Жили-были старик со старухою и не было у них детей. А впрочем, не так уж они были и стары. Василию Петровичу недавно исполнилось пятьдесят шесть лет, а его жене - Клавдии Николаевне - пятьдесят три. Клавдия, низкорослая кругленькая и всегда опрятная женщина, с юности трудилась на швейной фабрике. Иногда брала заказы на дом в качестве подработки, а еще вела хозяйство своей однокомнатной хрущевки. Все тяготы и заботы жизни лежали лишь на ее плечах, поскольку Василий уже давно ничего не делал как пил. Пил водку, вино, коньяк, одеколон, самогон, брагу, аптечную настойку боярышника и даже шампанское. В общем, ни чем не брезговал. Когда сам покупал на заработанные женой, но чаще, конечно, друзья угощали.
На беду друзей у него было много, так как Василий Петрович являлся человеком архи коммуникабельным. А главное, обладал неординарной памятью. Он без запинки мог сказать вам, когда у кого день рождения, день ангела, дата свадьбы – ситцевой, оловянной, деревянной, серебряной и золотой, день крестин, дни рождения детей и внуков все тех же друзей, но кроме того, что нередко поражало окружающих, помнил некалендарные праздники, посвященные различным профессиям, как-то: день шахтера, учителя, железнодорожника, агронома, работника общепита, леса и прочие. Всего не перечесть. Зачем ему это было надо не сложно догадаться, в эти знаменательные даты он обязательно шел в гости. Если, к примеру, сегодня был день медика, то Василий непременно заглядывал к Андрею Семеновичу, который работал сторожем в городском морге, и уж Андрей Семенович никак не мог не порадоваться оказанному ему вниманию со стороны Василия и выставлял на праздничный стол не меньше литра. Не забывал Василий и церковные праздники, коих тоже имелось не мало. А народ нынче ведь достаточно набожный стал, как не отметить Успенье Богородицы или, тем более, Покров? И никто не считал Василия халявщиком. Его почитали за человека внимательного, просвещенного и жутко веселого. Сидеть с ним за одним столом было просто приятно. Какие уж тут счеты?
Вот и получалось, что оставалось-то совсем чуть-чуть дней в году, когда Василий Петрович, скрепя сердце и искренне жалея свою супругу, опустошал ее кошелек. Клавдия Николаевна тоже жалела мужа, и потому до сих пор с ним не развелась. Она тешила себя мыслью, что муж ее пил не всегда, а только последние двенадцать лет. А раньше он работал, иногда даже дарил цветы и водил в кино, и к спиртному почти не притрагивался. Она жила прошлым, когда ей было хорошо и надеждой на будущее, когда закончится Васькин алкоголизм. Больше всего ее пугало одиночество, моментально бы наступившее после развода. О ком ей тогда заботиться, о ком переживать? "А брось я его, так совсем человек пропадет, под забором сдохнет, как пес беспризорный. Какой грех-то на душу возьму!" -- разумно рассуждала она.
Но и не только рассуждала. Сколько уж раз пыталась вылечить Василия. И кодировать водила, и "зашивать". Вот только не помогало ничего. Закодированным он всего лишь два дня походил, после чего напился более обычного, и не выходил из "штопора" полтора месяца. А вшитую заботливым наркологом капсюлю уже на следующий день обыкновенным кухонным ножом из пострадавшей ягодицы вырезал, превозмогая жуткую боль. Потом чуть абсцесс не случился. И Клавдия Николаевна уже боялась предпринимать что-либо иное. Только уговоры, скандалы, да задушевные беседы с мольбами. Это даже лучше действовало. Особенно последнее. Муж и сам, смахивая скупую слезу, давал клятвенные обещания "завязать, и, действительно, мог не пить целую неделю, а то и больше. Но как только накал страстей в их маленькой семье утихал, все начиналось сначала, вернее -продолжалось. Вот так они и жили.
* * *
Утром воскресного дня Василий проснулся в совершенной тоске. Сегодня не ожидалось никаких праздников и знаменательных дат, пойти было не к кому, а день-то, как на зло, был выходным, и потому похмелиться хотелось вдвойне. Денег у Василия не было. Клавдия же в данный момент возилась на кухне и что-то сладко напевала. Это раздражало еще больше.
- Клавка! Поди-ка сюда! - почти грозно окрикнул Василий и для пущего устрашения стукнул кулаком в стену. Клавдия Николаевна не боялась мужа. За всю их почти тридцатилетнюю совместную жизнь он ни разу руки на нее не поднял. Она понимала, что сегодня с горького похмелья, он будет ворчать и чертыхаться, весь день не давая ей покоя, если, конечно, опять не уйдет куда, а посему, привыкнув к этой обыденности, никак не отреагировала на настойчивый призыв супруга.
- Клава, ну поди сюда, - повторил Василий плаксивым голосом, сменив тактику. Но снова остался без внимания. Сопя и кряхтя, он влез в китайские клетчатые тапочки, недавно подаренные женой, и прямо в майке и сатиновых трусах, доходивших ему до колен, зашаркал на кухню. Остановившись в дверном проеме Василий только сейчас в полной мере ощутил на сколько ему плохо после вчерашнего. Ведь пить-то пришлось совершеннейшую гадость - какой-то портвейн местного разлива, от коего за версту воняло прокисшими яблоками и жженой пробкой. Голова просто раскалывалась на атомы и даже немного подташнивало, что с ним бывало довольно редко.
"Нет, это невозможно, - подумал про себя Василий, - Опохмелиться необходимо срочно, а иначе я за свою жизнь не ручаюсь. Попробую давить на жалость. Может, смилостивится благоверная, не зверь же?".
Клава стояла возле раковины к нему спиной и чистила картошку. Он тихо подошел сзади, обхватил ее за плечи и чмокнул в щеку, от чего у той зазвенело в ухе.
- Ты что, рехнулся?! Перепугал до смерти! - вскрикнула она, уронив в кастрюлю недочищенную картофелину.
Но Василий на это замечание мало отреагировал и снова полез целоваться, вытянув трубочкой сухие потрескавшиеся губы.
- Фууу, уйди от меня. Перегаром несет, аж с души воротит, - грубо отозвалась на ласку Клавдия, отпихивая его локтем.
- Ой-ой-ой, какие мы неприступные, - оскорбленно пропел Василий, классически повертев ладонями в воздухе и сел на табуретку, чувствуя, что стоять уже не имеет сил, - Другие бабы сами на мужиков своих вешаются, а эта вон че! Нос воротит. Да если...
- Ну, заныл. Ну, началось, - запричитала Клавдия, пристраивая на двухкомфорочную плиту белый эмалированный чайник.
- А вот и заныл. И буду ныть. Дай на опохмелку что ль?! - решил он поскорее перейти к делу.
Клавдия Николаевна молча открыла холодильник, извлекла оттуда трехлитровую банку с солеными огурцами и демонстративно поставив ее на стол перед мужем, выдала кощунство:
- На вот, опохмеляйся.
Василий Петрович жалобно взглянул сначала на банку, затем на жену и громко заявил:
- Ты что, карга старая, издеваешься? Что за вонищу ты мне под нос суешь? Хочешь, чтоб я животом неделю мучился?! Креста на тебе нет!
- Зато ты ими весь увешан, алкоголик безобразный, - не осталась в долгу жена, - Ты когда последний раз в зеркале себя видел? Оброс весь, как зубная щетка. Хоть бы побрился. Ты же чудовище! Чудовище и кровосос.
- Клавочка, любимая, ну прости. Погорячился. Ей Богу само как-то вылетело. Ну, дай на опохмелку. Помру ведь сейчас, - снова сменил тон несчастный Василий.
- Не сдохнешь. Пей вон рассол.
- Ну, спасибо, родная, спасибо. Век не забуду твоей доброты, - интенсивно закивал он, от чего боль в голове усилилась.
- Пожалуйста, - буркнула через плечо Клавдия и снова занялась картофелем.
Василий заглянул в банку, поморщился, взял вилку и стал пытаться наколоть на нее крючковатый огурец. Но огурец ускользал, не давая никаких шансов. Трясущимися руками Василий продолжал его мучить до тех пор, пока не уронил в пахучий рассол вилку.
- Черт бы вас всех побрал! И тебя, и твои огурцы! - злобно воскликнул он, отталкивая от себя ненавистные соленья.
- Боже мой, допился, - горестно вздохнула Клавдия, затем прямо рукой достала истерзанный огурец, порезала его на блюдце и пододвинула к трясущемуся мужу.
- Клавка, дай денег. Хоть рублей десять. Христом прошу, дай! Плохо ведь мне, - проигнорировал он ее помощь.
- Не дам.
Спорить было бесполезно. Он вяло пожевал кислый овощ, покурил Беломор и снова ушел в комнату.
- Вася, а завтракать? - будто издеваясь, крикнула вслед Клава.
- Да какой может быть завтрак перед смертью? - огрызнулся он, укладываясь в постель.
Через несколько минут Клава зашла в комнату и весело, как ни в чем не бывало, проворковала:
- У нас хлеб, оказывается, кончился. Пойду в булочную схожу. А ты пока вставай, умойся, побрейся и вообще приведи себя в порядок. Я скоро приду, позавтракаем.
Когда дверь за ней захлопнулась, Василий Петрович почувствовал прилив бодрости и оптимизма, вскочил с места и кинулся на поиски денег. Он знал, что жена недавно получила зарплату и премиальные, и все это, конечно, есть в доме. Просто надо приложить некоторые усилия для обнаружения. Надо отметить, что кроме уникальной памяти, Василий Петрович обладал еще и особым чутьем на деньги жены, словно натасканный на наркотики спаниель. Он без особого труда всегда находил все наивные тайники скаредной супруги. Ими были фарфоровые вазочки, книги, баночки из-под кофе, зачем-то хранимые в кладовке, карманы старой, давно неношеной одежды, иногда они были за батареей, за плитой, в постельном белье и даже в мешочке с мукой. Но для Василия Петровича никогда не существовало преград. Он будто видел все насквозь, как луч Рентгена, и быстро добирался до желаемых купюр. Но вот на сей раз тайник был продуман с особой тщательностью, и он это понял, прошарив все известные для этого места в квартире. Обнаружить удалось лишь медяк в два рубля, случайно закатившийся под обувную полку. Основные же капиталы Клавдии так и оставались пока не доступными его всевидящему оку.
- Вот хитрая бестия! - вслух выругался Василий Петрович, присаживаясь на расшатанную кухонную табуретку и снова закуривая беломорину.
Остекленевшим взглядом он проследил как сизый дым поднимается к потолку и медленно выползает в раскрытую форточку. И тут вдруг заметил, что багетка, на которой крепились вылинявшие и ставшие непонятного цвета ситцевые шторки, немного сдвинута. Искорки надежды озарили потухшие глаза Василия и он, не медля ни секунды, взобрался на подоконник и снял багетку вместе с занавесками. Внутри она была полая. Здесь-то и был хитроумный тайник Клавдии. Свернутые аккуратной плотной трубочкой деньги выглядывали из темного отверстия и веселили взор. Василий выудил купюры и, сорвав с них резиночку, судорожно пересчитал.
- Да такой суммы на два месяца хватит, чтобы пить каждый день! - снова вслух выпалил он, закладывая найденный клад за ворот майки, - И не бурду какую, а славную "Русскую"!
Затем подумал немного, опять вынул деньги, отделил от них небольшую часть, вложил в багетку и повесил ее на место. У Василия Петровича все-таки имелась совесть. Ведь Бог велел делится.
* * *
Клавдия Николаевна вернулась из хлебного магазина, когда Василия уже и след простыл. Она тяжело вздохнула, понимая, что муж таки отправился на поиски выпивки к своим дружкам, и села завтракать в одиночестве.
Василий Петрович вернулся только под вечер. можно даже сказать, что его вернули в родные пенаты двое пьяных мужиков, которых Василий, не скупясь, напотчевал спиртными напитками. Они заботливо сложили его под дверью, нажали на звонок и, когда Клавдия Николаевна открыла, молча удалились.
Клавдия втащила мужа за шиворот в коридор и стала снимать с него невозможно грязные ботинки. Он что-то бормотал в знак протеста и даже пытался сопротивляться. За это он получил ощутимую оплеуху, заплакал, как ребенок и, уперевшись локтями в пол, отправился в комнату. Его пьянство продолжалось почти неделю, когда Клавдия Николаевна обнаружила пропажу почти всех своих сбережений, которые, как она полагала, теперь были спрятаны безукоризненно. Она собиралась пойти на вещевой рынок и купить себе долгожданные зимние сапоги, но увы, той суммы, которую оставил ей сердобольный муж, едва хватило бы на домашние шлепанцы. Сам же он сейчас безмятежно спал после очередного бурного веселья. Василию Петровичу снилась река. Будто плывет он по ней на красивой белой яхте, и летнее солнце греет его ласковыми лучами. Но совсем внезапно яхта переворачивается, Василий начинает тонуть, погружается на илистое дно, совсем неприятная холодная вода не выпускает его из своего плена, он отчаянно выгребает руками и… просыпается.
Над ним стоит Клавдия с перекошенным от злобы лицом и льет ему на лицо ледяную воду из чайника.
- Пробудился, скотина! - кричит она, - Ах ты дрянь! Паскуда последняя, урод мерзкий! Вот, оказывается, на какие денежки ты все это время веселился, банкеты себе закатывал, трутень!
До Василия медленно начинает доходить суть Клавдиной обиды и он инстинктивно защищает голову руками: "Ну, все. Началось", - правильно догадывается он.
А супруга продолжает надрываться:
- Да я эти деньги своим горбом заработала! На фабрике вкалывала, дома по ночам, пока ты дрых пьяный, соседкам шила! Сапоги себе купить надумала, а ты - свинья - пропил все! Ну, хватит, натерпелась. Сил моих нету больше. Убирайся вон из дома! Я терпеть тебя не намерена. Это мое окончательное решение, так и знай, дерьмо собачье!
И Клавдия Николаевна с рыданиями выбежала на кухню. Василий Петрович по опыту знал, что такие окончательные решения супруга принимала ежеквартально. Но она никогда так горько не плакала. "Бедная. Совсем я ее измучил", - посочувствовал ей в душе Василий и прямо босиком, шатаясь еще со вчерашнего подпития, двинулся за ней следом.
Картина его взору представилась удручающая: Клава сидит за столом, уронив голову на руки, жалобно всхлипывает, на полу валяется багетка с бледными занавесками и несколько мелких купюр. Ему даже самому захотелось плакать.
- Клавусечка, миленькая, прос-сти меня, изверга, - душевно начал он, - Все! Все! Бросаю пить! Честно. Клянусь, чем хочешь. Я... я бросаю это дело...
- А я клянусь, что бросаю тебя! - закричала Клавдия. - Я не могу так больше жить. мало того, что ты почти три года нигде не работаешь и даже не подрабатываешь хоть изредка, так ты еще и мои деньги не только проедаешь, но и пропиваешь, гадина! И вот тебе мое последнее слово: либо ты ложишься в больницу на настоящее лечение, либо вон из дома. Я сейчас же собираю тебе чемодан и катись ко всем чертям! Куда хочешь. Хоть под забор, хоть к дружкам своим любимым.
Слово "больница" обрушилось на Василия Петровича, как гильотина. Клавдия давно упрашивала его лечь туда. Она считала, что промывание крови или что-то там еще, непременно должно помочь. Но и слово "чемодан" было не менее страшным приговором. И уж очень категорично все было сказано, что он не в шутку перепугался.
- Клавочка, но ведь я погибну в больнице, - выбрал он первый приговор, опустился на колени и вытянул руки в умоляющем о помиловании жесте, - Я не смогу там. Я погиб...
- Тогда ты погибнешь под забором, - резко оборвала е беспощадная Клавдия.
Она встала из-за стола, вытерла рукавом халата слезы и, обогнув стоящего на коленях Василия, ушла в комнату. Там, нарочито громко хлопая дверцами шкафа, стала собирать мужа в дорогу. Василий же, приволочившийся за ней следом, понял, что дело принимает серьезный оборот.
- Значит, выгоняешь? - жалобно поинтересовался он, глядя как летят в разинутую пасть чемодана шерстяные носки. И живо представил себя в них, замерзающим где-то в районе Антарктиды.
- Да, - лаконично ответила Клава, посылая за носками свитер.
- Ладно, Клавдия. Клади меня в больницу, - отрешенным голосом произнес Василий Петрович.
- Смотрите-ка, он мне одолжение делает! А ты хоть знаешь, разлюбезный мой, сколько это удовольствие стоит? Хорошо, что в этой психушке главный врач - мой школьный товарищ. Друг детства, можно сказать. И дай Бог, если на какие уступки пойдет. Но мне все равно придется день и ночь его супруге наряды бесплатно шить, благо она всегда ценила мою работу, - выпалила она на одном дыхании, уперев руки в бока.
- Удовольствие, - презрительно хмыкнул Василий, - Какое же может быть удовольствие в психушке?
- Ну, не всей же твоей жизни состоять из удовольствий, - ехидно усмехнулась жена, - А потом тебя в неврологическое отделение положат. Честно говоря, я уже давно об этом советовалась с Леонидом Марковичем. И он обещал мне. Обещал, что промоют тебя всего, всю кровь тебе поменяют и мозги заодно. Вот так-то. И учти, что я сейчас иду к нему, а завтра ты уже будешь лежать там. Это твой последний шанс сохранить семью! Если же вдруг откажешься, то...
- Да ладно, ладно, - хмуро отмахнулся Василий. Весь его вид выражал полное подчинение.
Клавдия Николаевна спешно переоделась в симпатичный костюмчик собственного пошива и вышла во двор, где торопливо семенило бабье лето. Сейчас она была достаточно уверена в том, что судьба ее резко меняется к лучшему. Но поднявшееся было настроение несколько спало, когда она повстречала на своем пути Агнию Евсеевну.
* * *
Агния Евсеевна. С этой женщиной они знались очень еще с молодости. Только тогда ее звали не Агнией, а Анной. И она также работала швеей-мотористкой. Это позже она поменяла простое имя на звучный псевдоним. К этому ее обязала резкая смена вида деятельности. Агния Евсеевна заделалась вдруг гадалкой. Был даже момент, когда она предложила Клавдии работать с ней в паре. Быть ее помощницей. То есть собирать о людях всевозможные сведения, создавать живую рекламу и прочее. Но Клавдия, разумеется, отказалась. Не в ее это характере было - народ облапошивать.
А позже, не известно каким уж образом, Анна Евсеевна выхлопотала себе сертифицированный диплом экстрасенса и стала называться матушка целительница Агния, которая лечит от всевозможных болезней, снимает порчу и сглаз и возвращает в семью загулявшего мужа. Тут дороги подруг и разошлись. Клавдия никак не хотела верить во внезапно открывшиеся таланты Анны и даже посмеивалась над ней:
- Аня, ну что ты делаешь? И как только люди тебе верят? Тебе самой-то не тошно таким враньем заниматься, да еще и деньги за это брать?
- Во-первых, Агния, а не Анна, - возмущалась та, - А во-вторых, тебе-то какая разница? Завидуешь что ль? А я ведь тебе предлагала со мной работать.
- Да чему тут особо завидовать?
- А хоть заработкам моим. Ты на фабрике, как дура месяц горбатишься, а я такую сумму за день могу заработать.
- Заработать?! - восклицала Клавдия, - Да ты по ночам-то спокойно спишь? Совесть не мучает? Ты ведь людям пустые надежды продаешь. Разве это работа? По-божески ли это?
- А почему это пустые? Я очень многим помогаю. И мужей в семью возвращаю, и вылечиваю от болезней, и на удачу настраиваю. Вон твой Васька спиваться стал, веди ко мне, я его враз заговорю.
- Господи, да ты сама никак в это веришь, полоумная. Даже младенцу ясно, что тут чистые совпадения, - хохотала Клавдия.
- Ай, отстань. Не веришь и не надо, - отмахивалась Агния Евсеевна, - делая вид, что ей все равно.
Но на самом деле это было не так. Агния Евсеевна с тех пор затаила на бывшую подружку большую обиду. И не потому, что та не верила ей, а потому, что Агния Евсеевна сама не верила себе. Она прекрасно понимала, что занимается шарлатанством, а правда, как известно, глаза колет. К разряду неверующих относилась и ее собственная дочь Ирина. В ту пору ей было всего четырнадцать, но девочка уже тогда начала стесняться родной матери. Раньше они жили вдвоем на верхнем этаже двухэтажного дома дореволюционной постройки, что стоял как раз напротив хрущевки Клавдии. Затем соседи снизу выехали, и Агния Евсеевна, уже будучи начинающей гадалкой, сподобилась выкупить их квартиру. Теперь все левое крыло старого дома было в ее распоряжении. Долго не думая, она сдала нижнюю квартиру двум кавказцам и получала с них вполне приличные барыши. В девятнадцать лет Ирина вышла замуж, и Агния Евсеевна, выселив кавказцев, переселила туда дочь с молодым супругом. Но очень скоро между Агнией Евсеевной и молодоженами вышел какой-то серьезный конфликт, и молодые уехали.
Недолго погоревав, Агния снова пустила вниз квартиранта. Теперь уже одного и довольно странного вида. У него была большая рыжая борода, очень сутулая осанка, и он всегда носил темные очки. Шестьдесят ему или тридцать определить было невозможно. Проживал он там уже много лет, ни с кем из соседей не общался, но и хлопот никому никаких не доставлял. Только от Агнии Евсеевны наиболее любопытные знали, что зовут его Андреем Семеновичем, ему сорок восемь, и работает он инженером в каком-то проектном институте. За квартиру платит исправно. Вот и все. А об Ирине никто теперь почти не вспоминал, считая Агнию Евсеевну одинокой, но очень одаренной и талантливой женщиной. Говорили даже, что она определенно связана с космическими астралами и обладает великой силой магии. К ней на прием даже существовала запись, иначе не пробиться.
* * *
Клавдия Николаевна хотела было коротко поздороваться и пройти мимо, но Агния Евсеевна остановила ее вопросом:
- Ну что, все пьет твой разлюбезный?
- Нет. С этим покончено! - неожиданно для себя выпалила Клавдия. Уж больно неприятен ей был нездоровый интерес Агнии к ее личным делам. Хотелось побыстрее отделаться от нее.
- Ой ли? А я не далее как вчера видела его "на бровях". Даже не шел, а еле передвигался. И как это у тебя терпения только хватает? Еще и выгораживаешь его, - ехидно подметила Агния, кокетливо поправляя смоляные крашеные волосы, уложенные в высокую несовременную прическу.
- Да нет, дорогая моя, я вот как раз сейчас иду договариваться о его лечении. На сей раз все! Больше он пить не будет. Я давно этого добивалась и добилась таки, - как бы хвалясь заявила Клавдия Николаевна.
- Умора просто! А давно ли ты его лечила? Давно ли кодировала, зашивала? Где же результат? Но теперь ты наивно полагаешь, что результат будет? - не отставала та.
- Будет, будет. Вся эта ваша экстрасенсорика - полная чушь. Теперь мы по-настоящему лечиться будем.
- Это уж не у Леонида ли? - с сарказмом спросила Агния, которая так же знала его с молодых лет.
- Тебе то какая разница?
- Ну, давай, давай. Деньги у тебя, наверное, лишние. Нет, чтобы ко мне обратиться. Я б тебе по старой дружбе бесплатно все устроила. Вот тогда бы ты мне и поверила, наконец.
- Ой, Анна, давай не будем. Слышала я от Матвевны - нашей знаменитой сплетницы и твоей любимой подружки, что у тебя там какой-то космический мальчик есть, или девочка что ль, в серебряном скафандре, которые тебе помогают людей облапошивать. Якобы они появляются из ниоткуда, а потом исчезают на глазах... Да ведь это просто бред, ей-Богу! Неужели ты считаешь, что я...
- Ладно, еще не вечер. Придешь. Никуда не денешься, - зло сощурилась Агния и, круто развернувшись на высоких каблуках, зашагала прочь.
Стряхнув неприятный осадок от этой встречи, Клавдия Николаевна продолжила свой намеченный путь.
* * *
Первые два дня, проведенные в клинике, Василий Петрович держался молодцом. Он героически сносил все манипуляции, творимые над его ослабленным телом. Послушно подставлял оголен зад под инъекции, вены - под системы, глотал горькие таблетки. Леонид Маркович лично заходил проверять мужа своей давней знакомой и степенно объяснял, что сейчас проводится очищение организма от въевшегося в него алкоголя, и что потом будет намного легче, надо лишь выждать некоторое время. Василий понимающе кивал головой, с нетерпением ожидая этого "потом".
Но как выяснилось на третий день, облегчение может наступить не раньше, чем через пару недель, а может и дольше. Это объяснил ему толстопузый сосед по палате Виктор, находившийся тут же на лечении уже месяц. Вот тогда Василий и понял, что его жестоко обманули. Это вам не кодирование за полчаса и не "торпеда" в заднице, от которой за минуту можно избавиться!
Свое прозрение он решил отметить немедленно, выпив лосьон после бритья, который, скрепя сердце, дала ему с собой Клава. Ему пришлось долго ее упрашивать:
- Не в тюрьму ведь иду, в больницу. Ну, пусть даже в психушку! Но ведь надо мне прилично выглядеть. Как я бриться-то буду? У меня, сама знаешь, после бритвы сильное раздражение на лице.
И теперь, разом опустошив весь флакон, он, наконец, почувствовал долгожданное облегчение и спокойно проспал всю ночь.
На следующий день Василий Петрович позволил себе лишь таблетки и уколы, но от капельницы категорически отказался, сославшись на то, что ему уже гораздо лучше. Это было, конечно, ложью, потому что лосьон кончился, а выпить мучительно хотелось по-прежнему. Правда, оставалась еще с детских лет любимая зубная паста "Помарин", разведя которую с водой и немного отстояв, можно было получить определенного рода не безалкогольный напиток. Этому искусству "виноделия" Василий, еще не являясь ярым приверженцем спиртного, был обучен дворником Никитой - царствие ему небесное. И сейчас в полной мере воспользовался приобретенными знаниями.
Полученная смесь мало уступала лосьону по вкусу, но много проигрывала в градусах. Но тем не менее некоторая лепта была-таки внесена в поправку его здоровья. Получив на ночь очередной укол в ягодицу, Василий опять долго не мог заснуть. Его одолевали разные мысли. Во-первых: что он будет пить завтра? Во-вторых: сможет ли он бросить пить? Сам. И
в-третьих: когда же его навестит Клава? Завтра ведь уже пятый день как он тут мучается в компании нудного бывшего алкоголика, который беспрерывно читал книгу по названием "Угрюм река", окруженный палатами настоящих сумасшедших. Гулять выпускают только в определенное время под присмотром двух крупных санитаров, а потом снова заводят в отделение и запирают дверь. В общем, сущее наказание. К соседу Виктору жена вон почти каждый день приходит. Даже завидно. Клавку, конечно, можно понять - уж очень обижена. Но ведь он извинился и даже лег в больницу. Так где же сострадание? И Клавдия Николаевна, словно услышав мысленный призыв мужа и оттаяв сердцем, пришла на следующий день после работы. И Василий Петрович, услышав от медсестры, что в приемной его ожидает супруга, помчался к ней, как юный гепард. Клавдия сидела на пластиковом стуле и прижимала к груди пакет со всевозможной кулинарией, предназначенной мужу.
- Клавусечка! Солнце мое! Наконец-то! - запрыгал он возле нее, - Я так тебя ждал.
- Боже, а исхудал то ты как, - засомневалась Клавдия в правильности назначенного ему лечения.
- А ты как думала? Больничную пищу совсем не принимаю. Организм противится ей всем своим существом. Уколами разными да капельницами совсем опять же измучили. Да и таблетками какими-то невыносимо горькими пичкают, - стал жаловаться
Василий Петрович и присел рядом на соседний стул.
- Ничего, потерпишь. Я от тебя и не такого натерпелась. На вот, ешь.
И Клавдия Николаевна стала выуживать из пакета домашнюю еду: котлеты, картофельное пюре, пирожки с капустой, печенье и натуральный яблочный сок домашнего консервирования в трехлитровой банке. А так же две пачки папирос.
Но у Василия Петровича не было аппетита. У него была только жажда. Жажда алкоголя.
- Клавочка, я вчера случайно лосьон разбил об раковину. Может, ты мне завтра новый принесешь. А еще у меня зубную пасту украли. Любимую. Помарин, - с надеждой в голосе заскулил он, наивно полагая, что сможет обмануть Клавдию, - Помарин, правда, сейчас редкость, но ты уж поищи, пожалуйста. Ага?
Клавдия посмотрела на него серьезным и немного печальным взглядом:
- Хорошо. Принесу.
- А сегодня не сможешь? - обрадовался Василий, - А то с утра ни побриться, ни зубы почистить. Ты же знаешь какие они желтые от Беломора становятся.
- Ты бы еще и курить бросил заодно.
- Ну, уж это нет, извиняйте! Хоть одну то радость в жизни я могу себе позволить? Не пить, не курить - ты, видно, совсем меня со свету изжить решила?
- Так, замолчи. Еще неизвестно, кто кого со свету сживает.
- Ну, ладно, не гневайся, государыня моя. Шучу я. Так, значит, принесешь сегодня? - и он стиснул жену за полные плечи.
- Завтра утром принесу, - ответила она и поправила ему сбившуюся седую челку, - А ты что же не ешь ничего?
- Потом поем. Я на тебя, солнце, любуюсь. Соскучился уж больно.
- Неужели? - иронично усмехнулась Клавдия.
Они поговорили еще минут пятнадцать. Он все жаловался на больничный режим, она же рассказала о просмотренным ею вчера фильме и о том, что ей сейчас одной очень спокойно. А потом, оставив Василию пакет с нетронутой пищей, ушла. Вернувшись с ним в палату, Василий Петрович заинтересовался лишь яблочным соком. Он тут же раскрыл банку, но пить не стал, а спрятал в прикроватную тумбочку. Через несколько дней сок забродит и получится хорошая бражка. Вот так удача! А пока придется довольствоваться лосьоном и пастой. Утром, как и обещала, пришла жена.
- Принесла? - спросил Василий, забыв поздороваться.
- Принесла.
И она достала из дамской сумочки коробочку с зубным порошком "Доброе утро" и тюбик с кремом после бритья "Старт". И, довольно ехидно улыбнувшись, отправилась восвояси. Этот момент испортил Василию настроение на весь день. Как он ошибся, посчитав жену непрозорливой! Вернувшись на свою ненавистную койку, Василий Петрович уткнулся носом в плоскую подушку и мученически застонал.
- Что, совсем плохо? - посочувствовал Виктор, оторвавшись от Угрюм реки, - я сначала тоже думал, что не выдержу, умру.
Но сейчас уже ничего, притерпелся. Василию от этого легче не становилось.
- Не могу больше, - глухо пожаловался он, - Сил нет, выпить хочу.
- А ты корвалольчику попроси у медсестрички. Скажи, что сердце колет. Меня это спасало немного, - посоветовал сердобольный сосед.
- Слушай, точно! Он ведь на спирту, - быстро оживился Василий, подскочив на койке, - И как это я сам не догадался?!
И он тут же ринулся в ординаторскую.
- Сестрица, помоги, - словно раненый фронтовик взмолился он, - Сердце что-то схватило. Накапай корвалольчику. А лучше дай весь пузырек, вдруг ночью прихватит, а то чеготебя зря беспокоить потом.
Медсестра окинула его равнодушным взглядом и также равнодушно сказала:
- Садитесь.
Василий Петрович немного занервничал и присел на предложенное место. Та же измерила ему давление, прослушала холодным фонендоскопом сердечные ритмы и молча выдала ему какую-то большую белую таблетку.
- Что это? - не понял Василий.
- Валидол.
- А корвалол?
- Не надо, дорогой товарищ, считать других глупее себя. А теперь идите в свою палату и не мешайте работать, - жестко отрезала она.
- Я буду жаловаться! Самому вашему Марковичу! – взвизгнул он
- Жалуйтесь, - ничуть не испугавшись ответила медсестра.
- Это произвол! - не унимался Василий Петрович. - Вы для больных лекарства жалеете!
- Леонид Маркович сам сказал, чтоб никаких лекарств на спирту вам не назначать, - устало ответила на этот выпад она и, скучающе глядя в окно, добавила. - Кого вы хотите обмануть? Себя?
Василий обиженно засопел и вышел из ординаторской. Таблетку же валидола он машинально сунул в карман пижамы. В его мозгу занозой засела мысль о том, что в медсестринском стеклянном шкафчике с лекарствами он только что своими глазами видел флакончик со спиртом. На нем прямо так и было написано "спирт"! Просто и понятно, без всяких заумных формул. И это еще больше возбуждало. Работа серого вещества буквально закипела: как добыть вожделенный флакон?
- Вот, смотри что она мне дала, поганка, - ткнул Василий под нос читающему Виктору пахучей таблеткой, когда вернулся в палату.
Тот отложил книгу и внимательно изучил лекарство:
- Да, не повезло тебе, - усмехнулся тот.
- Да мне во всем не везет, с тех пор как очутился в этом Гестапо! И не мне тебе объяснять, что я почувствовал, когда увидел там спирт, - и Василий импульсивно мотнул головой в сторону выхода, - Они, сволочи, им задницы под уколы натирают. Да мне, когда они с этой ваточкой подходят... Ай, да что там говорить!
- Слушай, Вась, может тебе лучше закодироваться? Лечение это ведь только тем помогает, кто сам хочет завязать, а тебе, я как погляжу…
- Да кодировался уж, - оборвал соседа Василий, безнадежно махнув рукой, - И зашивался даже. Но у меня и в мыслях этого не было. Это все Клавка, жена моя, чтоб ей пусто было! Сказала, если не брошу, то развод. А куда я без нее? Люблю, понимаешь, эту мегеру. В общем-то, она баба хорошая. Я ее понимаю. Только вот она всякое уже понимание утратила, вот и страдаю тут по ее воле.
- А ты работаешь? - как по сердцу полоснул Виктор.
- Раньше мастером в слесарке, потом в должности понизили за это дело, - приложил он палец к острому кадыку, - Ну, потом... где придется. И грузчиком был, и дворником. Бывало соседям что из сантехники починю. Ну вот...
- Ну, ясно, - понимающе кивнул сосед, принимая данную тему, как свою, - А может все-таки завяжешь?
- Не, я пока не готов. Но чувствую, что скоро завяжу, - как бы оправдываясь добавил Василий, - Только сам. а не такими садистскими методами. Ты лучше подскажи, как мне спиртягу свистнуть? Я ведь спокойно спать не смогу, зная, что он там, а я здесь.
- Не знаю, Вася.
- О! А я знаю! Все гениальное - просто, как сказал один умный человек. Вот и я просто пойду и возьму его. Только надо дождаться, когда та крыса из своей норы выползет, - снова кивнул он на дверь.
- Да... но шкафчик-то заперт.
- А руки на что? Руки мастера? - и Василий вытянул вперед шершавые ладони, - Откупорить его - это тьфу для меня.
- Но ведь и дверь, когда она выходит, за собой всегда запирает, - подсказал разумный сосед.
- И тут все продумано. Тут ты мне немного помочь должен. Вот слушай.
И Василий изложил Виктору свой план. Тот же, почувствовав не так давно забытое волнение, заерзал на койке, подперев рукой пухлую щеку. Два чувства "хочется" и "нельзя" затеяли в его душе между собой ожесточенную борьбу.
- А если все получится, то мы с тобой это дело вместе отметим, - подвел черту Василий, - Ты сколько уже не пьешь? Месяц?
- И два дня, - гордясь добавил сосед.
- Ну, тем более! Значит вылечился. А стало быть тебе уже можно.
И тут чувство "хочется" уложило на обе лопатки запретное "нельзя".
- Ладно, давай попробуем, - согласился Виктор, торопливо нашаривая босыми ногами больничные тапочки.
- Вот и ладненько, - потирая в приятном предвкушении руки, обрадовался Василий, - Главное, не дрейфь, все вали на меня.
Оглядев пустой длинный коридор, они направились в самый его конец, где находилась ординаторская. Рядом имелось окно с длинными зелеными занавесками. Василий спрятался за них, а Виктор начал неистово колотить в дверь к медсестре. Через секунду она открыла и вопросительно посмотрела на него.
- Там... Скорее... Скорее! Василию Петровичу совсем с сердцем плохо, -- натурально нервничая почти закричал он и побежал по направлению к своей палате, указывая туда пальцем.
Медсестра поверила и ринулась за ним, забыв запереть ординаторскую. В тот же миг Василий влетел в заветное помещение. Спирт стоял на прежнем месте. Первым делом Василий подергал ручку шкафчика. Оказалось, что Виктор был прав. Тогда он схватил со стола обыкновенную канцелярскую скрепку. Это было то, что нужно. Он выгнул ее буквой Г и вставил в незатейливый внутренний замок шкафчика. Покрутил, примерился, снова вынул, еще подогнул, подправил и... открыл!
Молниеносным движением, словно языком змеи, он схватил пузырек со спиртом и выскочил из ординаторской. И в тот момент, когда медсестра опять же в сопровождении "недоумевающего" Виктора выходила из палаты, он успел ретироваться туалет. Все произошло, как в хорошем триллере. Сердце Василия колотилось о ребра, рука сжимала драгоценный напиток, чувствуя холод стекла, а голова кружилась от успеха.
Василий сунул флакон в бачок унитаза и, немного отдышавшись, вышел из туалета нетвердой походкой, держась за сердце и изображая смертельно больного. Как и следовало ожидать, он сразу столкнулся нос к носу с медсестрой.
- Где вы ходите? Что случилось? - довольно взволнованно спросила она.
- Спасибо, мне уже лучше, - прошептал Василий, и, не удержавшись, с тонким намеком добавил: - Теперь значительно лучше.
- Пойдемте со мной, я осмотрю вас, - не отставала сердобольная сестра.
Этого он и боялся, предварительно спрятав спирт в туалете. Пришлось повиноваться. Когда Василий вернулся, Виктор мерил палату нервными шагами. Увидев же товарища сразу замер и выпалил:
- Ну как?
- Ты был великолепен! - заулыбался довольный Василий.
- Нет, я о главном.
- Все отлично, не стоило и сомневаться. А теперь ты пойдешь в сортир и достанешь из бачка то, о чем мечтал месяц и два дня. А я, кажется, целую вечность.
- А почему я? - немного испугался Виктор.
- А потому что я только оттуда. Не хватало чтоб мне еще и желудок стали промывать. Давай, давай. А я пока закусочку подготовлю.
- Ты уверен, что спирт этот питьевой? - засомневался Виктор, обернувшись у выхода, - Его пить-то можно?
- Ну, если его нельзя пить, то мы его скушаем, - начал терять терпение Василий, - Иди, иди, Витек.
Когда тот вернулся, у него было лицо человека ограбившего государственный банк. Василий Петрович же, выставивший на тумбочку холодные котлеты и картофельное пюре, хлопнул в ладоши и сделал приглашающий жест.
- Садись, все готово. Только дверь закрой.
- А ,может, до вечера подождем? В ночь-то оно как-то спокойнее, - с надеждой в голосе спросил Виктор, - Да и вдруг моя сейчас заявится? Тихий час ведь уже на исходе.
Василий Петрович проигнорировал поступившее предложение, плеснул в два чайных бокала воды и протянул ладонь, свернутую трубочкой, требуя долгожданный флакончик. Виктор, озираясь по сторонам, достал из кармана предмет всеобщего вожделения.
Когда Василий Петрович, сощурив правый глаз, потихоньку наливал в бокалы спирт, делая из него сорокоградусную водку, он ощущал себя в этот момент древнегреческим богом плодородия и виноделия Дионисом. По его четким расчетам должно было получится не менее семисот грамм.
Сначала застолье протекало в полной тишине. Василий просто наслаждался моментом, а Виктор ловил чутким ухом малейшие посторонние звуки в коридоре. После третьей порции Василий, наконец, нарушил тишину.
- Да расслабься ты, Витек! Кому мы нужны, кроме нас самих? Ни-ко-му. Вот. И наплюй на всех. Давай лучше еще по одной. За нас.
- Да, Вася, прав ты, - всхлипнут Виктор, - Никому мы с тобой не нужны, потому и собрались с тобой здесь... за этим столом. А давай споем? Душа так и просит.
- А что, можно. Только выпьем сначала. Хорошо идет, зараза, после всех этих очисток.
Они выпили, чокнувшись чайными бокалами, и закусили свежей помидориной, выложенной на общий стол Виктором.
- А че споем-то? - спросил Василий Петрович, со смаком закуривая вонючую папиросу.
- А помнишь вот эту? - и Виктор затянул свистящим шепотом. - На диких степях Забайкалья, где золото роют в горах...
Василий тут же оживился и чуть громче подхватил:
- Бродяга, судьбу проклиная, тащился с сумой на плечах...
- Эх, славная песня, душевная!
И уже вместе, слаженным хором, перекрикивая друг друга, как это водится при хорошем застолье, грянули на все психоневрологическое отделение:
- Бродяга, судьбу проклиная, тащился с сумой на плечах...
Они уже сидели на одной койке в обнимку и раскачивались в такт выводимой ими мелодии, когда в палату буквально влетела разъяренная медсестра. Быстро оценив обстановку, она закричала:
- Так! Вот оно что! Ясно. Я иду за главным врачом, голубчики! - и сильно хлопнула дверью.
- Ну вот, посидели, называется, - возмущенно обратился Василий к Виктору.
- Дааа, - сокрушенно протянул тот, - Давай-ка побыстрее допьем. А то ща такое начнется!
- Давай, друг. За нас!
И Василий разлил оставшийся спирт на две равные части, второпях забыв разбавить его водой.
- За наше здоровье! - парировал Виктор, опрокинул всю порцию в глотку, закашлялся, закусил котлетиной и совсем разошелся:
- Не жди меня, мама, хорошего сына...
Василий тоже выпил и быстро подключился к громкому соло:
- Ой, мороз, мороз, не морозь меня...
В этот момент дверь распахнулась и в смутных очертаниях друзья различили Леонида Марковича и двух, а может и четырех, санитаров. Быстро сориентировавшись в сложившейся ситуации, санитары ловко накинули на поющих смирительные рубахи. Виктор на это разразился громким рыданием, а Василий отчаянно колотил ногами
медработников и вопил:
- В тюрьме балдоха светит, но не греет, как черепаха срок годами мой ползет...
В этот момент Леонид Маркович самолично сунул ему в широко раскрытый рот свой крахмаленный носовой платок, и звонкая песня смолкла. Получив от медсестры по успокоительному уколу, друзья впали в глубокий продолжительный сон. Проснулись же только к обеду следующего дня. Тела их ныли от неудобной позы, в которой намертво сковала их "спецодежда". Платка во рту у Василия Петровича уже не было. Он лежал рядом на подушке, напоминая о вчерашнем поведении.
- Да, Витек, славно мы вчера гульнули, - хрипло произнес Василий.
Во рту у него было сухо, в голове пусто, а на сердце маячила тоска.
- И что нам теперь будет? Да, представляю себе, - откликнулся Виктор, чувствуя себя не лучше соседа.
В этот самый момент в палату вошел Леонид Маркович в сопровождении бледной Клавдии Николаевны.
- Вот, полюбуйся на своего красавца, - обратился к ней главврач, с брезгливостью глядя в сторону Василия. - Мало того, он еще споил и этого, - он кивнул на Виктора, - который почти весь курс прошел. Только закрепить оставалось. А теперь что? Все сначала? Он ведь по доброй воле сюда попал. А твой, как я теперь понимаю, желания никакого не имел. Я ведь, Клава, спрашивал тебя: сам он или ты его принуждаешь? Обманывала? Да? Короче, забирай его, наверное. Тут нужны другие методы лечения.
Клавдия Николаевна скорбно молчала. Она почти не слышала слов своего друга юности. Она смотрела на несчастного мужа, скрученного гусеничкой, и сердце ее сжималось от жалости к нему. Такая уж была у нее непонятная женская душа.
* * *
Дома Василий уже второй день вел себя примерно. Он мыл посуду, подмел и без того чистый пол, постирал свои носки. Он делал все, чтобы внушить жене доверие и не попасть под другие, как выразился Леонид Маркович, методы лечения. Но на третий день он неожиданно вспомнил, что его другу Володьке Смирнову исполняется шестьдесят лет, и что такой факт просто из чистой порядочности нельзя оставить без внимания. Можно даже и Клавдию с собой взять. Но тут же пришел к выводу, что среди пьяных матерящихся мужиков ей все-таки не место. Даже собственная жена Смирнова в такие дни сама уходила ночевать к своей престарелой матери, ибо Володька, напившись до бесчувствия, мог натворить что угодно. И Василий Петрович окончательно решил, что сходит один всего лишь на часок, полтора, выпьет пару рюмочек и немедленно домой. Вернулся он только к вечеру второго дня.
* * *
Ранним утром Агния Евсеевну разбудил звонок в дверь. Время приема клиентов еще не настало, а потому ей совсем не хотелось выбираться из постели. Но звонки были все настойчивее. Она нехотя накинула черный шелковый халат, доходивший ей до щиколоток и неторопливо пошла открывать. Когда же ее взору предстала бывшая подружка Клава, раздражение ее мигом улетучилось, сменившись благосклонной улыбкой:
- А, пришла все-таки. Ну, заходи. Милости прошу.
- Ой, вот только не язви, я умоляю, - отмахнулась Клавдия Николаевна и прямиком направилась в кухню.
Они присели за небольшим круглым столом, и Агния Евсеевна выжидательно посмотрела на подругу.
- В общем так, Аня. Я, действительно, пришла к тебе за помощью. Только...
- Может, чайку? Или кофе? - прервала ее Агния, не сделав на этот раз замечания о неправильности произношения ее имени. Она ощущала сейчас радость от своей победы, а потому хотела казаться благосклонной к побежденному.
- Нет, спасибо. Я уже позавтракала, - отказалась Клавдия.
- А я вот еще не успела. Не возражаешь, если я...
- Пожалуйста. Конечно.
И пока Агния готовила себе легкий завтрак, Клавдия рассматривала новую обстановку на кухне, где не была уже много лет. Тут все было выдержано в современном стиле. Красивая мебель, различная техника и прекрасный ремонт. Даже телевизор у нее тут был.
- Неплохо живешь, я смотрю, - с некоторой завистью в голосе отметила Клавдия Николаевна.
- Так ведь работаю. С утра до ночи, можно сказать, - улыбнулась Агния, выкладывая на хрупкое фарфоровое блюдечко выскочившие из тостера гренки.
- А я, значит, не работаю?
- И ты работаешь. Только не там, где платят нормально.
- Ой, ладно. Я к тебе не спорить пришла, - дернула плечом Клавдия.
- Понимаю, понимаю. Мне ли не понять твоей ситуации, - сделала сочувственное лицо Агния Евсеевна, наливая себе в чашку дымящийся кофе. - И правильно сделала, что пришла. Давно бы так.
- Ань, да прекрати ты юродствовать! - взорвалась Клавдия Николаевна. Она уже начала жалеть, что явилась сюда, видя как польщена этим бывшая подруга. И уже не в силах переносить свое унижение, быстро перешла к делу, - Я и сама своего Ваську вылечу. Мне только немного твоей помощи понадобится. Совсем немного.
- Дааа? Самаа? - приподняла в удивлении крашеную черную бровь Агния Евсеевна, - И каким же это образом? Ты же во всю эту, как сама говоришь, чушь не веришь.
- Не верю. Зато мужа своего хорошо знаю. А потому и действовать хочу так, как считаю нужным.
- Так чего же ты хочешь, я не пойму?
Клавдия Николаевна немного помолчала, собираясь мыслями, а потом выпалила на едином дыхании:
- Я прекрасно знаю, что Василий ужасно боится смерти. Кроме того он - человек довольно суеверный. Верит в разные приметы, сны. В кошек черных, в соль просыпанную и всякую такую ерунду. Вот я и решила, что его напугать как следует надо. Вот тогда-то он пить и бросит. А план мой таков: приведу его к тебе, а ты ему нагадаешь, что смерть он свою от бутылки примет. Вот и все, что мне от тебя нужно. И не надо мне никаких заговоров и отговоров. И не волнуйся, я оплачу тебе твои труды.
Это подействовало на самолюбие Агнии Евсеевны, как удар под дых. Торжество победы тут же сменилось на полное фиаско. Она даже отставила от себя тарелочку с недоеденным бутербродом, враз потеряв аппетит. Ведь был у нее свой план на счет Василия и ему подобных. Это, так называемый, заговоренный порошок, который жены должны ежедневно подсыпать в чай или суп своим пьющим мужьям. Правда, заговор ее тут причиной не являлся, поскольку лекарство само по себе вызывало после принятия алкоголя острую тошноту и рвоту. Мужики прекращали пить, счастливые жены бежали к ней с дополнительными подарками, только никто из них, кроме самой матушки Агнии, не знал как страшно разрушительно влияют эти волшебные порошки на печень, вызывая необратимый процесс. Гораздо худший, чем сам алкоголь.
Но жутко раздосадованной Агнии Евсеевне хватило самообладания, чтоб не закричать на Клавдию, не выставить ее вон. Недобрые мысли закружились в ее сметливом мозгу и быстро выстроились в четком направлении. Сделав продолжительную паузу, чтобы как следует осмыслить задуманное, она лишь сурово сдвинула брови и сказала:
- А ты не боишься, Клавочка, что этим только беду на мужа накличешь. Такими вещами не шутят. Тем более, что воплощать свой идиотский план через меня хочешь.
- Вот уж не боюсь, - усмехнулась та, - И, если согласна помочь, давай сразу обговорим все детали.
- Что ж, давай, коль не боишься, - равнодушно пожала плечами Агния Евсеевна, - Я дорогой подружке всегда помочь рада. Только уж не обессудь потом, если что не так.
- Согласна, значит? Ну и хорошо, - немного расслабилась Клавдия Николаевна, игнорируя глупые, как ей казалось, предостережения, - Короче так, гадать ему будешь только на кофейной гуще...
- Стоп! - сразу оборвала ее Агния Евсеевна, - Я на гуще гадать не умею. Могу на картах Таро или...
- Нет, Анна, - прервала в свою очередь Клавдия, - Таро не надо. У Васьки бабка на кофейной гуще гадала. Он это с детства запомнил и только этому верит. Так что давай действовать все-таки по моему плану, тем более, что навыков тебе тут никаких не потребуется. Я сейчас сама тебе расскажу какие-нибудь моменты из нашей прошлой с ним жизни, какие только мы вдвоем знаем. А ты, глядя в чашку, все это будешь говорить. А потом перейдешь к будущему, в котором изобразишь картину его гибели от алкоголизма. Только гадать не ему будешь, а мне. Ну, как будто это я пришла к тебе погадать, а его за компанию с собой прихватила. Иначе его сюда не затащить. Вот, собственно как. Я думаю, что все это будет выглядеть очень убедительно. Тем более, он знает, что ты гадалка. Устраивает тебя это?
- Я не гадалка, а целительница, Клава, - едва сдерживаясь, спокойно поправила Агния Евсеевна.
- Хорошо. Целительница.
- Значит, мои методы тебя не устраивают? А я ведь тут стопроцентные гарантии даю. У меня это проще простого получается, - попыталась она еще раз вразумить Клавдию.
- Нет. Ты уж извини, но я свои хочу применить. Так согласна или нет? - снова начала терять терпение Клавдия Николаевна.
- Ладно. Будь по-твоему. Я же сказала. Ну, давай рассказывай ваши интимные моменты, - с нескрываемым сарказмом усмехнулась Агния Евсеевна.
* * *
После суток непрерывного запоя Василий едва дотащился до кровати и рухнул на нее в чем был, погружаясь в забытье. Во сне его мучили кошмары, от которых он метался по подушке и постоянно вскрикивал. А проснулся лишь от того, что зазвонил будильник, приглашая Клавдию на новый трудовой день. Когда она закончила свой утренний туалет и пошла на кухню, Василий, опустив очи долу, вошел вслед за ней, собираясь по обыкновению извиняться. Но к великому его удивлению
Клава приветливо улыбнулась и спросила:
- Как спалось, Васенька? Долго то как тебя не было. Я даже соскучилась.
Он оторопело взглянул на жену, решив, что с горя она тронулась умом. Но Клава выглядела вполне нормально, как и в прошедшие два дня, когда он не пил и помогал ей по хозяйству. "Может, добро помнит?" - подумал про себя Василий, а жена уже задала следующий вопрос:
- Тебе чаю налить или кефирчику лучше?
- Лучше кефиру, - пожал тощими плечами Василий, усаживаясь за стол.
За завтраком он рассказал ей о дне рождения Смирнова, пытаясь обрисовать все в приличном виде, она внимательно слушала, поговорили о замечательной погоде, какая стоит в нынешнем сентябре, а потом Клавдия вдруг неожиданно заявила:
- Вась, я вот тут наметила к Агнии нашей сходить. Погадать хочу на будущее. Только вот одна боюсь. Давай вместе сходим?
"Ах, вот оно что! - понял по-своему Василий неадекватное поведение жены, - Это она так воркует, поскольку меня в охранники наметила. Знает же, что я всю эту чертовщину терпеть не могу," - и возмутился уже вслух:
- Это еще зачем? Чего ты узнавать собралась?
- Будущее.
- Наше будущее, в большом отличии от прошлого - развитой капитализм. Вот и все.
- Вась, ну сходим что ль? - в голосе Клавдии зазвучали жалобно просящие нотки.
- Да ни за что! - отрезал он, - А потом ты ведь и сама над этой ведьмой всегда подтрунивала. Чего это вдруг убеждения свои меняешь, ренегатка?
- Нуу... смотрю, вон люди к ней толпами так и идут. Значит, есть в ней что-то. Просто так ведь не пошли бы. Да я уж и записалась к ней недавно. Сегодня вечером идти.
- Да не пойду я никуда!
- Все! Хватит. На сегодня никаких увеселительных мероприятий намечать не смей. Вернусь с работы и вместе пойдем, - тоном не терпящим возражений, заявила Клавдия, - Ты когда последний раз меня в кино водил, не говоря уж о театре? Когда мы вообще вместе куда-нибудь ходили?
- Ой, ну ладно, - отмахнулся Василий, понимая правоту жены и памятуя о больнице и чемодане, - Так и быть. Только ради тебя, любимая.
- Вот и прекрасно. Будь готов к шести часам.
- Всегда готов! - отсалютовал Василий, радуясь хотя бы тому, что утро прошло без скандала.
* * *
Вопреки ожиданиям Клавдии Николаевны Агния, размалеванная, как распутная девица и с цыганской шалью на плечах, пригласила пройти их не в кухню, а в комнату. И нельзя не отметить, что обстановка комнаты буквально поразила обоих супругов. Тяжелые красные шторы полностью закрывали окно, только зажженные во множестве церковные свечи, расставленные по углам, освещали помещение. На стенах висело несколько икон в резных окладах, сильно пахло ладаном.
Оглушенные увиденным, Клавдия и Василий осторожно присели в кресла, покрытые красным же, как и шторы, бархатом. Агния села напротив через небольшой столик, на котором также горела массивная свеча желтого воска, вставленная в ладошки бронзового ангела. Рядом стоял красивый кофейник и чашка с блюдцем. Напротив же глаз пришедших была распахнута двустворчатая дубовая дверь, ведущая в маленькую комнатку без окна. Раньше, насколько помнила Клавдия, она служила кладовкой. Теперь же , отлично просматриваемая из кресел, где они сидели с Василием, была совершенно пуста. Только небольшой голубой коврик в середине и четыре свечи по углам, как и в большой комнате, придавали ей не менее таинственный вид.
Дав посетителям как следует оглядеться, Агния Евсеевна, словно и не знала их никогда, спросила:
- С чем пожаловали, добрые люди? Какие у вас проблемы? Какой помощи ждете от матушки Агнии?
При этих словах Клавдия пришла в себя и, едва сдержав улыбку, ответила:
- Хочу будущее свое узнать, матушка. Как дальше жить? Что делать? Научи Христа ради, помоги.
- Что ж, помогу, - глухим голосом проговорила Агния, налила в заранее подготовленную чашку поостывший кофе и вручила Клавдии, - Выпей до дна. А как выпьешь до гущи, так чашку и переверни на блюдечко. Подержи немного, да мне подай.
Пока Клавдия отпивала горьковатый напиток маленькими глотками, примолкший Василий перестал разглядывать подсвеченные лампадками иконы, уставился на жену и нервно заерзал в кресле, барабаня пальцами себе по коленям. Когда она передала опустевшую перевернутую чашку Агнии, та поставила ее на стол и, неприятно закатив глаза, стала делать над ней какие-то пассы, невнятно бормоча молитву. Вскоре повернула чашку к себе и стала внимательно рассматривать растекшуюся по краям темную кофейную гущу.
Василий теперь уставился на гадалку и, кажется, перестал дышать. Ему живо вспомнились его школьные каникулы, проводимые в глухой деревушке и его старая бабка, колдующая над такими вот чашками страждущих. Она тоже что-то шептала, шевеля острым подбородком, обросшим закрученными седыми волосами. Маленькому Ваське категорически запрещалось присутствовать при этом таинстве, но он украдкой забирался на печку, сдвигал ситцевые занавесочки и, сделав меж ними малюсенькую щелочку, наблюдал за происходящим, боясь шелохнуться. Бабка потом нараспев выкладывала чужие судьбы, словно каравай на стол, давала мудрые советы как избежать беды, пришедшие понимающе кивали, благодарили. Но не деньгами. Молоком, куском мяса, яйцами, маслом и прочей натуральной пищей. А еще бабка лечила. И людей, и скотину домашнюю. Только не пассами новомодными, а простыми травами, которые сама собирала. Ими вся изба была увешана.
- А почему ты, бабуля, денег не берешь? - спросил ее как-то Васька.
- Я, милок, через Господа нашего силу имею. А разве слышал ты, чтоб Господь за свои исцеления с люда мзду какую собирал? Кто деньги берет - антихристы во плоти!
Про Господа Василий почти ничего не знал. Но бабке своей верил.
- Ну что ж, женщина, - прервала его детские воспоминания Агния, обращаясь к Клавдии, - Без прошлого нет будущего. А потому скажу, что в прошлом жизнь твоя совсем иная была. Вот вижу свадьбу твою. Тридцать восемь человек за столом поздравляют жениха и невесту. Чтоб попусту деньги не тратить, вскладчину дарят они вам ковер, телевизор и комплект спального белья. Вижу и медовый месяц твой. Ты с молодым мужем у речки сидишь. А муж твой тащит из воды огромную рыбу. Щука , кажется.
- Не! Судак! - аж подскочил на месте ошеломленный Василий,
- Аж на два с половиной килограмма! На спиннинг выловил. Мы его взвешивали.
- Да тише ты, - ткнула его в бок Клавдия.
- А еще вижу, что счастливы вы, - монотонно продолжила Агния, переждав восклицания Василия, - Муж твой на заводе работает, хорошие деньги в дом несет. Ты – портниха, и все у вас ладно. Но.., - тут Агния немного повернула чашку, - Но вот муж у тебя пить начинает. Сначала понемногу, затем больше. И уж нет у него работы. Нет цели в жизни, кроме бутылки. Беда пришла в добрый дом. Мучаешься ты с ним, женщина, - словно и не замечая Василия, вещает гадалка, - И не знаешь уже, что с ним делать. Но вот и светлая полоса в твоей жизни, только придет она через большое горе.
Тут Агния Евсеевна оторвалась от чашки и в упор взглянула на Василия:
- Вы, пожалуй, выйдите отсюда. Я с вашей женой наедине продолжу.
- Это еще почему? - натурально возмутился он, - Нет уж, при мне говори. Я тут не посторонний.
- Может, и правда выйдешь, Вася? - подключилась и Клавдия с испуганным лицом.
- Ну уж нет. Никуда я не выйду.
Агния Евсеевна печально вздохнула и вновь обратила взор к чашке:
- Большое горе. Умрет твой муж. Скоро уже умрет. Месяца через два, а то и меньше. А смерть от бутылки примет.
- Чегооо?! - снова подскочил Василий, пытаясь выхватить у гадалки чашку, - Где это сказано?!
- А вот гроб-то, - едва успела та отдернуть руку, - Вот он. Четко видать. А на нем бутылка стоит.
Василий Петрович, одернутый женой, плюхнулся обратно в кресло и попытался различить на расстоянии обещанный гроб.
- Ну где? Где? Да у меня бабка не хуже твоего гадала. Я в этом деле и сам понимаю. Че несешь-то, ведьма?!
- Да прекрати ты! - гаркнула Клавдия, - Сказали же тебе, чтоб вышел. А нет, так и сиди смирно. Продолжай, матушка Агния, продолжай. Какая у меня там светлая полоса-то ожидается?
Клавдия сказала это таким равнодушным тоном, что Василий снова замер. Он не мог поверить в то, что ей, как оказывается, совершенно наплевать на его жизнь.
- А встретишь ты, любезная, хорошего человека. И богатый, и непьющий, и ласковый. На руках носить станет. Замуж предложит. Так что горевать недолго тебе придется. Он уж на пороге твоем дверь подпирает. Жди.
- Что ж, спасибо, матушка, - как будто облегченно вздохнула Клавдия, собираясь было уходить.
Но Агния остановила ее жестом.
- А хочешь ли ты такой судьбы, женщина?
- А кто ж хорошей судьбы не хочет? Конечно. Да если богатый, да на руках...
- Ну тогда остается нам у космического духа подтверждения испросить, - вдруг совсем не по задуманному Клавдией плану заговорила Агния, - Он либо подтвердит мои слова, либо опровергнет.
Она встала со своего места и пошла с чашкой в маленькую пустую комнату. Поставила чашку на пол перед ковриком, подняла лицо и руки кверху, как бы обращаясь к небу, и снова что-то зашептала, входя, как казалось, в транс. Затем громко выкрикнула
-"Рассуди!", шатаясь вышла из комнаты, плотно закрыла створки массивной двери и, раскинув руки крестом так и осталась стоять к ней лицом.
Клавдия Николаевна же просто недоумевала, теряясь в догадках. А главное, боялась, что Агния, устраивая этот дешевый спектакль, может все испортить. Она перевела взгляд на мужа - тот же сидел бледный, с чуть приоткрытым ртом. Через некоторое время Агния распахнула дверь и отошла назад. И Василий, и Клавдия ахнули: посреди комнаты на коврике, освещенный голубым светом стоял стройный молодой человек, затянутый, вплоть до головы, в серебряный костюм. Открытой оставалась лишь часть лица. Но оно было абсолютно белым, даже губы. Он просто стоял, не шевелясь, вытянув руки по швам. И самым страшным являлось то, что у этого поистине космического человека были ярко-зеленые глаза. Через мгновение он вдруг протянул вперед свою серебряную руку, указывая на стоящую возле его ног чашку и опустил веки.
Агния немедленно захлопнула дверь и прижалась к ней спиной.
- Сбудется, он указал на чашку,- шепнула она и упала на пол.
Клавдия даже не кинулась ей на помощь. Василий также сидел в полном оцепенении. Ни она, ни он не могли понять, что же они сейчас наблюдали? Ведь минуту назад комната была совершенно пуста. Можно было видеть каждый ее угол со свечами. Окон, через которые можно туда проникнуть, нет. И вдруг такое! Там появился человек. Да и человек ли это был? А сейчас он все там?
Словно поняв немой вопрос, Агния зашевелилась, с трудом поднялась с пола и вновь распахнула дверь. Комната опять была пуста. Исчез и голубой свет. Даже свечи потухли. Она взяла чашку и вернулась к столу.
- Космос принял твое желание, - устало выговорила она, - А теперь иди. Мне надо отдохнуть, - и, уронив голову на грудь, закрыла глаза.
Василий и Клавдия молча вышли из комнаты, так же молча покинули квартиру и только на улице, вдохнув свежего осеннего воздуха, Клавдия спросила, обращаясь к присмиревшему мужу:
- Ну и что ты об этом думаешь?
- Да брехня это все! - раздраженно высказался Василий. - Обман чистой воды.
- Обман? А как же объяснить все то, о чем Агния сказала вначале? Ведь все правильно было. Так почему же надо считать брехней то, что она напророчила на будущее?
- То правильно, а это - брехня, - не особо убедительно пояснил Василий, - И что это за болван такой был в водолазном скафандре? Откуда он взялся вдруг?
Клавдия Васильевна ничего не ответила. Данный вопрос ее волновал не меньше, чем мужа. Она никак не могла толком объяснить этот факт. Ей даже сделалось страшно. А вдруг и впрямь Агния общается с космосом? И зачем она устроила такое зрелище?
- Думаю, у нее все на высшем уровне построено, - прервал Василий ее размышления, - Голограмма это. Я читал, знаю.
- Тебе бы все с научной точки зрения толковать, умник, - саркастически усмехнулась Клавдия Николаевна, немного успокоенная выводами мужа, - Значит, не хочешь верить? Ну-ну. Пей дальше. Не долго уж тебе осталось.
- Да ладно тебе каркать-то! Та хреновину молотила, теперь эта подхватила, - неожиданно заговорил он стихами, - Ерунда все! А сколько ты ей за это отдала?
- А ни сколько. Она с меня денег не взяла. Я еще когда записываться ходила, она сказала, что за гадание на кофейной гуще денег не берет, - быстро ответила Клавдия Николаевна, прекрасно помня рассказы мужа о его бабке-ведунье. Василий совсем сник и больше уж ничего на эту тему не говорил.
* * *
Ночью Василий Петрович спал очень плохо. Все думал о смерти. Раньше его такие мысли почти никогда не тревожили. Но теперь... "А вдруг и впрямь? Все ведь сошлось вначале. Вдруг и конец сбудется? Даже и пить-то теперь страшно. И на кой ляд я туда потащился?! А ведь завтра у Гриши Разгуляева ровно год исполняется как он из тюрьмы вышел. А сидел-то ни много, ни мало - пять лет за пьяную драку. Ни за что, можно сказать, попал мужик. Наверняка справлять будет. А если и забыл, то я напомню. А может не ходить? Эх и сукина дочь эта гадалка! И почему это я от бутылки помру? Сроду у меня ничего не болело. Ну, бывало, конечно, голова потрещит, но так ведь и положено - чем лучше вечером, тем хуже утром. Так и у всех. А может, я пьяный в сугробе замерзну? Зима-то на носу. Или, как в истории того же Разгуляева... В пьяной драке. Так ведь я не буйный. Никогда я... Или в речке утону? Вот и сон недавно такой приснился."
Рассуждая таким образом, Василий Петрович заснул к рассвету и даже не услышал Клавин будильник. Проснулся же тогда, когда у всех нормальных людей настало время обеда. Он без особого аппетита поел холодного борща, бесцельно пошатался по квартире, вспоминая вчерашнее, потом сплюнул в сердцах и пошел к Григорию Разгуляеву. Василий Петрович не ошибся. Веселье тут уже шло полным ходом. Разгуляев даже специально со сменщиком своим по сторожевой вахте договорился, взяв выходной. За грязным столом кроме самого виновника торжества присутствовало еще двое: Андрей Косов и все тот же Владимир Смирнов.
- О! Васек пришел. Проходи, садись. Гришаня сегодня угощает, - поприветствовал вошедшего в незапертую дверь Василия недавний именинник.
- Вот уж кого заранее приглашать не обязательно, все помнит, черт! - заржал уже изрядно захмелевший Григорий, подавая другу стеклянную засаленную рюмку и тут же наполняя ее до краев дешевым красным вином.
Василий Петрович, кряхтя и по обыкновению потирая руки, сел на старое дырявое кресло, придвигаясь к столу. Сервировка была незатейливой: эмалированная миска со свежими помидорами, присыпанными репчатым луком, плавленый сырок в обрывках упаковочной фольги, съеденный уже наполовину и банка потрепанной кильки в томате. Но Василию Петровичу после сытного борща есть не хотелось и он, произнеся короткий тост:
- За свободу! - опрокинул в алчущий рот кислое вино. Выдохнул, поморщился и закурил беломорину.
Григорий, тоже протягивая руку за папиросой, спросил:
- Ну, как лечение-то твое? Смотрю, удалось на славу.
Все дружно загоготали, а Смирнов прибавил:
- Жаль, Гришаня, ты ко мне на день рождения прийти не смог, уж увидел бы тогда его лечение. Да и послушал бы, чего он там творил! Мы прямо животы надорвали над ним. Ну-ка, Васьк, расскажи Гришке.
Но тут Василий Петрович снова вдруг вспомнил гадалку и настроение его вмиг упало.
- Потом расскажу. Вы лучше послушайте что со мной вчера было.., - но тут вдруг осекся, подумав, что дружки сочтут его придурком, и решил пока помолчать.
- Ну так чего же? - спросил до сих пор молчавший Косов.
- А, забыл уже, - махнул рукой Василий, чем снова вызвал всеобщий взрыв хохота.
- Налейте-ка ему еще, - крикнул Смирнов.- Он нас сейчас веселить будет. На это Васька мастер. Одним словом, артист!
От этих слов Василию Петровичу сделалось немного обидно Что он - клоун что ли, веселить эти рожи? Но поднесенную рюмку все-таки выпил. Подумав о "рожах" живо представил белое лицо "космического водолаза" и через секунду ему стало казаться, что желудок его словно огнем жжет. А потом и в печень кольнуло, и сердце как-то странно застучало. "Может, смерть уже подкрадывается?" - со страхом подумал он.
- Ты че замолчал? - прервал его неприятные мысли неугомонный Смирнов, - Рассказывай же что-нибудь.
- Да отстань ты. Плохо мне что-то стало, - тихо ответил Василий.
- Это чего вдруг? - спросил Косов.
- Лечение, наверное, действовать начинает, - выдал свои умозаключения Разгуляев и все, кроме Василия, снова засмеялись.
- Нет. Пойду-ка я домой, - сказал он, совершенно расстраиваясь.
Его злили внезапное плохое самочувствие и все эти насмешки друзей, на которые раньше он не обратил бы никакого внимания. Сейчас он подумал о том, что после его смерти у Клавдии появится достойный муж, которого наверняка не будут вот так подтрунивать, называя Васькой или Гришкой. А будет он какой-нибудь Ролан Викентьевич или Арнольд Евграфович с объемистым портмоне и непременно в галстуке.
- Да что с тобой, Васьк? - опять участливо поинтересовался Косов.
- Не знаю. С желудком что-то.
- Так ты на горшок сходи. Полегчает, - снова встрял Смирнов, взяв уж на этот раз роль тамады на себя.
- А это, наверное, вино отравленное, - вдруг предположил Разгуляев, округляя красноватые глаза, - Мне и самому что-то плохо.
- И мне, - поддакнул Смирнов, - Уж так плохо. Так!
Теперь все притихли. Василий же почувствовал как тут же вспотели его ладони и представил, что сейчас умрет прямо за праздничным столом. Он даже тихо охнул, воздев глаза к прокопчённому потолку. И тут в очередной раз громогласный хохот Смирнова, Косова и Разгуляева сотряс кухню.
- Это вы чего... Это что, шутки у вас такие что ли? - робко спросил Василий, а потом, выждав паузу, вдруг закричал, обращаясь к Григорию: - Так-то ты друзей угощаешь?!
- Да ты чего, Васьк? Ты всерьез никак воспринял? - опешил тот.
- А я теперь все всерьез воспринимаю, - странно ответил Василий и вышел из квартиры под всеобщее недоумение.
* * *
"Да, такое со мной, кажется, впервые, - подумал Василий, выходя на улицу, - чтоб я пить не мог на трезвую голову. Ладно, когда не лезет уже, да и такое редко бывает. Обычно всегда - пожалуйста. Вот загадила мне мозги эта стервозина, чтоб ее черти задрали!"
Вечером вернулась с фабрики уставшая Клавдия и сразу определила чутким обонянием, что муж снова пил.
- Я всего две рюмочки, - начал оправдываться Василий,
- Просто у Разгуляева сегодня год как он из острога вышел.
- А неделю со дня выхода из вытрезвителя у вас не отмечают?
- Из какого вытрезвителя? - не понял грустной шутки жены Василий.
- Из медицинского! - крикнула та и неожиданно разрыдалась, понимая, что ее затея с гаданием не возымела должного действия. И все-таки, еще надеясь спасти положение, заголосила:
- Вася, ну неужели тебе не страшно? Ведь ясным русским языком тебе было сказано, что помрешь ты от бутылки! А ты опять за нее.
Очередное напоминание о смерти, приправленное причитаниями Клавдии, возымело на Василии еще большее воздействие. Ему стало казаться, что жена уже плачет над его могилой, а он лежит в холодной земле, объедаемый червями.
- Клавочка, ну не плачь. Я не буду больше. Честное слово не буду, - уныло пробормотал он.
- И ничего не говори мне больше, изверг! Как-нибудь и без твоих лживых обещаний протяну месяц, другой, а там тебе и крышка!
- Ага. За Арнольда Евграфовича замуж собралась. Ну уж хрен тебе! - выпалил Василий.
Клавдия подняла припухшие веки и смерила мужа долгим взглядом:
- Совсем, алкоголик, сбрендил?
А поздно вечером решила зайти к Агнии Евсеевне, чтобы выплеснуть свое негодование:
- Ну кто тебя просил приплетать сюда какой-то космос?! – с порога накинулась она на бывшую подругу, - И что это вообще было? Ты напугала нас до смерти. А Василий, между прочим, потом сказал, что это у тебя голограмма. Я ведь предупреждала, что он поверит только в кофе.
- Какая голограмма, Клава?! Ну, пойдем. Пойдем я тебе эту комнату покажу, если не веришь. И мужу твоему могу показать, - потащила та ее за руку, - Да там нет ничегошеньки.
Клавдия из любопытства не отказалась. И на самом деле комната была по-прежнему пуста. На стенах, кроме белых обоев, она ничего не обнаружила.
- Ну? Теперь-то ты мне веришь, что я и в самом деле общаюсь с космическими силами? - пытливо посмотрела ей в лицо Агния.
- Ну... не знаю. Только все равно, не надо было так делать, - растягивая слова, ответила Клавдия.
- А по-моему, не надо было так делать, как ты. Это очень опасно - шутить с магией!
Вернувшись домой совершенно разбитой, Клавдия Николаевна снова была вынуждена выслушивать обещания мужа, которым, естественно, не придала никакого значения.
* * *
Прошла неделя, а Василий Петрович так и не прикоснулся к спиртному, проявив в себе железную волю. Клавдия еще не верила, что ее муж бросил пить. Просто считала, что дружки перестали его угощать, а денег у Василия не было, так как хранила она их теперь не дома, а на работе. В сейфе бухгалтерши Наденьки. Но когда прошла еще одна трезвая неделя, Клавдия засомневалась и решила провести эксперимент. Утром, уходя на фабрику, она оставила на кухонном столе определенную сумму, коей хватило бы на две бутылки, и список продуктов, которые Василию надлежало купить. И хотя была почти уверена, куда пойдут эти деньги, решила-таки рискнуть ради собственной определенности и успокоения.
Когда Василий Петрович обнаружил записку, то радостно возгордился от оказанного ему доверия. Он покрутил в руках крупную купюру, сунул ее в карман пиджака, взял хозяйственную сумку жены и отправился за покупками. После того, как все продукты, означенные в списке были куплены, у него оставалось еще немного денег, но он уверенной поступью шел домой.
Проходя мимо пивного ларька, он остановился, принюхиваясь к вполне знакомому аромату. Сомнения одолевали его не дольше минуты. Толпившиеся возле ларька мужики с привычно-синеватыми лицами не вызвали в нем желания присоединиться к ним.
- Эй, Васек! - выкрикнул из очереди Григорий Разгуляев,
- Иди сюда! Чего-то не видать тебя давно? Или обижаешься все?
Но Василий Петрович лишь приподнял руку в знак приветствия и двинулся дальше. Пройдя несколько метров, он вдруг увидел старушку в белом платке, торгующую разноцветными астрами. На фоне пивного ларька это выглядело как-то нелепо, даже глупо. Он немного потоптался на месте, украдкой оглядываясь на Разгуляева, который в данный момент сдувал с трехлитровой банки пивную пену, сглотнул слюну и решительно направился к старушке. Выбрал у нее самые яркие цветы и, отдав оставшиеся деньги, купил их для Клавдии. За своей спиной он тут же услышал взрыв хриплого хохота, кто-то даже закашлялся. Раздались одиночные выкрики и улюлюканья. Но Василия Петровича это не смутило, наоборот - укрепило в мыслях о правильности содеянного, и он гордо подняв голову, зашагал к дому.
Этот день был для Клавдии Николаевны самым счастливым за все последние двенадцать лет. Теперь она поняла, что муж бросил пить по-настоящему.
- Вот! - хвалилась она на фабрике бухгалтерше Наденьке, которая была посвящена во все житейские проблемы Клавдии, - Все я правильно рассчитала! Никакие врачи не помогут, никакие экстрасенсы. Только страх! Страх заставит сделать человека то, чего он, казалось бы, сделать не в силах. Страх перед смертью.
- Да тебе, Клава, надо патент на лечение алкоголиков брать, - смеялась в ответ Наденька, искренне радуясь за подругу.
А еще через несколько дней Василий Петрович вышел на работу, которую подыскала ему супруга.
- Пока не Бог весть что, но ты прояви себя с хорошей стороны, заслужи доверие, и тебя повысят в должности. Ведь ты, если не забыл еще, прекрасным мастером был, - уговаривала она его.
Но особых уговоров не требовалось. Он и сам был рад заниматься делом. Прошло почти два месяца. Минули ноябрьские праздники, которых Клавдия все-таки побаивалась. Но Василий по-прежнему вел совершенно трезвый образ жизни, возвращался с работы ровно в шесть, и ей теперь казалось, что она находится в Нирване.
* * *
Ноябрь приближался к концу, уступая место метелям декабря. Василий Петрович закончил смену и, как обычно, в шесть вечера возвращался домой. Придерживая рукой цигейковый воротник нового пальто, вошел в продуваемую леденящим ветром неосвещенную арку и почти столкнулся там с рыжебородым квартиросъемщиком Агнии Евсеевны. Хотел было обойти его, но тот вдруг глухим голосом попросил закурить. Василий Петрович полез в карман пальто за Беломором и в тот же момент получил сокрушительный удар в висок. Он даже не успел понять, что об его голову была разбита бутылка водки. Василий упал навзничь. Струйка горького напитка стекала ему в широко раскрытый от последнего удивления рот. Но он уже не мог почувствовать его вкуса. Рыжебородый склонился над распростертым телом, пощупал на его оголившейся шее пульсацию и быстро скрылся.
* * *
Агния Евсеевна нервно мерила шагами комнату, увешанную иконами и грызла ноготь мизинца. Услышав, как хлопнула внизу дверь, она быстро прошла в маленькую пустую комнатку, где обычно общалась с космическими силами, отодвинула ногой коврик, обнаружив под ним дверцу, какие обычно делают для домашних погребов, потянула за кольцеобразную ручку, совершенно бесшумно открыла и, встав на колени, заглянула вниз.
- Андрей! - тихо позвала она.
Он тотчас подошел и взглянул наверх, поблескивая затемненными очками и топорща рыжую бороду.
- Ну как? - шепнула Агния.
- Да сейчас, - буркнул тот, отворачиваясь.
Он снял пальто, очки, затем рыжую бороду и подставил стремянку к открытому в потолке люку.
Агния Евсеевна отошла в сторону, пропуская в свою маленькую комнату соседа. Теперь он выглядел совсем иначе. Прямая осанка, чистое лицо, на вид лет двадцать семь.
- Ну, как? - повторила свой вопрос "целительница".
- Все. Конец, - выдохнул молодой человек.
- Ты уверен?
- А вы разве не знаете, что я медицинский окончил? - вопросом на вопрос ответил он, - Дозу давайте.
- Знаю, Андрюшенька, знаю, - кокетливо заулыбалась
Агния Евсеевна, - А ты уверен, что тебя никто не видел? На этот раз там никто не помешал?
- Уверен, уверен, - раздражаясь, проговорил он, - Дозу давайте быстрее. Ломать начинает.
Агния Евсеевна опустила руку в карман своего черного длинного халата и протянула ему ампулу и шприц. Через минуту Андрей вальяжно вытянулся в кресле, где когда-то сидела Клавдия Васильевна и, глядя затуманенным взглядом в потолок, медленно нараспев произнес:
- И зачем это вам надо было? Прямо "Песнь о Вещем Олеге" какая-то получилась. "И примешь ты смерть от коня своего", - глубокомысленно процитировал он известные строки, прикрывая веки, - И зачем? Хм. Зачем?..
- Тебе этого не понять, деточка, - усмехнулась матушка Агния, поднимая с пола опустевшую ампулу морфина.
