Всё началось, когда на прошлый Новый год я получила посылку. Это был подарок. В пакете, завёрнутая в пупырчатую плёнку, лежала книга, на обложке которой, словно из застывшего дыма, проглядывало лицо с распахнутым в немом крике ртом, с ветвистыми ветками-рогами надо лбом и с горящей над ними звездой. Ниже в чёрном квадрате я прочла:
Роберт Чамберс
Король в жёлтом
Иллюстрации Сантьяго Карузо
В сопроводительном письме подруги, которая отправила книгу, говорилось, что именно иллюстрации послужили причиной выбора книги и, если сам текст хотя бы вполовину также хорош, как рисунки, это будет нечто впечатляющее.
Что же, рисунки и вправду произвели впечатление. На первом мотылёк со сложенными крыльями и человеческая челюсть соединялись в образе черепа. Этот череп как бы висел над тёмной водой пруда и за ним стояли деревья и полная луна светила сквозь голые ветки.
«Будет интересно», - подумала я.
Но даже не могла предположить, какое странное, во всех смыслах этого слова, творение оказалось у меня в руках. Оно начиналось с цитаты из пьесы, после прочтения которой мне тут же захотелось найти весь текст:
Я слышал крик небес,
Разорванных меж солнцами,
Что тонут в озере Хали,
Бросая тени на Каркосу.
Я слышал крик Луны,
Задушенной в её же ореоле,
Что пожирает чёрная Звезда.
Ей так велит Каркоса.
Я слышал песнь Гиад,
Безмолвную, как песнь моей души…
Но вот приходит Он — и всё стихает.
И стихни ты, мой голос неживой.
Как слёзы, что иссохли,
В Каркосе, Богом проклятой.
Песнь Кассильды. «Король в жёлтом» Акт 1. Сцена 2
Этот эпиграф предваряет сборник, включающий в себя четыре рассказа: «Маска», «Возвращатель репутации», «Во дворе дракона» и «Жёлтый знак».
Впервые сборник опубликовали в 1895 году и он был высоко оценён читателями и критиками как абсолютно прекрасный образец мистического ужаса. Мастер страха, Г. Лавкрафт, отзывался об этом произведение с заметным пиететом, говоря, что автор смог добиться «космического» ужаса. Позже я узнала, что всего в оригинальном сборнике десять рассказов, однако мотивом мистической пьесы и незримым присутствием Короля связаны только первые четыре.
Это загадочная пьеса упоминается в каждом рассказе и по ходу прочтения можно узнать, что это запретное произведение, изъятое цензурой. Впрочем, героям рассказов не везёт: они сталкиваются с уцелевшими экземплярами книги.
"Само Искусство было посрамлено в пьесе..." Это творение неизвестного гения заставляло человеческую душу выворачиваться наизнанку и биться, не в силах пережить накала. Невозможно продолжить жить, выпив этот яд и всякий, кто читал пьесу, неизбежно сходил с ума.
Первая цитата заставляет желать продолжения. Но интрига и боль её в том, что пьесы «Король в жёлтом» не существует, она — часть мира этого сборника и и возможно лишь прочитать два отрывка из неё.
Первый отрывок это та самая «Песнь Кассильды» из второй сцены первого акта, второй отрывок — часть диалога, также из второй сцены первого акта. На этом всё.
Один из героев упоминает о наивности первого акта, оттеняющего весь ужас и красоту второго, недоступного нам даже одни словом.
Если честно, ощущения примерно такие же, как от прочтения «Мастер и Маргарита», я имею в виду то, что касается упоминания романа Мастера. Уверена, абсолютному большинству читателей хотелось бы прочитать роман про Иешуа целиком, и мне всегда казалось, что отрывки этого романа — лучшая часть текста книги.
Разумеется, первое, что я попыталась сделать, это отыскать пьесу, но очень скоро стало понятно, что она мифична. Тогда мне захотелось реконструировать её хотя бы частично, насколько это возможно.
До меня это уже пытались делать и я, вероятно, не скажу ничего нового, тем не менее некоторые интерпретации, который я находила, показались мне надуманными, либо я вообще не нашла им достоверного подтверждения, так что решила разобраться сама.
Так что вся статья - моё субъективное мнение. Я могла бы попытаться дать беспристрастный анализ, но не буду. Вместо этого поделюсь своими домыслами и догадками.
А, и, если вы не читали «Короля в жёлтом», советую прочитать до того, как я испорчу всё удовольствие спойлерами.
В первом рассказе ("Маска")герой случайно, от скуки, читает пьесу в течение нескольких мгновений и этого оказывается достаточно, чтобы он на долгое время слёг с горячкой и едва не умер. По некоторым намёкам можно предположить, что девушка из этого же рассказа тоже читала пьесу, поскольку она заболевает чуть раньше героя, а перед тем он находит её плачущей и в странном, болезненном состоянии.
Как бы там ни было, персонажам следующих рассказов везёт меньше, ведь они прочитали пьесу целиком. Может быть поэтому выживают только герои «Маски».
Пьеса цитируется и упоминается несколько раз. После общего эпиграфа следует цитата к первому рассказу:
Камилла: Вам, сэр, следует снять маску.
Незнакомец: В самом деле?
Кассильда: Да, время пришло. Мы все сняли свои маски.
Незнакомец: Я не ношу масок.
Камилла (испуганно, Кассильде):
Нет маски? Нет маски!
Король в жёлтом. Акт 1. Сцена 2
Как тут не вспомнить сцену из рассказа Эдгара По «Маска Красной смерти», где смерть является на бал-маскарад, устроенный принцем во время чумы, и гости принимаю поначалу Незнакомца за ряженого, чтобы затем обнаружить, что это его истинный облик.
Чамберс, конечно, был знаком с рассказом По, так что совпадение определённо не случайное и в нём можно найти первый намёк на то, что представляет из себя Незнакомец.
Как я уже сказала, эти две цитаты единственные достоверные сведения о пьесе, всё остальное — обсуждения героев рассказов, причём полагаться на них с уверенностью невозможно, поскольку все они (герои) либо больны, либо спятили.
Пьеса распространялась по миру и всюду запрещалась, изымалась, осуждалась церковью и прессой, и даже «самыми авангардными критиками». Проблема заключалась даже не в содержании, а в том, что это произведение несёт в себе некую истину, скрывающую в себе «чистейший яд». Первый акт «наивно банален», второй сулит зловещими последствиями для читающего.
Об авторе пьесы ничего не известно, только то, что, по слухам он покончил с собой сразу после завершения своего произведения. По другим данным он жив. В частности, это утверждает главного героя рассказа «Возвращатель репутации».
В самом рассказе есть персонаж, занимавшийся расшифровкой пьесы. Используя пьесу, он вывел существование династии в Каркосе и то, что Король вернётся, чтобы мир склонился перед ним.
И ещё один момент: этого сумасшедшего геральдиста зовут Уайльд и здесь невозможно не вспомнить про Оскара Уайльда (ну кто ещё приходит на ум при упоминании этой фамилии?).
Мне подумалось: насколько это может быть совпадением? А, если нет, то какое отношение может иметь драматург к «Королю в жёлтом»?
Вы не поверите, но вообще-то параллелей даже больше, чем может допустить случайность.
Итак, мы узнаём, что пьеса «Король в жёлтом» была, возможно, написана на английском, а затем переведена на французский. Либо на французском и переведена на другой язык для распространения.
«Когда французское правительство изъяло переведённые экземпляры, только что прибывшие в Париж, весь Лондон, конечно, захотел это прочесть».
Думаю, пьеса была написана в Лондоне, но интерес к ней у лондонцев проснулся только тогда, когда её запретили во Францит.
Оскар Уайльд написал одноактную пьесу «Саломея» на французском языке и издал в Лондоне в 1894 году. В Англии пьеса вызвала скандал и оказалась под запретом, причём не только в Великобритании, но и в ряде других стран, где действовал запрет показывать на сцене библейских персонажей. Сам по себе сюжет тоже был скандален для того времени (хотя в наш век вряд ли кого-то удивил бы). Саломея влюбилась в пророка и добивалась его благосклонности, а, не добившись, пошла иным путём: она танцует перед Иродом и в награду просит голову пророка, получив её, она целует и ласкает мёртвую голову, упрекая любимого за то, что он не ответил на её любовь при жизни.
Некрофилия, дамы и господа. Не повторяйте это дома.
В общем-то понятно, почему пьеса вызвала такой скандал, даже сейчас тема не слишком-то обыденная (просто современного искушённого зрителя удивить уже сложнее).
Подытоживая, могу сказать, что Чамберс почти наверняка вдохновлялся этим эпизодом, тем более, что сборник «Король в жёлтом» и постановку «Соломеи» разделяет всего год (сборник был впервые опубликован в 1895 году).
Вернёмся к безумию.
В рассказе «Маска» мы сталкиваемся с наглядным изображением влияния пьесы на того, кто её прочитал. Алек, художник, становится жертвой пьесы:
«…я уселся в студи и принялся читать. Увы! Я вытащил «Короля в жёлтом».
Чуть позже мы впервые видим зримое подтверждение воздействия книги на человека, когда один из персонажей обращает внимание на перемены, произошедшие с героем:
«- Ряди Бога, доктор, почему у него такое лицо?»
В этот миг я думал о Короле в жёлтом и Бледной Маске».
Ни Король, ни Бледная Макса не упоминаются в цитатах, однако они, очевидно, являются персонажами пьесы, иначе наш больной герой не думал бы о них.
Дальше герой вспоминает о Короле во время болезни, когда сам «сбрасывает маску», признаваясь самому себе в том, что влюблён в жену лучшего друга. И из этого короткого описания можно получить некоторое представление об облике Короля:
«Я думал о Короле в жёлтом, вокруг которого в безветрии змеилось его изодранное рубище, и о горьком крике Кассильды: «Пощади, король, пощади!».
Предполагаю, что Незнакомец, которого Кассильда просит снять маску, может являться Королём в жёлтом. Дальше по тексту герой вспоминает отрывок из пьесы, где Кассильда кричит «Пощади, король, пощади!», так что, думаю, многие, кто предполагает, что Незнакомец и Король в жёлтом — это одно лицо, правы. В копилку к этому я бы добавила аргумент — Маска Красной смерти Э. По. Хотя он и косвенный.
В таком случае в рассказе «Маска» мы получаем намёк на содержание пьесы: речь в ней идёт о масках, полагаю, в иносказательном смысле, которые носят люди. Незнакомец (возможно Король) не носит маски, он является в своём собственном обличье, и, когда Кассильда это понимает, это приводит её в ужас.
Я бы сказала, что из этого рассказа можно заключить такую мысль: людям нужны маски. Если снять их, то случается нечто ужасное.
Художник Алек влюблён в Женевьеву, жену своего лучшего друга, а она любит его (хотя также любит и мужа). Когда Женевьев «снимает маску», обнажая свои чувства, происходит трагедия, заканчивающаяся смертью, гибелью дружбы и едва не приводящая к смерти вообще всех участников этого любовного треугольника. Тем не менее финал дарит некоторую надежду. Маски сняты, ложь очищена и, на осколках трагедии, люди могут попытаться построить нечто новое.
Следом мы получаем некоторое описание и места действия пьесы:
«…но вместо этого увидел озеро Хали, прозрачное и пустое. Ни ряби, ни ветерка. Я увидел башни Каркосы под луной. Альдебаран, Гиады, Алар, Хастур скользили меж облаков, и всё это трепетало и хлопало, как змеиные лохмотья Короля в жёлтом».
Пока что понять, что есть что, невозможно (вообще дальше яснее не становится, если честно). Хочется просто взять автора за грудки и хорошенько потрясти: какого лешего, кто\что это такое: Хастур, Алар? Какого чёрта?!
На этом этапе мы имеем нескольких персонажей пьесы и некоторое представление о месте действия, но о-очень расплывчатое.
Персонажи: Кассильда, Кларисса, Незнакомец — это, собственно, все достоверно известные действующие лица пьесы, поскольку они фигурируют в прямых цитатах.
Но есть также и другие, о которых говорят герои рассказов после прочтения пьесы, например, Бледная Маска, Король.
Далее место: мы знаем, что Каркоса это точно город. Над городом светят два солнца, и рядом находится озеро Хали.
Из рассказа «Возвращатель репутации», мы узнаём, что «страшная сила» пьесы кроется именно во втором акте, причём сила такова, что прочтения всего пары строк достаточно, чтобы поехать башенкой (может, поэтому нам и не цитирую второй акт? М?).
Герой, находясь на лечение в клинике для душевнобольных после падения с лошади, читает «Короля в жёлтом», после первого акта решает, что это «пустая трата времени», кидает книгу в камин и та раскрывается на втором акте. Бросив лишь один взгляд на первые строки второго акта, герой поражён до того, что «с криком ужаса» выхватывает книгу из огня и убегает к себе в комнату, шепча «моя прелесть» (шучу).
В общем, дальше мы снова получаем описание Каркосы: «… не могу забыть Каркосу, где в небесах чёрные звёзды, где тени человеческих мыслей удлиняются до полудня, когда два солнца опускаются в озеро Хали. Я молюсь, чтобы Бог проклял драматурга <...> весь этот мир будет лежать во прахе перед Королём в жёлтом».
Непонятно, есть ли в пьесе ещё акты, однако, поскольку в рассказе «Возвращатель…» герой сравнивает первый и второй акт, противопоставляя их, можно предположить, что их всего два.
В этом же рассказе первый раз упоминается жёлтый знак, о нём говорится в неясном контексте: этот знак должен дать понять людям, что они должны подняться на восстание в поддержку нового короля. Также один из героев говорит о том, что Король в жёлтом, это король, которому «служили императоры».
Что представляет из себя знак понять невозможно. Непосвящённые попросту не узнают его и не придают значения, судя по описанию, он не похож ни на один иероглиф и ни на одну букву какого-либо алфавита.
«Каждый человек, чьё имя было в нём (списке) указано, получил жёлтый знак, и никто не мог им пренебречь. Город, страна, вся земля были готовы пасть ниц перед Бледной Маской».
Бледная Маска кажется связанной и с Королём, и с Незнакомцем.
«В этот миг я думал о Короле в жёлтом и Бледной Маске»».
Думаю, есть основания считать, что Незнакомец из первого акта первой сцены это и есть Бледная Маска, а также и Король в жёлтом.
О том, что Бледная Маска, это Незнакомец, можно догадаться по цитате к рассказу «Маска», вероятно, это одно из имён, которые он носит. Незнакомец вызывает страх у Кассильды, она напугана тем, что лицо, которое она принимала за маску, настоящее. Все люди так или иначе носят маски, и тот, кто искренен в своём проявлении, кто таков, каким ты его видишь, может и правда вызвать страх. Это тот, кто не притворяется, значит, у него достаточно сил, чтобы не считаться с другими — ему не нужно подстраиваться, не нужно играть, он таков, какой есть. Возможно, это и пугает Кассильду.
Или же Незнакомец носит маску смерти и, как в рассказе Э. По, Кассильда понимает, что перед ней не ряженный, а сама Смерть.
Герой рассказа «Возвращаетль…» полагает себя законным королём Америки, при этом он читает генеалогическое древо, составленное таким же, как он, странным человеком, упоминая Каркосу, Гиады, Хастур и Альдебаран, которые в этом контексте как-то связаны с его притязаниями. Чуть позже в тексте снова упоминаются Хастур и Гиады:
«…он рассказал о создании династии в Каркосе, об озёрах, которые связывали Хастур, Альдебаран и тайну Гиад. Он говорил о Кассильде и Камилле, о сумрачных глубинах Демфа и озере Хали.
«Ветхое рубище короля в жёлтом навсегда сокрыто в Итилье» <...> Мало-помалу мистер Уайльд перечислял ветви королевской семьи, идущие от Уохта и Тхали, от Наоталбы и Призрака истины к Алдонису, а потом, отбросив в сторону рукописи и заметки, он рассказал историю последнего короля».
Людям должен открыться сын Хастура, и весь мир падёт перед Чёрной звездой, которая стоит в небе над Каркосой»;
«Наконец-то я стал королём, королём Хастура по праву, потому что я знал тайну Гиад и потому что мои мысли звучали в глубинах озера Хали»;
«Кто ты такой, чтобы лишать меня власти над всей обитаемой землёй?»
Простим герою путаность речи и мыслей, поскольку он, всё-таки, сумасшедший (он там с коня упал где-то). Наговорил он много всего, но в первую очередь интерес вызывает этот Хастур, который чёрт знает, что такое: человек, город, местность, весь обитаемый мир по типу Ойкумены?..
Хорошие люди давно уже вычислили, что Хастур упоминается в творчестве Бирса, которым вдохновлялся Чамберс, создавая «Короля в жёлтом». В рассказе «Пастух Гаита» Хастур — это пастуший бог, которому приносит жертвы пастух (вот это поворот!) Гаита. Подробностей нет, но это, похоже доброе божество, которого устраивают подношения пастуха. Он не карает, не одаривает, он просто доволен жертвоприношениями.
У Чамберса сущность Хастура ясна не до конца, Хастур перечисляется вместе с Гиадами, Альдебааном и Аларом при описании Каркосы.
«Я увидел башни Каркосы под луной. Альдебаран, Гиады, Алар, Хастур скользили меж облаков».
Затем ещё, когда речь идёт об озёрах:
«…он рассказал о создании династии в Каркосе, об озёрах, которые связывали Хастур, Альдебаран и тайну Гиад».
И ещё позже снова есть намёк на то, что это место или страна:
«Наконец-то я стал королём, королём Хастура по праву…».
В оригинале это звучит как«King by my right in Hastur…»
И, наконец:
«Людям должен открыться сын Хастура, и весь мир падёт перед Чёрной звездой, которая стоит в небе над Каркосой».
Создание династии и наследование Хастуру, думаю, не имеет прямого отношения к пьесе. Герой рассказа безумен, страдает явно выраженной манией величия, которую подпитывает тот самый возвращатель репутации, которого окружающие тоже считают безумцем (вообще-то он там всё время со своим котом дерётся, так что эксцентричность на лицо). Однако основа его бреда лежит в пьесе. Что качается этого Хастура, кем бы и чем бы он ни был, затруднительно утверждать, что он точно упоминается в пьесе, поскольку в других произведениях сборника герои о нём не говорят.
Хотя исследователи считают Хастура богом (исходя из рассказа Бирса), я думаю, что в мире Чамберса это, скорее, место. «Сын Хастура» здесь в том же контексте, что «сын отечества», например.
Если пофантазировать, я бы сказала, что Хастур — это мир, затерянный где-то во вселенной, попасть в который можно через систему озёр из Каркосы. В Каркосе своё озеро — Хали, которое соединяется с озёрами в других мирах.
Тогда тайна Гиад могла бы быть секретом перехода из мира в мир.
Но это чистой воды фантазия на тему, я просто не могла удержаться от того, чтобы не домыслить.
Итак, озеро Хали.
«…но вместо этого увидел озеро Хали, прозрачное и пустое»; Он говорил о Кассильде и Камилле, о сумрачных глубинах Демфа и озере Хал».
Сведений, как и в других случаях, очень мало, но мне стало интересно, подразумевается ли здесь в оригинале именно название, как, например, «озеро Байкал», или имеется ввиду принадлежность? То есть, является ли «Хали» собственно названием озера или это некто, владеющий озером (кто-то, в чью честь озеро получило название).
В английском я ни бум-бум, но не поленилась и нашла оригинал, так вот там мы читаем: «te lake of Hali». Если бы это было только лишь название, то, вероятно, писалось бы как lake Hali (как, например, «Lake Michigan») — поправьте, если ошибаюсь.
Поскольку я не первая, кто интересовался «Королём в жёлтом», найти объяснение не составило труда: Чамберс, как уже говорилось, вдохновлялся произведениями Амброза Бирса, который в рассказе «Житель Каркосы» даёт описание этого города, а ещё упоминает некоего Хали, который, по словам главного героя, мёртв к моменту начала повествования. Он также описывает Гиады и Альдебаран, которые герой видит в разрывах туч, и звёзды. К концу рассказа выясняется, что город уже давным-давно разрушен и душа героя (Аллара) блуждает по его развалинам. Примечательно, что в этом рассказе солнце только одно.
Говоря о Хали, нужно сразу пояснить и Алара, поскольку рассказ Бирса — их общий источник.
Алар упоминается в рассказе «Маска» Чамберса и нет никакого намёка на то, что это или кто:
«…но вместо этого увидел озеро Хали, прозрачное и пустое. Ни ряби, ни ветерка. Я увидел башни Каркосы под луной. Альдебаран, Гиады, Алар, Хастур скользили меж облаков, и всё это трепетало и хлопало, как змеиные лохмотья Короля в жёлтом».
Однако в рассказе Бирса «Житель Каркозы» Аллар — это человек, который умер когда-то давно в Каркосе, а очнулся в виде духа на её развалинах. Его полное имя Хосейб Аллар Робардин. В самом начале он упоминает Хастура, который по его же словам мёртв, он приводит его слова о разных видах смерти и о том, что может случиться с человеком после смерти.
По Бирсу мы точно знаем, что Алар и Хастур — это люди, но это в рассказе Бирса, а что у Чамберса в «Короле в жёлтом»? Ведь там Алар и Хастур перечисляются в одном ряду с Альдебараном и Гиадами.
По рассказу Бирса «Житель Каркозы» Альдебаран и Гиады совершенно точно звезда и созвездие, по ним герой определяет, что наступила ночь. В этом ключе у меня появилась мысль, показавшаяся мне любопытной и хоть немного разъясняющей ситуацию.
Итак, у древнегреческого бога Зевса была странная привычка превращать живых существ в созвездия, это, вроде как, была особая милость. Гиады — это нимфы, сёстры Плеяд, вознесённые на небо не то после смерти их брата, не то ещё за какие-то дела (Зевс часто решал проблемы катастеризмом).
Может быть, Хастур и Алар — это также созвездия или звёзды, названные в честь двух людей. Тогда они действительно могут быть и людьми, и объектами, и странная двойственность объясняется логично, и понятно, почему их имена в одном ряду с космическими объектами.
Сплошная конспирология, м-да…
Возвращаясь к Хали: о нём мы имеем сведения, что это озеро (по «Королю в жёлтом») и человек (по «Человеку из Каркосы»). Одно другому не противоречит: выше я уже писала — «te lake of Hali». Так что, у Чамберса озеро Хали, это озеро, названное в честь человека, Хали, который у Бирса рассуждает о состояниях души после смерти.
Кажется, я уже сама запуталась, а вы ещё со мной?.
Каркоса Чамберса описывается почти в точности также, как у Бирса, так что здесь я бы исходила из того, что Хали — это озеро, названное в честь человека, жившего в Каркосе.
У Бирса Гиады и Альдебаран перечисляются в одном предложении, они скрыты неровными тучами, сквозь которые просвечивают звёзды. У Чамберса Альдебаран и Гиады практически всегда также следуют в одной строке перечисления, и описание туч над Каркосой мы также видим в описании Чамберса.
У Бирса мы читаем:
«Над унылым пейзажем словно зримое проклятие, нависали пологом низкие свинцовые тучи. <...> кругом ни птиц, ни зверей, ни насекомых. Ветер стонал в голых сучьях мёртвых деревьев, серая трава, склоняясь к земле, шептала ей свою страшную тайну».
У Чамберса:
«…но вместо этого увидел озеро Хали, прозрачное и пустое. Ни ряби, ни ветерка. Я увидел башни Каркосы под луной. Альдебаран, Гиады, Алар, Хастур скользили меж облаков, и всё это трепетало и хлопало, как змеиные лохмотья Короля в жёлтом».
Король в жёлтом личность, полная контрастов, из приведённых выше цитат складывается весьма загадочный образ: он король, которому служили короли и императоры, но также и король, который носит лохмотья («Ветхое рубище короля в жёлтом навсегда сокрыто в Итилье»), он наводит ужас, у него, кажется, нет своего королевства и всё-таки он повелевает.
Герой рассказа «Возвращатель репутации» много рассуждает о власти, при этом атрибутив Бледной Маски и Короля в жёлтом сильно перекликается. О Короле в жёлтом говорится как о владыке, которому «служили императоры», при этом герой роняет также фразу «и я служу ему» (так что в этом контексте Король в жёлтом может быть неким божеством или же идеей).
Так, мы читаем фразу:
«…весь этот мир будет лежать во прахе перед Королём в жёлтом».
Честно говоря, так и напрашивается назвать его по имени, но, говорят, если узнать его/её и назвать, то он/она заберёт тебя (если вы понимаете, о чём я). Мы же все понимаем, кого в культуре принято называть Бледной Маской?
Ещё один момент, говорящий в пользу моей теории, это жёлтый цвет. В современной культуре Смерть принято изображать в чёрном плаще (ну вот я и назвала её), однако чуть ранее цветом смерти предполагался белый, поскольку именно в белый, некрашеный, саван заворачивали покойников (а смысл тратиться на краску, если всё равно закапывать?).
Тем не менее самым первым цветом, который был связан со смертью, является именно жёлтый. Почитайте любой труд по археологии касательно культуры ранних хомо и неандертальцев: жёлтым, охристым пигментом люди засыпали захоронения своих умерших. Жёлтый был самым доступным цветом на тот момент.
Правда, может быть, автор вдохновлялся образом Жёлтого императора — первого императора Китая, полулегендарной личностью Хуан-ди (Хуан-ди переводится как «жёлтый император» или «жёлтое божество»). Считается, что это имеет отношение к названию реки Хуанхэ. Жёлтый цвет считался цветом императоров и впоследствии, правители носили одежду золотисто-жёлтого цвета, на спине же, обычно, вышивался символ императорской власти — "лун", которое также является именем речных божеств.
И тут любопытно вспомнить, что герой «Возвращателя репутации» в самом конце облачается в белую накидку-плащ с вышитым на спине жёлтым знаком. А ещё можно вспомнить частое упоминание озёр, что также роднит некоторым образом Короля в жёлтом с водной стихией, поскольку Хуанхэ также связан со стихией воды.
У нас осталось ещё несколько непонятных слов и догадок. Меньше всего мне удалось найти что-то об Итилье, где "сокрыто ветхое рубище Короля в жёлтом". Первичный поиск показывает, что Итиль — это город, столица Хазарского каганата в середине VIII-X веков. Это был мультинациональный город, здесь уживались различные народы и различные религии. Связан ли хазарский город с итильем из произведения Чамберса — я без понятия. Я вообще не уверена, что автор мог слышать об этом городе, но покопать в этом отношении стоило бы (но я не буду).
Третий рассказ, «Во дворе дракона», вызвал у меня больше всего вопросов, хотя и показался мне наименее интересным.
Главный герой это одинокий архитектор средних лет, который пришёл в церковь через три дня после того, как прочитал проклятую пьесу, надеясь здесь обрести спокойствие. Он обращает внимание на игру органиста, кажущуюся ему неумелой и фальшивой, и в какой-то момент замечает следующее:
«…В музыке мне всегда было достаточно гармонии и мелодии. Теперь же в хаос звуков, летящих от инструмента, звучало нечто большее. Музыкант жал на все педали по очереди, словно силился бежать, и был руками по клавишам. Бедняга! Кто бы он ни был, надежды на побег у него не было».
Когда несколько позже архитектор мечется по Парижу, словно бы преследуемый кем-то или чем-то, его собственные слова приобретают пророческий смысл.
Но в этой фразе есть ещё один важный момент: кроме архитектора никто, судя по всему, не замечает изменений в музыке, он один во всей церкви слышит её по-особенному, улавливает настроение, тайный смысл мелодии. Мне вспомнилось, что герои первых двух рассказов упоминали о несомненном художественном достоинстве пьесы, которую признавали критики. Да, её смысловая составляющая сводила людей с ума, но литературную ценность признавали все единодушна, более того, именно простой и кристально ясный слог автора помогал передавать кощунственное откровение:
«…было единодушно отмечено, что само Искусство было посрамлено в пьесе «Король в жёлтом», и все понимали, что человеческая природа не может выдержать такого накала и продолжить жить, осмыслив слова, скрывающие в себе чистейший яд».
Пьеса, как мне кажется, не только сводила с ума, она преображала человека.
Прочтение пьесы подарило архитектору возможность глубже чувствовать искусство, он стал глядеть на мир совершенно иначе и, может бы, именно то, как тонко он стал воспринимать мир и заставляло его страдать. Человек не должен быть настолько внимателен, мозг не выдерживает обострённое восприятие и тело гибнет.
Я думаю, что не так уж ошибаюсь в своей оценке, в конце концов, не зря же героями всех рассказов становятся люди творческого склада: скульпторы, художники, архитекторы. Это всё творцы.
Каждый из героев сходи с ума по-своему. В церкви архитектор сталкивается с дежавю: он видит органиста, который выходит из церкви, а затем снова его же, проходящего тем же путём, но на этот раз органист оборачивается и архитектор читает в его взгляде страшную ненависть. Может быть, он каким-то образом услышал нелестные мысли архитектора о своей игре?
Описание органиста наталкивает на мысли о Бледной Маске: он строен, одет в чёрное и лицо его сильно белое («…настолько же белым, насколько чёрным — его сюртук»).
Это внезапное открытие приводит героя в полное смятение, он едва не разрыдался тут же от подобной несправедливости, обнаружив, что кто-то незнакомый ненавидит его безо всякой причины. Он и сам заявляет в начале рассказа, что чувства его были расстроены после прочтения злополучной пьесы, и мы сами видим, что герой явно не в порядке. Здоровый человек не стал бы так реагировать, более того, возможно, что он уже галлюцинирует и органиста нет вовсе или же он выглядит совсем иначе, может быть, он даже не смотрел в сторону нашего героя.
Кстати, на прекрасно иллюстрации Карузо герой слегка подкрашен жёлтым цветом в отличие от остального серого окружения, он как бы заражён этим жёлтым цветом.
Впрочем он тут же сам себя успокаивает, объясняя виденное расстроенными нервами. От ужаса и истерики он также быстро переходит к благожелательному расположению духа и начинает мысленно посмеиваться над окружающими, его веселит их вид, хотя раньше он не замечал в них ничего забавного. Понимая, тем не менее, что его настроение не свойственно ему, архитектор покидает службу.
На улице он видит тележку с цветами, и первый цветок, который перечисляет, это «жёлтые нарциссы», а последний — «золотое облако мимоз». Здесь его обгоняет всё тот же органист, чей бледный, исполненный злобы профиль герой сразу же узнаёт. Ему начинает казаться, что весь облик органиста выражает намерение уничтожить его. Радость и веселье сразу же улетучиваются, он начинает припоминать некий давний проступок, за который он вполне заслуживает подобной ненависти.
Он бредёт по городу и снова видит фигуру органиста. Уверенность, что этот человек планирует его погубить, крепнет в главном герое и он мечется по городу, пытаясь спастись. Герой то и дело натыкается на своего инфернального преследователя, пока, наконец, не выбивается из сил. Он доезжает на извозчике до дома и, когда уже ступает на лестницу, чтобы подняться в свою квартиру, оборачивается и видит направляющегося к нему стройного человека с бледным лицом.
Его метания по городу опять наталкивают на мысли о «Маске Красной Смерти», там Смерть и герой проходили через анфилады комнаты и Смерть неотвратимо приближалась.
В критический момент герой просыпается и обнаруживает себя снова в церкви. Но угроза не миновала, он опять видит органиста и понимает, что тот охотился за его душой, пока она сам спал здесь.
«Теперь я узнаю его. Смерть и адская бездна, куда он был послан по моей слабости, — изменили его для всех, но не для меня. Я узнал его с первого взгляда и знал, зачем он пришёл».
Затем герой видит вспышку ослепительного света, всё исчезает и герой видит чёрные звёзды над собой, и «влажные ветры озера Хали охладили моё лицо».
«И вот далеко-далеко, над тысячами лиг разметавшихся облаков я увидел, как каплями опадает Луна. А за ней, за Луной, возвышались башни Каркосы. Смерть и адская бездна, куда он был послан по моей слабости, — изменили его для всех, но не для меня. Теперь я слышал его голос, разрывающий пространство невыносимым сиянием, и упал, залитый волнами пламени. Тогда я погрузился внутрь и услышал, как Король в жёлтом шепчет моей душе: «Страшно впасть в руки Бога живого».
Сперва я обрадовалась: ну, вот же, этот бледный органист и есть Король в жёлтом! Он преследует души, он ужасен (его боялась Кассильда), и он же Бледная Маска, всё же сходится! Идёмте пить чай!
А потом смотрю на текст и понимаю, что всё равно не клеится, потому что органист, может, и есть посланный в адскую бездну и охотящийся за душой архитектора, и, может быть, он даже является Бледной Маской, но вот насчёт Короля утверждать не получится. Потому что тот появляется уже после того, как герой слышит громкий и сияющий голос, слышит его внутри. Короче, понятно, что опять ничего не понятно.
Хотя, собственно, если бы автор хотел внести ясность, он бы это сделал.
Любопытно, что в этом рассказе лейтмотивом проходит тема суда, расправы, наказания. Бледный органист в чёрном сюртуке гонит главного героя по улицам Парижа словно Дикая охота, которая по преданиям также гонит грешников. Архитектор, несомненно, грешник. Не потому, что он совершил какой-то проступок — этого мы не знаем, а потому что сам считает себя таковым, он чувствует за собой вину за что-то содеянное когда-то. Кажется, что эта вина заключается в том, что он отправил в ад «органиста», во всяком случае, он признаёт это в последних своих словах.
И герой наказан — он отправлен в Каркосу, где его встречает Король в жёлтом.
Четвёртый рассказ — «Жёлтый знак», — начинается с музыки и жёлтого цвета, позволяя читателю гармонично перейти от одержимого архитектора и его преследователя-органиста к художнику, который рассуждает о том, что некоторые аккорды заставляют его думать о багряных и золотых оттенках листвы. Вообще говоря, все герои Чамберса — это представители богемы, люди, так или иначе связанные с культурой, с прекрасной стороной жизни. И ещё: с первых строк в них чувствуется некоторая, как бы, предрасположенность к сумасшествию. Впечатлительность или слишком большое воображение делают их такими? Но они словно с первых строк несут на себе печать короля, знак, который ведёт их к этой встрече.
Особенно наглядно это для нашего последнего героя: он сталкивается с непостижимым ещё до того, как ему в руки попадает злосчастная пьеса, он будто действительно был обречён её прочитать.
Он встречает «посланника», сталкивается с ним взглядом, видя из окна на площади, и после этого случайно портит картину, которую пишет: картина приобретает желтоватый оттенок, хотя художник вовсе не смешивал краски таким образом. Он списывает всё на скипидар, но начало положено, с того момента, как его взгляд наткнулся на лицо храмового сторожа, похожего на полуразложившийся труп, он начинает уверенно следовать к гибели. Впрочем, всё могло начаться ещё раньше, ведь вещий сон, грозивший ему, снился его модели ещё задолго до этого дня.
Интересно, что герой упоминает и органиста из предыдущей истории, также броня его за плохую игру и называя «демоном в человеческом обличье». Судя по всему, в рассказе описываются те же места, что мы видим в рассказе «Возвращатель репутации». Вероятно, хронологически «Маска» должна идти первой среди рассказов (в моём сборнике этот рассказ действительно идёт первым, но в оригинальном первый рассказ — это «Возвращатель репутации».
Возможно, чтение пьесы сделало архитектора более чувствительным к искусству, поэтому он начал замечать фальшь в игре, на которую раньше не обращал внимания.
В «Жёлтом знаке» упоминается и несчастный скульптор из «Маски», и ещё в «Жёлтом знаке» церковь продана, тогда как в рассказе «Во дворе Дракона» она ещё функционирует.
Ещё момент: художник упоминает героя из рассказа «Возвращатель репутации», по его словам, они были хорошо знакомы. Таким образом, герои связаны между собой.
Девушка, которая позирует художнику, дарит ему запонку из чёрного оникса с символом — жёлтым знаком, сообщая, что нашла его случайно на улице. После она случайно находит на полках ту самую пьесу, что до крайности удивляет художника, ведь он решил, что никогда не купит её и не станет читать.
Пьеса оказывает непоправимое воздействие на девушку и художник тоже читает её, чтобы не оставлять несчастную одну с этим ужасом.
Всё заканчивается появлением призрака Короля в жёлтом, который, похоже, является из-за Жёлтого знака. Позже в комнате находят три трупа: девушки, художника и церковного сторожа, причём, похоже, церковный сторож был мёртв уже очень давно и герой был прав в своих ощущениях.
Этот рассказ оставляет самое неоднозначное впечатление: если до сих пор можно было списать все странности на помутнение рассудка героев, то этот ходячий труп, зомби сторожа, оказывается материальным фактом. Но объяснений мы, конечно же, не получаем.
Пока возвращалась мыслями к историям этой книги, у меня в мозгу сидело ощущение, что я это уже видела, что запах этих историй я уже где-то ощущала. И только сегодня, взяв в руки сборник, меня вдруг осенило - «Замок» Кафки! Когда я читала (точнее пыталась) читать его в детстве, когда перечитывала уже учась в универе, я испытывала схожие ощущения, назвать которые приятными я бы не смогла. Хотя и об отвращении или чём-то подобном речи не идёт. Сложно передать смутные ассоциации, однако могу сказать, что это похоже на столкновение с реальным миром кошмаров.
Если вы когда-нибудь видели сон, который утром чувствовался вами как нечто, произошедшее на самом деле, вы меня поймёте. Случаются такие сны, после которых вы долго сохраняете ощущение — всё было на самом деле. Наш мозг действительно не разделяет фантазии и реальности, если сон был подробным, он остаётся в памяти как воспоминание и вполне способен повлиять на нас, даже изменить нас.
Так вот, запах «Короля в жёлтом» и «Замка» очень напоминает аромат реалистичного кошмара, который навсегда остаётся с вами как что-то почти реальное. Спустя время он становится в один ряд с воспоминаниями о прошлом, и кто тогда поручится, что он менее значим, чем события, которые произошли взаправду, если и то и другое больше не существует, если и то, и другое — одинаково прошлое.
Вопреки тому, что я говорила в начале, пьеса «Король в жёлтом» существует, однако Чамберс не писал её, и никто до него — тоже. Пьеса была несколько раз воспроизведена разными писателями, являвшимися поклонниками творчества Чамберса. На самом деле её даже поставили на сцене, однако, разумеется, всё это не имеет прямого отношения к настоящей пьесе.
Лавкравт писал о своём «Некрономиконе», что невозможно произвести ничего, даже на одну десятую настолько пугающего и впечатляющего, чем ужасные намёки и если кто-нибудь попытается написать «Некрономикон» (даже и он сам), это разочарует всех тех, кто содрогнулся от загадочных ссылок на эту книгу.
Эти слова совершенно справедливо можно отнести и к попыткам воссоздать проклятую пьесу о Короле.
Намёки делают её такой пугающей, рождают сотни ассоциаций и заставляют тени скользить по углам комнат.
Хочется закончить словами Джеймса Блиша (американский писатель-фантаст), которые я нашла не в оригинале, конечно же, но мне они так понравились, что не могу не привести здесь: «Эта пьеса прекрасное сочинение, но она не могла бы быть ни такой прекрасной, ни такой пугающей, как его предыдущие рассказы. Это его и наша удача, что она никогда не была опубликована, так что мы вольны продолжать мечтать об этом ужасе и никогда не узнаем, о чём она повествует».