Уже через день Маша встала за прилавок Веры Николаевны.
– А Вера-то где? – сразу заинтересовались соседки.
Маша рассказала.
– Ох, девонька. Ты уж у нас спрашивай, если чего не поймешь тут, мы поможем, – заволновались соседки.
А чего волноваться-то? Маша не была новичком в торговле. Её мать всю жизнь работала в магазине, и там Маша бывала часто, помогала порой. А иногда и заменяла.
Ох, как Маша ошибалась.
Как говорят: старики – всему верят, люди среднего возраста – во всем сомневаются, молодые – знают всё сами.
За место они платили не ежедневно, до конца недели место было оплачено. Торговля шла вяло, но покупатели у Маши были. Она по-детски радовалась каждой продаже, улыбалась, и люди тянулись к ней. Всем не хватало сейчас обычного людского тепла, а к улыбчивый девушке подойти хотелось. Но продавался товар все равно плохо.
Андрей прибегал, проведывал. Маша чувствовала себя под охраной.
– Ты что, Маша, платишь что ль за туалет? – увидела ее у туалета соседка по лотку – Ольга.
– Но, он же платный.
– Да так разоришься, голубушка. Говорю же – спрашивай. У нас так – если за место платил, считай – и за туалет.
Вообще сообщество торговавших тут оказалось очень дружным. Через пару дней Маше вручили пакетик с деньгами.
– Вот держи, Маш. Мы тут сложились, кто сколько дал. Это на лекарства Вере. Пусть выздоравливает. Мы ее тут все очень любим, передай – ждём. Очень она хорошая женщина.
Маша взяла. Не имела право – не взять. Да и лекарства требовались.
Поправка у Веры Николаевны шла туго. Её несколько дней не переводили из реанимации и жизнь её висела на волоске.
За эти дни Маша чего только не передумала. А что, если не станет вдруг бабушки Веры? Что делать? Андрей несовершеннолетний. Что с ним будет? От этих дум было нелегко. Но всё, что сейчас они могли сделать, это предоставлять всё то, что велели врачи.
Так казалось.
Она написала Лёньке письмо, сообщила свой адрес. Но не терпелось, и она вызвала его на переговоры. Ох, надо бы экономить, но это особый случай...
Поговорили. Конечно, свои мытарства Маша рассказывать не стала, сказала только, что со стройкой не вышло, но она немного задержится, велела запомнить адрес. Больше её интересовало, как там у них...
Лёнька рассказал, что мать, когда узнала, что Маша уехала, орала недолго. Потом успокоилась и теперь всем рассказывает, что дочь уехала учиться на товароведа. Почему на товароведа? Наверное, это была её мечта...
– Маш, а ты потом меня заберёшь?
Эх, Лёнька, Лёнька!
– Лень, потерпи чуток. Я ж и права не имею тебя забирать. Да и вернусь я скоро. Ничего, мы с тобой все переживём, да?
– Не возвращайся! Нечего тут делать. Ты не бойся, Маш, я не голодный, я делаю также, как и мы с тобой. Все нормально у меня, – говорил он с самоуверенностью в голосе.
Маша уже понимала, что Лёнька пристрастился тырить деньги у материных друзей. Её это пугало, но она не стала сейчас ругать его. Парень жил так, как мог... И что тут поделаешь?
Вышла из переговорного пункта она взволнованная, но все равно было некое облегчение – с братом поговорила.
Лёнька расстроил. Рассказал, что у матери в магазине была проверка, нашли недостачу и ещё чего-то. Она боится увольнения, но вместо того, чтобы взять себя в руки, опять пьет. Пьет и горюет – это худшее состояние матери. Маша знала.
Бедный Лёнька!
Заехала в больницу. Вере лучше не становилось.
– Платить надо, – вздыхала утром на рынке Зинаида Сергеевна, торговавшая напротив семечкой и орехами, – Сейчас время такое – врачам не заплати, так и не вытащат.
И на следующий день Маша направилась в ломбард. Он был тут же – на рынке. Андрею говорить не стала. Серьги же ее – имеет право. Ей и так-то было очень неловко, что живёт она сейчас за чужой счёт. Не так она хотела начать свою жизнь здесь...
«Что ты сделал для перестройки?» – красовался плакат на высоком здании рядом с ломбардом.
Как назло, в ломбарде встретила старого знакомого – укушенного Гену. Вот не повезло, – подумала она. Он что-то рассматривал. Но уходить она не стала.
Она, не обращая на него внимание, обратилась к скупщику. Верзила увидел ее, облокотился на прилавок, смотрел нагло.
У Маши в такие минуты откуда-то вырастало чувство самодостоинства и смелости. Именно так защищалась она от приставучих маминых гостей – дерзостью.
Пока скупщик взвешивал серьги, оценивал, она оглянулась на верзилу, посмотрела смело в глаза.
– Что, теперь серёжками поторговать решила? – развалившись, спросил он, – Или украла?
– Украла – ага, может купишь? Вставишь – в следующий раз от укусов спасут!
– Борзая, да?
– Какая есть!
Маша забрала столько, сколько ей предложили и вышла из ломбарда.
Все деньги, которые выручила за серьги, понесли в больницу. В этот день Андрей был с ней, пришлось рассказать о планах.
– Взятку будем давать? – грустно назвал он своими словами то, что собираются они делать.
– Будем! Сейчас все дают.
Но врач мужчина, посмотрел на сбивчиво объясняющую что-то и сующую ему деньги девушку, на стоящего поодаль пацаненка и деньги не взял. Зато устало присел на кушетку и, наконец, подробно и честно рассказал Маше о том, что сейчас происходит с Верой Николаевной.
– Запустила ваша бабушка себя, – Маша здесь сразу представилась внучкой, –Пораньше бы, уже б дома была. А она поступила к нам уже поздновато. Вот отсюда и проблемы. Но сегодня вот и у меня появилась надежда. Видимо держит её что-то в этой жизни. Наверное, вы – внуки... – врач помолчал, а потом стукнул себя по коленкам, – Вот что я посоветую. Ей сейчас будет очень нужен хороший уход дня на два. И вот за это стоит и заплатить, иначе ... Завтра приходите, Галя будет, ей и заплатите. И треть от этой твоей суммы – вполне будет достаточно. Она от бабушки вашей два дня не отойдет, как переведём из реанимации. На Галю можно положиться.
Маше было и стыдно за это "сование" денег, и радостно оттого, что врач помог так по-человечески. Да и надежда появилась, медленно уползал страх. И Андрей после ее рассказа повеселел. Пока ехали в автобусе, кривлялся и смешил ее.
Вообще, Андрюха – парень был удивительный. Иногда Маше хотелось ему во всем подчиняться. Таким он казался сильным и самоуверенным. И он играл роль всезнающего старшего брата, снисходительно жалеющего и обучающего сестру.
Но были моменты, когда он совсем превращался в ребенка. И тут Маша уже брала на себя роль старшей, в эти моменты она понимала: Андрею страшно. Он не хотел оказаться в детдоме, а больше перспектив никаких у него не было.
Конкретно сейчас никто, кроме знакомых Веры Николаевны, и не знал о случившемся с ней. Не могли знать и в школе у Андрея – шли каникулы, не знали органы опеки.
Получается: сейчас Андрей бы вообще был один, если б не Маша. Рыночный пацан без присмотра.
Небольшая надежда была лишь на соседку – Клавдию Ивановну, которая нет-нет, да и подбрасывала ребятам что-то из приготовленного, да ещё разве что – на соседок по рынку.
Маше иногда казалось, что рынок был наводнён такими вот пацанами, за которыми вообще никто не следит. И никому до них не было дела. Здесь не проводились проверки хоть какими-то социальными органами, не было никого, кто обратил бы на это внимание.
А местная публика уже привыкла к виду побирающихся детей, мальчишек, торгующих тем, чем торговать можно только из кармана, таскающих ящики подростков. Торговцы немного напрягались при виде одиноких пацанов, потому что многие здесь промышляли мелким воровством, тем и жили.
Но пацаны, кроме случайных залетных, знали конкретно, у кого можно воровать, а у кого – нет. Потому что и тут была своя система.
Подростки и детвора кучковалась, сбивалась в стаи. Так было проще, надёжнее. Да и там было хоть какое-то подобие родительского крыла – там были старшие, наставляющие, помогающие выжить. Дети есть дети – они ищут поддержку и заботу. Как без этого...
Теперь Маша начала понимать, почему Вера Николаевна так переживала за Андрея. Теперь переживала за него она ... Маша.
Андрей ничего не рассказывал. Но по каким-то доходившим до нее сообщениям, она уже знала, что компания Андрея так и стоит на своем: подчиняться и платить никому не хочет. А если и есть кто над ними, то об этом никому не известно. Поговаривали, что кто-то есть. И этот кто-то никак не хочет смириться с существующими порядками.
Наконец, Веру перевели в палату и они увиделись.
Из розовощекой пожилой женщины, она превратилась в старуху со впалыми щеками и черными глазницами. Маша даже не сразу нашла её среди больных палаты. Вера окликнула их первая.
– Как вы? – она пыталась улыбаться.
– Мы-то хорошо! Только за Вас волновались очень. Вы лечитесь и не о чем не думайте. Я вот вчера борщ варила, мы нормально едим, кормлю Андрея. Блины сейчас печь будем. Вот фрукты Вам, яблоки.
– Нет, нет, нельзя мне ещё. Забирайте. Я видать долго тут проваляюсь, Маш, располосовали, – Вера вяло махнула рукой, – Ты, Андрей, только не лезь не во что, Машу слушай. У меня немного денег есть на книжке. Но вот ведь – не снимешь...
– У нас есть деньги. Не думайте пока об этом.
Для первой встречи было достаточно. Вера устала, провожала детей с улыбкой, но видно было, что ей ещё очень тяжело. Андрюха молчал всю дорогу, впечатлился тем, как выглядела теперь бабушка. Санитарка Галина была рядом. Маше это придавало уверенности.
Маша заплатила за следующую неделю торговли на рынке. Собирала деньги старшая по их павильону. Но через некоторое время у её лотка появились двое. Один из них Маше был знаком. Это был один из тех верзил ... Гена...
– Страховку платим? – навалился локтем на женские трусы один из них.
– Товар не мните! – вытащила из-под локтя товар Маша, – Я уже платила.
– Ааа! Старая знакомая! Опять кусаться собралась? – подходя, узнал ее Гена.
– Не тронь, и не укушу. Иди мимо!
– Да что ты говоришь! Никак горя хлебнуть решила? – говоря это, он улыбался. Казалось, что ему нравится издеваться.
– Я же сказала – я платила.
Первый подошедший уже обходил прилавок, но Гена сделал ему знак рукой и тот остановился.
– Да что ж ты такая несговорчивая-то, а? – казалось, Гена расстроился.
Соседки, наконец, обратили на них внимание. Моментально подскочила Ольга.
– Ой, привет, ребятушки. Да, она новенькая – не знает, – Ольга полезла в поясную сумку, – Сколько за неё? Вот, держите. А за меня сколько, пойдемте-пойдемте, я вам сразу и за меня отдам...
Она уводила верзил, отвлекала, но знакомый ещё долго оглядывался на Машу. Она твердо смотрела на него, не отводила глаз. Злость кипела. Хотелось крикнуть: "Уши береги", но сдержалась.
– Ты что творишь, Машка! – налетела потом Ольга, – Жить надоело?
– Сколько я должна вам? И зачем вы заплатили? Мы ж уже оплатили лотки.
– Говорю же тебе: спрашивай. А ты решила, что всё тут знаешь. Ты заплатила за место. А за охрану? Страховку от воров? А продукция твоя сертифицирована? Нет, конечно... И за все за это мы тоже платим.
– За охрану? Вот, охранники, блин, – Маша посмотрела вслед уходящим.
Сумма была настолько большая, что им с Андрюхой придется вкалывать несколько дней за просто так. И то, если продажи будут. Маше до слёз было жаль этих денег.
Она всё время думала о том, как быстрее продать товар. Как сделать так, чтоб купили? Хорошо бы покупали эти полушерстяные костюмы. Тогда б и доход увеличился многократно.
Маша уже вникала в потребности и интересы покупателей рынка. Сейчас, когда ширпотреб из Турции, Китая, Италии и Польши заполонил прилавки, когда челночные туры вошли в ритм, продавать стало вообще трудно.
Она видела, как торговцы сами нашивали иностранные ярлыки, как перекраивали товар, ориентируясь на спрос...
А почему бы и не попробовать? Швейная машинка у Веры Николаевны была, причем производственная, очень хорошая. А ещё огромный запас ниток и прочей фурнитуры. Вера – мастер трикотажного производства со стажем.
Маша прошлась по лоткам со спортивными костюмами, внимательно разглядела все. Ох! Качество... Да она может в сто раз лучше.
Найти ярлыки и лейблы, фурнитуру для украшения молнии, отрезок ткани, труда не составило. Она потратилась, ещё не зная, получится ли у нее хоть что-нибудь, не испортит ли спортивный костюм, чужой товар?
Провозилась она всю ночь. Красивым красным вшитым треугольником продолжался рукав полушерстяного синего костюма с лампасами, два маленьких красных треугольника появились и снизу на штанах.
Лейбл "Saller" красовался на груди, а ещё был вшит и внутри изделия, как и положено, вместо российского. Молнию украшала модная подвеска. Андрею понравился костюм очень. Но нужно было обратить внимание покупателя, а как?
И Маша взяла кусок ватмана и жирно фломастерами нарисовала на нем современного парня в стильном прикиде – таком вот именно спортивном костюме, кепке и черных очках. Андрей прибил его к доске. На рынке она аккуратно повесила рисунок на столб лотка. А рядом "новый" костюм.
В первый же день этот костюм купили. Маша приобрела ещё фурнитуры и длинную рамку со стеклом. Теперь она нарисует и повесит рисунок ещё лучше. И костюм сошьет.
Следующий костюм тоже ушёл.
– Ну даёшь, Машка, молодец! А нарисуй мне такой же рисунок, но только в пеньюаре чтоб, ну и белье там просвечивает, я рамку куплю, – уже просила соседка, торгующая женским нижним.
– А мне тоже ...
Вскоре на многих лотках рядом с Машиным уже красовались длинные узкие рамки с её творчеством под стеклом.
Она с трудом успевала перешивать костюмы, хотя бы по одному в день, и рисовать.
Вскоре взялась писать своих моделей прямо на рынке. Там времени было больше. А потом поняла, что не стоит это и скрывать – народ интересовался, смотрел, как ловко она рисует линии, подходил, продажи это увеличивало. Вскоре они с Андреем пошли на фабрику за дополнительным товаром.
Её рисунки, в основном – женские стилизованные удлиненные фигуры с детальной прорисовкой одежды и ее отдельных элементов были и правда хороши. Сама модель оставалась загадкой, её лицо лишь угадывалось.
Здесь были и дамы в нижнем белье под вуалью, и в шляпах и пальто, и в куртках спортивного типа. Торговцы заказывали надписи, что-то типа: "Стильные блузки только у нас!" Маша буквы писать не любила, но старательно писала.
А когда к ней начали подходить незнакомые продавцы с просьбами о надписях или рисунках, она начала брать оплату. Ольга посоветовала.
– Маш, не будь дурой! Требуй деньги.
И сама же и подсобила – нарисовала прейскурант.
И вот рисунки Маши уже появились и в других секторах рынка.
Как ни странно, но на жизнь им с Андрюхой денег хватало, хватало и на лечение Веры Николаевны. Андрей почти ежедневно приносил деньги, а ещё мог принести пару вилков капусты, или ещё что-то. А однажды притащил большой пакет свиных костей, да ещё и с остатками мяса – дали за работу. Маша старательно варила из них супы, покупая овощи тут же на рынке "со скидкой для своих".
Они не шиковали, не покупали сладости. Но когда Маше первый раз заплатили за рисунок, она не удержалась и купила торт. Просто шла мимо, просто – купила...
– Тебе бабка сказала? – вдруг спросил Андрей, когда увидел у неё на прилавке торт. Они собирали товар домой.
– О чем?
– Ну, что у меня День рождения!
– Нет..., – Маша вообще не спрашивала, когда у него День рождения. Андрюха был такой брутально-серьезный, что, казалось, ему не до таких милых радостей, – Я просто угадала!
Андрей улыбался, отпустив глаза. Ему было приятно. Вот ведь!
"Совсем мальчишка! – подумала Маша, – Надо ему чаще сладости покупать."
А на следующий день к ней подошла очень непохожая на людей местной публики женщина. Она была как будто из другого мира. Деловой костюм, сумочка, прическа – волосинка к волосинке. И даже не одежда, а что-то другое во взгляде отличало её очень.
– Здравствуй! Ты – Маша?
– Да.
– Это ты рисуешь для торговцев?
– Я...
– Маш, у меня к тебе деловое предложение – набросай мне платьев в таком же стиле, как тут рисуешь, – она махнула на рисунок, висящий на лотке у Маши, – Сколько сможешь. Деловых или вечерних. Любых пока. На твой вкус и цвет. Я оплачу. Вот держи пачку бумаги.
Она махнула рукой и тут же рядом нарисовался молодой человек в черном пиджаке, он выложил на стол толстую пачку белой бумаги.
– На одном листе – один наряд, вот так примерно, – и она ловко набросала пример рисунка, – Хорошо? У тебя очень хорошо получается. В общем, пофантазируй. А это аванс.
И она достала из сумки довольно приличную сумму. По мнению Маши – за простые рисунки это было слишком много. Она попыталась это сказать, но женщина только махнула рукой и ушла, сопровождаемая молодым спутником.
Вскоре, от местных кумушек Маша уже знала, что заказ ей сделала то ли жена, то ли любовница одного из больших ... то ли бизнесменов, то ли бандитов. Конкретно и точно никто это не знал, но что знали точно, так это то, что дружит её не то муж, не то любовник с самим Ступовым.
– А кто этот Ступов? Вроде директор рынка?
– О!!! Бери выше, Машенька. Ступов, это тот, кто над директором. Директор ему только служит. Вот так.
Маша ничего так и не поняла в этих хитросплетениях, она бросилась в творчество. Выложила на страничках-рисунках все свои мысли и идеи, вскакивала ночами и рисовала новые, пришедшие в голову композиции. Она думала, что отрабатывает деньги, но вдруг и сама увлеклась этим процессом так, что ушла в него с головой. Удивлялась только – зачем её рисунки потребовались этой даме?
Сама дама за рисунками не явилась, прислала какую-то юную девушку. Девушка и заплатила Маше ещё такую же сумму. Маша уже думала, что эти деловые отношения и завершены, но вскоре женщина явилась опять.
– Маш, вот тут у меня наброски. Девочки мои рисовали. Посмотри, что-то подобное изобрази. Хорошо? Кстати, меня Маргарита Валерьевна зовут. И вот ещё деньги...
– Маргарита Валерьевна, а можно вместо денег просьбу. Я думаю, вы сможете...
– Говори, – Маргарита слушала внимательно.
– Мне кажется, что Вы можете сделать так, чтоб с меня не собирали дань. Эти...ну, в общем, кто тут всем командует. А рисовать я и бесплатно буду.
– Я подумаю,– сказала, Маргарита и убрала деньги, – А рисунков жду!
О том, что Маргарита договорилась, Маша поняла уже на следующий день. К ней подкатили двое, потом третий немного отставший – тот самый Гена укушенный, отозвал их в сторонку, что-то сказал, и с Маши "дань" не взяли.
Уходя, Гена оглянулся, и Маша ему клацнула пальцами, изображая укус, и взялась за свое ухо. Ей показалось, что он ухмыльнулся.
Потом она вспомнит эту ухмылку и очень будет переживать и думать, что сделала этот жест зря.
***
Рассказ продолжен, друзья. Читайте и далее..., части 7...8....
Надеюсь, что тот, кто начал эту историю читать сначала, обязательно прочтет до конца.
Пишу для вас. Рассеянный хореограф.
И предлагаю вам ещё почитать на моём канале: