Александр Пушкин «История Петра»
«История Петра» — ненаписанная книга Пушкина.
Пушкин интересовался Петром всю свою жизнь. Первый российский император — герой «Полтавы», его фигура сводит с ума бедного Евгения в «Медном всаднике». Исследование «История Петра» должно было подвести итог пушкинским изысканиям и размышлениям о фигуре первого русского императора. Не случилось, смерть прервала работу. Александр Сергеевич оставил нам только подготовительные тексты, снабженные редкими (но оттого еще более ценными) ремарками.
Всю известную ему информацию (взятую из ряда исторических источников) Пушкин расположил в хронологическом порядке, начиная с рождения Петра. Если сведений было много, то Александр Сергеевич расписывал действия императора буквально по дням. На мой взгляд, большое значение имеет не только написанное, но и недосказанное. Например, в последних строках главки 1698 (июль) он коротко пишет: «Начались казни… Лефорт старался укротить рассвирепевшего царя. Многие стрельцы были спасены его ходатайством и разосланы в Сибирь, Астрахань, Азов и проч.». Между тем существует немало данных о том, как казнились стрельцы. Почему Пушкин их не использовал?
В «Стансах» (1826 год) Пушкин писал, адресуясь к Николаю I: «В надежде славы и добра / Гляжу вперед я без боязни: / Начало славных дней Петра / Мрачили мятежи и казни». Эта оценка — «славные дни» — считается основной в творчестве Александра Сергеевича. Но от нее до «Истории Петра» целых десять лет, наполненных изысканиями и раздумьями.
К сожалению, мы можем только гадать, как Пушкин оценил бы деятельность Петра в итоге. Косвенно отношение проявляется в эпитетах, относящихся к указам императора. Чаще всего Александр Сергеевич называет их «тиранскими», порой «жестокими», раз — «превосходящий варварством все прежние».
Интересна в этом плане заметка Пушкина, отнесенная к 1721 году: «Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые нередко жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом. Первые были для вечности, или по крайней мере для будущего, вторые вырвались у нетерпеливого самовластного помещика. NB. (Это внести в Историю Петра, обдумав)».
Остается сетовать на судьбу, которая рукой Дантеса оборвала жизнь Пушкина, лишив нас в том числе и оконченной «Истории Петра».
