра Василием Васильевичем Андреевым. С детства Кирилл Пыжов видел рядом с собой не только примеры служения Отечеству на военном и гражданском поприщах, но и примеры творческой реализации: его мать и дед были художниками, отец – профессиональным музыкантом, играл в Великорусском оркестре. Безусловно, семейные традиции во многом предопределили путь самого отца Киприана.
Текст второй части воспоминаний дается по № 18 журнала «Православная Русь» за 1991 год.
Для полноты картины, эпизодически заполню описанием жизни нашей семьи в период от смерти матери, до начала мировой войны 1914 года.
Моя мать родом из города Майкопа на реке Белой, Кубанской области. Её отец – войсковой старшина Кубанского войска Константин Александрович Стринский [1], мать – Анна Александровна, урожденная Монина. У них было два сына и три дочери. Сыновья впоследствии стали офицерами: один, дядя Саша, был артиллерийский полковник [2], другой, дядя Костя, служил в казачьей коннице в чине есаула [3].
Не знаю, при каких обстоятельствах дед мой попал во Флоренцию; там он окончил художественную академию. У нас в доме находились его замечательный гуаши: виды Флоренции с её живописными набережными, украшавшими берега реки Арно. Ценители этих картин отмечали удивительное мастерство передачи в красках полуденного освещения зданий и их отражение в тихом течении реки. Южным солнцем были пронизаны эти картины. Неизвестно, где они теперь; никто не знает. Глядя на них в холодном помещении становилось тепло. Войсковой старшина Кубанского войска передал свой талант трем дочерям. Моя мать получила академическое образование; она окончила училище живописи и ваяния в Москве, а после работала в Петербурге в мастерских известных художников: Маковского, Поленова, Перова и других. Там она вышла замуж за музыканта по фамилии Маркиз де Галиндо Дурео а Сарагосса, и от него имела сына Константина Эдуардовича, ставшего в последствии офицером Лейб-гвардии Финляндского полка.
Вскоре после свадьбы молодые решили покататься на лодке по Неве, наняв шлюпку с лодочником. Я не знаю, по чьей вине произошло несчастье, думаю, что могучее течение невских вод погнало шлюпку прямо на гранитные сваи Николаевского моста. Шлюпка перевернулась и Маркиз де Галиндо пошел ко дну, а лодочник и моя мать успели ухватиться за канат, свисавший по борту близ стоявшей баржи и так оба спаслись.
Там же, в Петербурге, моя мать вышла вторично замуж за моего отца Димитрия Михайловича Пыжова, в прошлом сына достаточно богатого помещика Тверской губернии. В Петербурге он был одним из участников оркестра балалаечников [4], основанного родственником отца – Андреевым и гастролировал с группой музыкантов по европейской части России, играя на домре и других инструментах [5]. В те дни он познакомился с моей овдовевшей матерью. Их свадьба состоялась в 90-х годах прошлого столетия.
Вскоре отцу предложили должность земского начальника в Бежецком уезде Тверской губернии, куда он и переехал с семьей. Осев в этом провинциальном городке, отец мало занимался своими сыновьями: частые поездки по службе отнимали много времени. В церковь он не ходил и нас не понуждал, но церковь мы не оставляли, – об этом заботилась Маша, горничная и Дуняша – кухарка.
Они соблюдали посты и нам нравилось, подсев к ним, разделять с ними их постную трапезу: картошку с квашенной капустой и постным маслом, кашу или щи. Они рассказывали нам про знакомых монашек и юродивую, у которой мы были один раз, когда говели на Страстной седмице. Она жила в сыром подвале: там пахло ладаном и еще чем-то приятным; в углу было много старинных икон и крестов.
Причащались мы в Великий четверток. Дома в этот день подавалась «постная еда»: вареный судак, обложенный крутыми яйцами с картофелем, политым растопленным сливочным маслом.На Пасху устраивались незаслуженный «розговены» и вся пасхальная гастрономия, соблюдалась по установленному интеллигенцией и купечеством пасхальному обычаю.
С наступлением войны, обе девушки, горничная и кухарка, нас покинули, вернувшись в свою деревню. Иногда они навещали нас и помогали нам по хозяйству.
Запомнился мне один случай, связанный со смертью бабушки Любови Николаевны, урожденной Сеславиной, внучкой генерала Сеславина, партизана войны 1812 года [6].
Она жила у самого бедного из своих детей – у дяди Сережи, о котором я упоминал вначале этого повествования. Бабушка вела аскетический образ жизни: у нее от воздержания пересохло горло и она умерла от истощения. Отпевал ее в монастырском Благовещенском соборе её духовник, тоже аскет по жизни, протоиерей Иоанн Хильтов [7], с монастырским духовенством.
Почему-то по выносе тела, в опустевшем храме, остался мой отец и я с ним. Вдали, на клиросе, шевелились черные фигуры монашенок-певчих. В это время из-за ширм у западной стены, вышла сгорбленная старушка-схимница: она была покрыта сверху до низу одеждами, расшитыми белыми крестиками и письменами. Проходя мимо нас, она внезапно остановилась, не поднимая головы трижды перекрестила нас и пошла мелкими шажками прямо к алтарю, и там скрылась в иконостасе. Тут же к нам подошли две пожилые монахини и приветствуя нас, сказали, что матушка схимница никогда ни к кому зря не подходит, и её благословение означает какое-то предсказание.
Если верить её словам, то, сегодня, можно считать, что оно давно исполнилось: отец, младший брат и я, оказались в монастыре во Владимировой, там умер младший брат, иеромонах Григорий; отец жил несколько лет в этом же монастыре и скончался в пути, эвакуируясь вместе с братией, покинувшей монастырь ввиду приближения красных.
Наше воспитание и общее развитие принадлежало матери. Она не была церковной, но в церковь ходила, имела постоянного духовника отца Василия Успенского [8], который посещал ее во время болезни и причащал ее перед кончиной. При её жизни мы ходили говеть в монастырский храм и были знакомы с матушкой игуменьей Антонией [9]. В 1909 году мать стала болеть туберкулёзом от которого и скончалась на третий день Пасхи 1912 года. Это случилось в то время, когда наша семья сидела за ужином. Из спальни матери послышался слабый стук ложкой по краю стакана. Старший брат, студент де Галиндо, приехавший из Петербурга, быстро вскочил и побежал в спальню. Вернувшись, он взволнованно сообщил: «мама умирает», и мы все бросились туда. Мама, действительно, доживала свои последние минуты. Напрягая последние силы, она проговорила, что хочет проститься с нами. Я помню, как она нам не позволяла целовать руку, лежавшую сверх одеяла на груди, чтобы не заразиться, но мы, все-таки, успели приложиться к истощенной её руке, которой она перекрестила всех нас и спокойно испустила последий вздох.
Потеряв мать, мы трое мальчишек, стали в какой-то мере беспризорными. В доме образовалась осязательная пустота. Мать, даже при болезни, заполняла собой эту пустоту, что характерно для южанки: она забавляла нас веселыми малороссийскими песенками, вроде: «Закувала та сива зазуля», или «Гоп мои гречанию, гоп мои милi...», и иногда, по- французски, пела детские куплетики: «quand les clochettes du village lanceront de beaux carillons...». Я запомнил только начало другой песни: «Tout pre’s de ce village don’t brillent tous les toits...», и т.д.
Примечания
[1] Вероятно, в тексте воспоминаний допущена ошибка. Деда отца Киприана по материнской линии звали Константин Павлович Стринский, он служил в чине подполковника в Кубанском Казачьем Войске.
[2] Александр Константинович Стринский (1859–?). Полковник, кавалер орденов Св. Анны 3-й ст. (1905), Св. Станислава 2-й ст. (1909), Св. Анны 2-й ст. (1915), Св. Владимира 4-й ст. (1915). Источник: https://www.ria1914.info/index.php/Стринский_Александр_Константинович
[3] Константин Константинович Стринский. Сотник в Екатеринодарском конном полку Кубанского Казачьего Войска (1893). Сотник в 1-м Екатеринодарском полку Кубанского Казачьего Войска (1897). Есаул в Кубанском казачьем войске (1909). Источник: https://www.ria1914.info/index.php/Стринский_Константин_Константинович
[4] На 1896 год Дмитрий Михайлович Пыжов был одним из 14-ти музыкантов Русского оркестра В.В. Андреева, играл на домре.
[5] Бабушка отца Киприана была родной сестрой Нила Николаевича Сеславина (1834–1875), который был женат на Софье Васильевне Андреевой (Веселаго), матери создателя Великорусского оркестра народных инструментов Василия Васильевича Андреева. Нил Николаевич стал опекуном и приемным отцом будущего музыканта.
[6] Александр Никитич Сеславин (1780–1857). Русский военачальник, генерал-лейтенант. Знаменит своими боевыми заслугами и партизанскими действиями в период Отечественной войны 1812 года и Заграничного похода русской армии 1813-1814 годов, один из руководителей партизанского движения.
Отец Киприан допускает некоторую неточность, говоря, что Любовь Николаевна была внучкой генерала А.Н. Сеславина. Согласно современным исследованиям, она приходится генералу племянницей, дочерью Николая Никитича Сеславина, старшего брата героя. Николай Никитич отметился на гражданской службе, имел чин статского советника, служил в должности городничего Вышняго Волочка.
[7] Протоиерей Иван Афанасьевич Хильтов (1853–1927). Кандидат богословия, главный священник Бежецкого Благовещенского монастыря, преподаватель духовного училища, проповедник и церковный писатель.
[8] Василий Николаевич Успенский (1876–?). Священник Воскресенского собора Бежецка.
[9] Игумения Антония, в миру Александра Ивановна Загадашникова (1832–1907). Вторая настоятельница Бежецкого Благовещенского женского монастыря (с 1892 года).
