Валерий Брюсов – универсальный гений, с легкостью проникающий, что в мужскую, что в женскую психологию. «Последние страницы из дневника женщины» дают нам возможность ознакомиться с опытом проникновения именно в женскую.
Женщина перед нами предстает, конечно, редкая, можно сказать, штучная, но, быть может, мы, мужчины сможем извлечь из этого опыта какую-то пользу для себя?
Автор дневника – молодая, очень красивая, соблазнительная, весьма своеобразная и своенравная (в этом нас убеждает ее дневник) особа, новоиспеченная вдова, Natahlie. А со смертью мужа еще и богатая: 250 тысяч рублей – это не кот начхал. И свободная! Хотя покойный и не сильно стеснял нашу героиню, но, все-таки известные условности несколько ограничивали ее свободу: по выражению драгоценной maman, «установившиеся формы общежития не должны нарушаться».
При жизни мужа она искусно лавировала в треугольнике: муж, Модест, Володя (двое последних – ее счастливые любовники), не манкируя и случайной связью, в том случае, разумеется, если сердце ее было задето; теперь задача, казалось бы, упростилась – муж выбыл из игры. Но со смертью мужа произошло непредвиденное: активизировались оба любовника и каждый из них предъявил известный житейский ультиматум, каждый желал обладать ею безраздельно. Не исключаю, что и ее деньгами.
Экие эгоисты! А ее свобода? В смысле свобода выбора, ибо она, обладая счастливой внешностью и умом, имела возможность выбирать из множества претендентов и при этом хотела «принадлежать самой себе».
Как выяснилось, далеко не все мужчины готовы мириться с тем, что их женщина может принадлежать еще и самой себе.
К Модесту и Володе примкнула еще и младшая сестра Лидочка. Но обо всем или, лучше, обо всех по порядку.
Итак, Модест. После смерти мужа он первым заявил права на нашу героиню. Вот его портрет: решителен, горд, самолюбив, противоречив и требователен; щеки бледны, как у статуи, что в сочетании с пламенными глазами «делало его лицо без конца красивым. …Есть в существе Модеста что-то для меня несказанно привлекательное, и я не сумею лучше определить это «что-то», как словами: ледяная огненность… Крайности темпераментов причудливо сливаются в его душе».
Модест – загадка. Нити его души не распутаны до конца нашей опытной героиней, да и вряд ли могут быть распутаны. Он – художник, талантливый, сильный, но признания не ищет, ибо к людям в целом относится с презрением, возможно, и к самой Natahlie, хотя и клянется ей в любви.
Что любит она в Модесте? Или, лучше сказать, что притягивает ее к Модесту? Возможность своей любви к нему. Но не более того, ибо она готова употребить все усилия, чтобы не дать этой любви разгореться. Это было бы концом ее свободы.
Вот такой портрет. Конечно, не без «символистских» перехлестов в виде черных хламид и «древнеассирийских» интерьеров (они в тексте оригинала), но, в общем, еще относительно съедобно.
Володя.Творение рук Natahlie. Она случайно встретила его за границей, где он скрывался от преследований по политическим мотивам, и, угадав безошибочным женским чутьем под угловатой внешностью «товарища» иной облик, «совсем как скульптор, который угадывает свою статую в необделанной глыбе мрамора», приблизила его к себе, привязала, и положила немало трудов на то, чтобы из ограниченного, неловкого и грубого революционера, «товарища Петра», создать своего Володю, утонченного, красивого, похожего на юношу с портретов старых мастеров.
Володя – ее собственность, она его сделала и имеет все права на него… Но и он не так прост. В их любви еще не перейдена та «роковая» грань, за которой – победа одного из них, за которой один любит, а другой лишь позволяет себя любить. Победить может и он. Тогда она будет его рабой. «Это – страшно, и это – соблазняет, притягивает к себе, как пропасть. И стыдно уйти, потому что это было бы трусостью».
В Володе она любит его любовь к себе.
Наконец, Лидочка, девушка 18-и лет, младшая сестра Natahlie, о внешности которой нам ничего не известно, оказывается, также влюблена в нашу привлекательную героиню и отнюдь не сестринской любовью. Происходит объяснение, сопровождаемое истерикой Лидочки, выкрикиванием глупостей, обещанием броситься из окна на тротуар и прочими несообразностями. Требования Лидочки: прекратить целоваться с Модестом и посещать Володю и принадлежать только ей.
Чтобы успокоить ее, пришлось поклясться невесть в чем.
Умозаключение Natahlie: «Быть предметом страсти своей родной сестры – это ситуация не из обычных. Но отвечать на такую любовь я не могу никак. Всегда связи между женщинами мне были отвратительны».
От Модеста удалось отвязаться, пообещав ему дать решительный ответ через месяц; от Володи удалось добиться согласия на шестимесячную отсрочку. Терять она не хотела ни того, ни другого, поэтому приходилось время от времени, не взирая, на траур, оказывать им существенные знаки внимания.
Natahlie: «Быть может, дурно, что я изменяю праху моего мужа. У меня в душе осталось какое-то темное чувство неловкости. Я никогда не испытывала этого, изменяя живому. Есть таинственная власть у смерти».
Надо сказать, что эти «потусторонние» соображения отнюдь не помешали нашей героине провести ночь с понравившимся незнакомцем, который напомнил ей Модеста и Володю одновременно. И принять от него плату за услугу – 25 руб.
Некоторое время продолжались ее метания между двумя претендентами, пока она не осознала, что удержать обоих одновременно не удастся.
В Модесте ее привлекало и восхищало редкое сочетание ума и таланта, силы и изысканности; он «требователен, жесток, ревнив… Изумительный человек! Но его поступки необъяснимы. Разумно ли связывать с ним жизнь? Быть его женой! да это так же страшно, как быть женой Синей Бороды!»
Володя очень мил, «как маленькая подробность жизни, но если бы мне пришлось провести с ним вдвоем несколько недель, я бы зачахла от тоски и однообразия. Он бы замучил меня и своей невинностью, и своей экзальтацией. Лимонная вода и шипучий нарзан приятны между двумя блюдами, но смысл ужину придают густое нюи и замороженное ирруа».
Недурно, правда? Весьма, весьма изысканно. Особенно вот это «густое нюи» и «замороженное ирруа».
Эти рациональные соображения помогли ей избавиться со временем от обеих любовных зависимостей. И утешиться в объятиях… угадайте кого.
И угадайте также судьбу обоих любовников. Делаю подсказку: один из них убийца, другой – самоубийца. Кто есть кто?
Заключение: прихотливый сюжет и простодушно-циничные внутренние монологи героини недурны, но такие перлы, как «ледяная огненность», разбросанные там и сям в тексте, усваиваются с трудом. Возможно, дело в моем недостаточно развитом воображении. Да и вообще, «символистская» струна местами вибрирует слишком настойчиво.
Интересно вот что: г-н Брюсов все это сам придумал, или ему какая-то женщина исповедалась?
В целом до уровня «Моцарта» не дотягивает.
