Глава 55
Его звали Пьер Жан Винсен Бартелеми Форж. Был он французом по происхождению и шеф-поваром по профессии, а на круизном лайнере – начальником самого пафосного и дорогого ресторана. Заведение называлось «Boutary», и посещали его лишь те из путешественников, для которых не считалось чем-то особенным за одно посещение и пару блюд, наесться которыми было просто нереально, оплатить счёт в несколько сотен евро. Одним из таких людей и являлся отец Маши.
Он полюбил французскую кухню со времен своей первой поездки в Париж, и с тех пор, если ехал куда-нибудь, то обязательно искал заведение с подобным изысканным меню. Хотя это касалось только заграницы. В России настоящие французские рестораторы встречались разве что в обеих столицах, современной и бывшей. В остальных местах то, что местные шеф-повара гордо именовали «французскими блюдами», не шло ни в какое сравнение с оригинальными. Дмитрий это проверил сам.
Вот почему, отправляясь куда-нибудь по России, он делал весьма необычный для человека с его состоянием переход от изысканных блюд к простейшим: питался щами, кашей, макаронами по-флотски, картофельным пюре и пельменями. «По крайней мере, больше шансов уцелеть и не отравиться: уж эти блюда местные мастеровые стряпать хорошо научились», – говорил он.
Потому, оказавшись на лайнере, отец Маши первым делом стал узнавать, нет ли здесь французского ресторана. Когда нашел, отправился проверять, кто шеф-повар. По глубокому убеждению Машиного отца, человек с фамилией «Мартиросян» или «Георгадзе», равно как «Смирнов», «Шамович» и так далее не может рассчитывать на признание в качестве настоящего французского шеф-повара.
Таковым может быть лишь тот, кто родился во Франции. «Кто с молоком матери впитал ее обычаи, традиции и культуру, а также немножко вкус прекрасного вина, который его матушка попивала, пока кормила малыша грудью», – говорил Дмитрий.
Убедившись в том, что Пьер – настоящий французский шеф-повар, а не ряженый какой-нибудь Иван Пупкин из городишки Подозёрска, где он с грехом пополам окончил кулинарное училище и научился мастерски варить овсянку на водопроводной воде, Дмитрий взял маму Валентину Алексеевну, дочь Машу и отправился с ними наслаждаться искусством истинного поварского искусства.
Но оказалось, что удивились в этот вечер не только эти трое, но и сам Пьер, который лично вышел к гостям, чтобы их поприветствовать и поинтересоваться, всем ли они довольны. Мимолетного взгляда на Машу французу оказалось достаточно, чтобы сердце его дрогнуло. Прежде таких красивых русских девушек ему встречать не доводилось. Конечно, за три года работы на лайнере перед его глазами прошли сотни, если не тысячи привлекательных, симпатичных, красивых и даже модельной внешности красавиц. Но, будучи весьма искушён в искусстве любви, Пьер всегда искал девушку, которая бы сочетала в себе две противоположности: невероятную красоту и полнейшую невинность.
Первое в представлении Пьера выражалось в золотых волосах, голубых глазах и прекрасной фигуре. В не слишком пухлых, но и не тоненьких губах, ровной белой коже, маленьких аккуратных ступнях и кистях рук с длинными тонкими пальцами. Плюс отменная фигура с грудью второго размера, плоским животиком и точёными ножками. Второе – исключительно в выражении лица и во взгляде. Хоть и был он французом, но очень глубоко воспринял услышанную однажды русскую поговорку: глаза – зеркало души.
Пьер шестым чувством определял, невинна девушка или нет. На удивление, но его бурная и хаотичная личная жизнь ни разу не приводила его в чертоги девственности. Первой женщиной в его жизни была тридцатилетняя многоопытная и потому потрёпанная жизнью, но улыбчивая толстушка Полетт, которую они сняли на улице на двоих с приятелем, чтобы сэкономить и попутно избавиться от неприятного статуса «девственник». Потом были многие другие, но чтобы во взгляде царил наивный и «святой», как его Пьер называл про себя, взгляд, – ни разу.
Увидев Машу, француз прошептал: «Oh, mon Dieu, quelle beauté!» и решил, что этим вечером он сорвет голой рукой звезду с неба, но сделает так, что красавица запомнит его блюда на всю оставшуюся жизнь. Хотя, если совсем уж откровенно, то Пьер подумал еще и куда более приземленную вещь. Ему очень захотелось увидеть эту русскую красавицу в горизонтальном положении, одежде Евы и раскинувшую золотые волосы по подушке в его каюте.
