Песню «По тундре, по железной дороге» наверняка слышали большинство читателей, независимо от того, любят они шансон или нет. Песня из лагерного фольклора ушла в народ и со временем зазвучала в фильмах и звукозаписях.
Принято говорить, что из песни слов не выкинешь. Но если подойти к блатному эпосу о побеге воркутинских арестантов критически, то окажется, многое в нем не соответствует реальности. А кроме уголовников в народных куплетах появятся Семен Буденный и баптисты. Разберемся детально.
Сочинил, тоскуя по брату
Песню «Побег» написал 17-летний киевлянин Григорий Шурмак, имевший опыт сочинительства в литературном кружке. Во время войны его семья эвакуировалась в Среднюю Азию, и молодой человек стал работать на урановом руднике Койташ. Однажды в ноябре 1942 года к ним в общагу пришел солдат-инвалид Пётр Смирнов с поврежденной рукой. Тот сидел в лагерях в районе Воркуты, а после попал на фронт. Долгие разговоры с бывшим арестантом и вдохновили Григория на создание песни.
- Пётр любил рассказывать о лагерном быте, об отправке на фронт, - вспоминал Шурмак. - Оказывается, на фронт отправляли поездом, состоящим из теплушек. Меня поразило: тундра кругом, а действует железная дорога — экзотика! Потянуло сочинить песню, посвящённую брату, который тоже прошел через северный лагерь и тоже где-то воюет. Начало песни возникло само собой: «По тундре, по железной дороге». А о чём должна быть песня? Ясное дело: о побеге на волю, о матери, память о которой священна для каждого зека.
Старший брат Изя, которого упоминает Григорий Шурмак, был осужден в 1940-м, отбывал наказание на лесозаготовках в Карелии, а в июле 1941-го должен был освободиться. Но началась война, и связь с Изей прервалась. Ничего не зная о судьбе брата, Григорий тосковал по нему. И впечатленный рассказами арестанта из тех же северных краев, где сидел брат, Григорий придумал стихотворение.
Изначально оно состояло из двух строф и припева. А в качестве мелодии Шурмак использовал популярный в 30-е годы мотив танго «Если можешь, прости», где отличались только строки припева.
«Это было весной, одуряющим маем,
Когда тундра проснулась и оделась в ковёр.
Снег, как наши надежды на удачу, всё таял…
Это чувствовать может только загнанный вор.
Слёзы брызнут на руку иль ручку нагана,
Там вдали ждёт спасенье — золотая тайга.
Мы пробьёмся тайгою, моя бедная мама,
И тогда твоё слово — мне священный наказ!
По тундре, по железной дороге,
Где мчится курьерский «Воркута — Ленинград»,
Мы бежали с тобой, ожидая тревоги,
Ожидая погони и криков солдат».
Григорий Шурмак вспоминал, что Петр Смирнов оценил это творение и постарался заучить его наизусть: «На Койташе моя песня до того ему понравилась, что он заставлял меня её петь каждый день по два раза, пока не запомнил».
Когда есть шанс сбежать из Воркуты?
В песне действительно отражены события того времени, но есть и некоторые фактические неточности. Строительство северной железной дороги Котлас-Воркута, начатое в 1937 году, во время войны ускорилось. И 28 декабря 1941 года из Воркуты пошел первый поезд, состоявший из пассажирского вагона и двух платформ с углём. Здесь на строительстве дороги и отбывал срок заключённый Севжелдорлага Пётр Смирнов, а после делился этими воспоминаниями с юношей из Киева.
Но назвать в то время поезд «курьерским» нельзя было даже с большой натяжкой. Сохранились воспоминания машиниста Петра Дунаева, который в 1941-м вез из Воркуты первый эшелон. «Дорогу тогда называли живой, так как рельсы ходили ходуном. Двигались в лютый мороз, в полярную ночь, сквозь пургу и снежные заносы. Еще не было семафоров, шли на тусклые огни фонарей дежурных по станциям. Не было жезлов, писали на дощечках. От холода в буксах подвижного состава застывала смазка. Делали все возможное и невозможное, чтобы пройти путь».
К тому же курьерский поезд никогда бы не пустили для связи между рабочим посёлком Воркута с семью тысячами жителей и Ленинградом. Поэтому курьерский поезд в тундре – не более, чем поэтическая вольность.
Сам Григорий Шурмак, спустя годы в переписке с журналистом, объяснял эту несообразность так: «Мне ведь было 17 лет. Я знал, что в тундре Пётр Смирнов строил железную дорогу. А раз есть дорога, почему бы по ней не мчаться курьерскому?!»
Есть и еще одно заблуждение, который вполне простительно для молодого человека, не бывавшего за Полярным кругом и не сидевшего в лагере.
Бежать из Воркуты в мае арестанты вряд ли бы решились, как, впрочем, и в любое другое время года. Идти на побег зимой – значит обречь себя на верную гибель в морозы. Рисковать летом – утонуть в болотах. А бежать по тундре в мае, когда тает снег, нереально, поскольку в это время ни на лыжах, ни пешком далеко не уйти. Как писал Жак Росси в «Справочнике по ГУЛАГу»: «В умеренной полосе СССР самым благоприятным сезоном для побегов считают весну и лето. В Заполярье же предпочитают ждать, пока замёрзнут непролазные болота и исчезнет мошкара, а снежный покров тундры станет твёрдым». Поэтому наиболее вероятным временем для побега, если бы арестанты рискнули преодолеть безлюдные территории, могла быть лишь поздняя осень.
Вариант первый: классика тюремной лирики
За 80 лет существования у песни остались неизменными только первые строчки припева. А сама она обросла множеством новых, народных куплетов. В оригинале у песни - открытый финал, и слушатель не знает, что ждет беглецов из Воркуты. Поэтому народные сочинители по-своему развивали сюжет, создавая разные концовки.
В первом, трагическом варианте они «бежали, замочив вертухая». И слушателям было понятно: если лагерных беглецов догонят, то им не жить. «Мы бежали с тобою, опасаясь погони, Чтобы нас не догнал автоматный заряд!». А дальше начинается настоящая классика тюремной лирики:
«В дохлом северном небе ворон кружит и карчет.
Не бывать нам на воле, жизнь прожита зазря.
Мать-старушка узнает и тихонько заплачет:
У всех дети как дети, а её - в лагерях».
И все же беглецы хоть и попадают снова в тюрьму, но остаются живыми. Этот вариант песни с блатными мотивами известен в исполнении Андрея Макаревича.
Версия вторая: герои спасены
Во втором, более распространенном варианте, зэки счастливо уходят от погони: «Мы добрались с тобою до норвежской границы, нам осталось последний рубеж перейти».
Эту версию песни вставил в фильм «Небеса обетованные» Эльдар Рязанов, где ее исполняют Валентин Гафт и Олег Басилашвили. Несколько раз про поезд «Воркута – Ленинград» в программе «Белый попугай» пел Юрий Никулин. Как считает Александр Сидоров, знаток жанра блатной песни, эта версия более поздняя, поскольку новые авторы хотели спасти воркутинских арестантов и подарили им свободу.
«Мы теперь на свободе, о которой мечтали,
О которой так много в лагерях говорят;
Перед нами раскрыты необъятные дали,
Нас теперь не настигнет пистолета разряд».
Версия третья: всех ждала амнистия
Существует и более поздняя версия «Побега», появившаяся не раньше 1953 года. Многим она знакома в хриплом басе Владимира Высоцкого. Речь в этой песне идет о «ворошиловской» амнистии.
«Рано утром проснёшься
И раскроешь газету —
На последней странице
Золотые слова:
Это Клим Ворошилов
Даровал нам свободу,
И теперь на свободе
Будем мы воровать.
Рано утром проснёшься,
На поверку построют,
Вызывают «Васильев!» —
И выходишь вперёд.
Это Клим Ворошилов
И братишка Будённый
Подарили свободу —
И их любит народ».
Она исполняется на ту же мелодию, что и песня о побеге двух заключенных. Но теперь речь в ней идет о Климе Ворошилове, а поезд мчится с освобождёнными из лагерей арестантами. Именно Ворошилов, будучи тогда Председателем Верховного Совета СССР, в 1953 году подписал акты об амнистии - 27 марта и 8 сентября.
Амнистия коснулась заключенных со сроком менее пяти лет, поэтому на свободу в первую очередь вышли тысячи отпетых уголовников. Для зэков Ворошилов, как освободитель, стал настоящим кумиром, а они в благодарность отразили его имя в блатной песне. А вот Семен Будённый к амнистиям отношения не имел, но его упомянули просто как легендарного героя Гражданской войны.
(Найти запись этой версии помог читатель, который оставил ссылку в комментарии. Спасибо 🙏)
Версия четвертая: о мученниках за веру
Среди вариантов «Побега» имеется крайне удивительная. В ней главными героями становятся евангельские христиане-баптисты, которые и не помышляют о бегстве. В ней верующие арестанты едут поездом Барнаул-Воркута (которого не существовало) и мечтают о временах без тюрем:
«В неволе вы не падайте духом,
Мы вместе с вами создаём Божий дом;
Хоть тяжка ваша доля и хоть слёзы польются,
Но Христова свобода ждёт борцов впереди.
Но скоро пролетит это время,
Не будет тюрем и больших лагерей,
Будет братство Христово, будет вечное лето,
И тогда в жизни новой будет».
Разошлась по Союзу
О том, что сочиненная в 1942 году песня, разошлась по стране, Григорий Шурмак узнал в середине 50-х. Он и сам ее исполнял на фронте солдатам в землянке, пел ребятам по палате в госпитале, а затем в студенческие годы и однокурсникам. А в хрущёвскую оттепель Шурмак вдруг обнаружил, что его «По тундре, по железной дороге» стала всесоюзно известной.
- В ту пору по амнистии освобождались десятки тысяч заключённых, осуждённых по уголовным статьям, - вспоминал Григорий Шурмак. - Среди них были умельцы, обзаведшиеся самодельными радиоустановками, и в один прекрасный день я услышал на средних волнах, как баритон с типичной для воров дикцией смачно исполнял «По тундре, по железной дороге»! И я понял, что Пётр Смирнов, мой приятель по общаге, добрался благополучно до своей Астрахани. Свой человек в мире уголовников, он, так сказать, невольно популяризировал её. Больше было некому…
(Для погружения в тему - исполнение блатной баллады Ю. Никулиным)
В интервью Шурмак несколько раз напоминал журналисту, чтобы тот упоминал о Смирнове. Он подчёркивал, что популярность песни — его заслуга: «Не забудьте Петра Смирнова… Без встречи с ним и его рассказов о том, как отправляли на фронт в 1942 году с Севера, не было бы и начальной строки песни».
Ставьте ❤ Подписывайтесь на «Север неизвестный» и читайте другие истории
