Бабки на лавочке у подъезда провожали жильцов хмурыми взглядами.
- У, пошла курица неощипанная! И не стыдно при живом-то муже?! – гневалась Наталья Петровна. – Молодого домой повела!
Людмила Валерьевна прищурилась. Она в свои годы, в отличии от подружки, всё ещё обходилась без очков. Даже для чтения.
- Наташа, так это ж её сын из университета приехал.
- О! А вот и Васька пропойца идет! – напала на новую жертву Петровна. – Василий! Опять глаза залил? Стыдоба…
Вася и вправду шел прямой наводкой к своему подъезду. Но крамольных речей хрупкая душа поэта не вынесла, и он резко свернул. По широкой дуге обошел клумбы, за порчу которых дамы на лавочке могли и по хребту палкой огреть, и плюхнулся на скамейку напротив.
- А я вот теперь больше не пью, - сказал он, озаряя своей щербатой улыбкой весь двор.
- Брешешь! – выразила недоверие Наталья Петровна.
- А вот и нет! Уже с весны ни капли в рот не брал!
- Чего это ты? - решила сменить тактику бабуля. – Заболел что ли?
- Ничего я не заболел, - обиделся сосед. – Я, может, наоборот – вылечился!
- Да я тебя с вот такого возраста знаю, - не соглашалась Петровна. – С детства был заср…
- Наташа, - строго одернула её подруга.
- Ну да. Шалопаем был, - признал Вася. – Но теперь – как бабки отшептали. А точнее – монах отчитал.
- Какой такой монах? – заинтересовалась Петровна.
- Черный, - многозначительно произнес Вася. – Я по весне к родителям в деревню поехал. Может, сын я и непутевый был и пьющий, а каждую весну и осень помогал. Ну я с делами за три дня управился, а дальше невмоготу стало. Пошел искать с кем, значит, сообразить. К одному пришел – «Не пью» говорит. К другому сунулся – ни в какую. Я к третьему – и тот в отказ. «Да что с вами со всеми не так», - спрашиваю. Вот он-то и поведал, что у них в церкви объявился монах. Худой, как смерть. В доме попа поселиться отказался. В келье живет на хлебе и воде. Пришел невесть откуда. Про житье свое мирское не рассказывает. Только как-то сразу ясно стало, что монах тот непростой. К нему со всех соседних сел и деревень стали съезжаться. Болезней он не лечит, а вот если у кого грех какой, от которого самому не избавиться… В общем, узнал где чего. Еле пробился. Зашел к нему. «Пьешь», - говорит. Я – «Угу». «Ты больше не пей», - говорит. И вот те крест, в ту самую минуту пить расхотелось. Вот нисколечко!
- И от других грехов избавляет? – поинтересовалась Людмила Валерьевна.
- И бесов изгоняет! И от выпивки да блуда отводит, вот те крест! Один мужик так и сказал: «Гулять, - говорит, - от жены больше не могу. А главное - и не хочу!» А он тот ещё ходок был.
- Это тебе, Наталья, тоже надо съездить к монаху-то, наверное, - протянула задумчиво Валерьевна.
- Это ты меня блудницей назвала что ли?! – свирепея вопросила Петровна.
Васька даже встал со скамейки и начал тихонечко пятиться задом, чтобы, не дай пресвятые угодники, не получить невзначай клюкой.
- Окстись, старая, - успокоила подругу Валерьевна. – Гордыню! Гордыню пусть тебе поумерит.
- Не успеет, - раздался тихий вкрадчивый голос соседки Маши с третьего этажа.
Бабки вздрогнули и повернулись к молодой женщине в черном, свернув в карманах кукиши. Про эту соседку все говорили, что она ведьма. И неважно, что слух сама Петровна и пустила. «Если б не было правдой, в народе б не прижилось».
- Кто не успеет? – переспросила Людмила Валерьевна.
- А никто не успеет. Потому он так легко с бесами и людскими слабостями справляется, что скоро на тот свет отправится. У них, у черных колдунов, после такого срок недолгий, да и жизнь не сахар.
- Слышала звон, да не знает где он, - развеселился Василий. – Не колдун он – человек божий.
Посмотрел на пустые бутылки, торчащие донышком вверх из урны у лавочки, скривился.
- Был колдун – стал монах, - пожала плечами Маша. - Натворил дел, да весь свой род по миру чуть не пустил. Те же Силы, которым служил, его и наказали. Одно спасенье было – к другим Силам примкнуть и во их славу людям благо делать. Да никому не отказывать и аскезу держать. Только он не всесилен. И грязь, которую собирает с людей, девать некуда - вся ему достается, как искупление за прошлое.
Сказала и вошла в подъезд.
Бабки достали кукиши из карманов и перекрестились.
- Ишь, подкралась. И слух-то, как у летучей мыши, - посетовала Валерьевна.
- А я говорила, - прошептала Наталья Петровна.
- Ведьма, - подтвердил Василий.