Меня зовут Людмила, и в юности у меня вообще не было поклонников. Лет так до двадцати трех. Вы скажете — не может не быть никаких любовных связей или просто эпизодов у молодой привлекательной девушки. А вот вполне. Потом я сама не считала себя привлекательной — ничего особенного во мне не было, разве что ноги красивой формы, но я прятала их под брюками и джинсами. Потому что родители упорно вдалбливали мне с детства, что стараться понравиться противоположному полу — это чуть ли не разврат и приличная девушка должна думать прежде всего об учебе.
Умнеть я начала уже после того, как окончила институт. Озарение снизошло на меня случайно, когда мы с мамой случайно встретились на улице с одной моей знакомой девчонкой. Она шла с коляской, беременная вторым, и посмотрела на меня с плохо скрываемой жалостью. А я вспомнила, что в школе Катя училась через пень-колоду, зато с пятого класса крутила любовь с мальчиками. Однако моя мама разахалась, стала заглядывать в коляску, поздравлять Катю и вообще смотрела на нее с уважением как на взрослого человека. Тут-то мне и стукнуло в голову — зачем я так пыталась быть хорошей для своих родителей, если на деле жизнь одаривает счастьем совсем других — смелых, не боящихся подчеркнуть свое очарование и не обязательно красивых. Нет, красота явно не обязательна, да и ум, если так поглядеть, тоже...
И с той поры я начала новую жизнь. Я сняла квартирку с убитой обстановкой, зато подальше от семьи, устроилась на работу и почти всю зарплату стала тратить на наряды и веселую жизнь. У меня появились новые друзья, которых я про себя обзывала «примитивными» — в голове у них кроме амуров, выпивки и совместного фото с какой-то знаменитостью не было ничего. Но зато каждый вечер они усердно «гудели» в ближайшем баре, и я надеялась, что рано или поздно сведу там знакомство с мужчиной моей мечты.
Правда, представления о мужчинах у меня были самые расплывчатые. Я наказала сама себя, связавшись сначала с уголовником, затем с каким-то панком, который еще и приторговывал краденым, потом с кем-то еще. Зато богатый опыт появился. Равно как и умение одеться и пустить пыль в глаза. Если раньше я не умела этого абсолютно, то теперь на меня стали оборачиваться на улице. Но я не тешила себя иллюзией привлекательности, главная моя беда — трезвый ум — оставался со мной и подсказывал, что пора искать нормального парня.
* * *
И таковой нашелся. Мне было уже тридцать лет, а он, этакий беззащитный олененок, заглянул в нашу компанию случайно. В тот вечер он сидел в углу бара и целеустремленно накачивался водкой, что странно противоречило его тихому виду и тихому голосу. Я подошла к нему, заговорила. Он был рад, кажется.
— Как вас зовут? — спросил он. — Людмила? Садитесь, поговорите со мной, пожалуйста.
«Какой воспитанный мальчик», — подумала я. Наверное, это и пленило меня в нем с самого начала. Ведь до недавних пор я и сама такой была...
— Вы не похожи на алкоголика, — начала я, — зачем так много пьете?
И я мягко, но решительно убрала от его носа бутылку и позвала бармена.
— Нам, пожалуйста, кофе. Крепкий.
— Меня зовут Андрей, — ни с того ни с сего выдал он, потом залпом выпил кофе и упал головой на стол.
Вижу, парень в полной отключке. Посидела с ним часик, дождалась, пока очухается, потом отвезла к себе домой на такси. Утром он проснулся и ничего не понял. Вижу, смотрит подозрительно.
— У нас с тобой ничего не было, успокойся, — сообщила я ему. — Просто я видела, что тебе худо, а сейчас ты вроде восстановился, можешь ехать к себе домой.
Иван покачал головой, сказал:
— Ты просто молодец. Ты настоящая женщина. Хочешь, я женюсь на тебе?
И с места в карьер начал рассказывать о том, что вчера он расстался с девушкой и как ему было плохо. И если бы не я, неизвестно, где он очнулся бы сегодня и очнулся бы вообще...
И дальше наши отношения с ним пошли по той же схеме. Я его опекала, утешала, он восхищался моей мудростью и робко оказывал знаки внимания. А потом сделал предложение всерьез, и я вышла за него. Тридцать лет не шутки, и потом, Ваня мне правда нравился. Он был для меня таким удобным, безвредным, я не ожидала от него никакой пакости. Казалось, что я знаю его тысячу лет.
