Прошло полтора года.
За этот срок Тамара, уже вовсю влившаяся в роль жены, успела вновь побывать у бабки Шуры в её избушке, которая, казалось, опустилась ещё ниже, присев окнами почти на самую землю. Сами же обитатели не менялись вовсе. То же бельмо у старухи, тот же хитрый прищур здорового глаза, тот же облезлый кот Васька, свернувшийся клубком на плетёном коврике у кровати.
- Что, явилась? – поприветствовала её бабка, едва Тамара переступила порог её дома.
На тот момент Алинке, их с Егором дочери, исполнилось десять месяцев, и организм Тамары восстановился и полностью оправился после родов.
- Чую, чую, пахнет от тебя женской кровью, - пробормотала старуха.
- Ничего не пахнет, - обиделась Тамара, - Я вообще-то женщина чистоплотная, да и «эти» дни у меня только послезавтра должны начаться.
- А мне без разницы, кады они у тиби, - отрезала бабка, - Говорю – чую, значит – чую. У кажного свой особый запах имеется.
- И что же, я так неприятно пахну? – поджала губы Тамара.
- Смердишь просто, - кивнула бабка.
Тамара чуть не задохнулась от злости, но прикусила язык, вспомнив, зачем она здесь. Старуха никогда не отличалась вежливыми манерами, ничего, она потерпит. Подумаешь, каких-то пятнадцать минут – зато потом ей можно никогда больше не появляться в этой чумной вонючей избе.
- Вот уж точно, где помойка вонючая, - усмехнулась про себя Тамара, присаживаясь на подставленный старухой стул.
- Так и веет от тиби ехидством и завистью. Только хорошо ты прятать умеешь настоящее своё нутро. Люди-то верят, их легко обмануть, но меня ты не проведёшь. Больно ты самоуверенная, девка, - словно продолжая начатый разговор, проговорила старуха, - Это в таком деле лишне. Можа для врача-то это и хорошо, решительна ты. Но не в колдовстве, не в колдовстве.
Она принялась перебирать узловатыми пальцами в чёрном тканом мешочке, лежащим перед нею на столе, глазами же следила за гостьей. И вновь Тамаре почудилось, что в слепом глазу бабки, шевельнулось нечто живое, самостоятельное, некий организм, существующий отдельно от хозяина, как гриб-паразит, который являясь чужеродным хозяину, тем не менее подчиняет себе его целиком, и берёт управление его телом и разумом в свои цепкие нити мицелия, подобные тонким чутким пальцам. Тамара покосилась на трюмо в углу. Стоит. Никуда не делось. Она поёжилась, вспомнив нечто из мутного зеркала. Сейчас оно было совсем обычным, такому только на свалке и место.
- Что она там возится? – с раздражением подумала Тамара, - Скоро Алинку кормить уже.
Дочку она оставила дома, с матерью. Отец с зятем занимались чем-то во дворе.
- Я до подружки сбегаю, Егор, - Тамара улыбнулась мужу одними губами, глаза же, как всегда, оставались холодными.
- Иди, конечно, - помогая тестю придерживать брусок, который тот прилаживал к стене гаража, чтобы навесить полку, кивнул Егор.
Ходики на стене пробили шесть вечера, драный кот лениво потянулся на коврике, приоткрыв один глаз и уставившись на Тамару. Один клык торчал из его пасти, придавая ему сходство с киношным вампиром, только весьма деревенским и захудалым. Тамарка, не удержавшись, хихикнула. Бабка Шура нахмурилась, вытащила, наконец, из кулька что-то, похожее на кусок вязкого солидола, взвесила на ладони, протянула ей.
- На, держи, ентого добра тебе надолго хватит. Добавлять будешь по махонькому кусочку в свою женскую к.р.о.в.ь, а потом к вину подмешивать или же в хлеб. Запомни – боле ни к какой пище нельзя это дело мешать, только в вино или хлеб. Ну, мучное что-то, пирог какой… В начинку и поклади. Только следи, чтоб ему досталось.
- А с другим что-то случиться может? Ну, если вдруг нечаянно кому-то попадётся…
Тамара осеклась, так как бабка глянула на неё таким свирепым взглядом, что сердце её, опытной уже врачихи, ушло в пятки. Слепой глаз старухи прожигал дыру в её груди, буравя её как электрод сварочного аппарата.
- Ты что, в дудульки пришла играться? – прошипела старуха, - Либо делай, как говорю, либо вообще не суйси в енто дело!
- Ладно, ладно, - подняла ладони Тамара, - Научите, что там говорить да как, да я пойду. Кажется, дождь собирается. А это вот вам. За работу.
Она положила на стол конверт с энной суммой. Старуха никогда не называла платы за свою работу и не брала денег, но идти к ней с пустыми руками Тамара не решилась, как-то неловко было. Белоснежный тугой конверт с хрустящими купюрами внутри смотрелся нелепо в этой убогой комнатушке, словно ухоженный городской мачо оказавшийся в затерянной посреди лесов дремучей деревне. Бабка покосилась на конверт и ничего не сказала.
- Хоть бы поблагодарила, - подумала Тамара, - Вообще-то тут половина Егоровой зарплаты, потихоньку откладывала, чтоб незаметно получилось. Тоже мне…
- Спасибо – это спаси Боже, - буркнула ей колко старуха, и Тамара вздрогнула, вот ведь старая с.т.е.р.в.а, мысли на ходу считывает, - А при таких делах, что мы тут сейчас воротим, Бога-то не поминают.
Взгляд Тамары непроизвольно скользнул по своей груди – нательный крестик находился под платьем, вот и ладно, а то ещё, чего доброго, привяжется бабка. В Бога Тамара верила, но и в чертовщину – тоже. И не считала это чем-то зазорным. Всё казалось ей совершенно логичным и объяснимым: коли есть свет – есть и тьма, раз есть силы добра, то должны быть для всеобщего равновесия и силы зла. Есть день, и есть ночь. Есть молитвы, а есть и иные наборы слов, тексты, способные не хуже молитвы изменить настоящее и будущее. И это были заговоры, проклятия и прочие колдовские заклинания. А вообще, Тамара мысленно усмехнулась, никто, и даже собственный муж, никогда бы не поверил, скажи ему кто, что Тамара бегает по бабкам и верит в магию. И хорошо, пусть не верят. Это с виду она строгий доктор, работник науки, а выросла-то она в деревне, где хорошо знакомы с такими обрядами и прекрасно знают, как это работает. Колдовство существует, и она знает это.
- И это далеко не шутки, - заключила Тамара.
- Что? – встрепенулась она, осознав, что ушла в свои мысли, а в это время старуха что-то говорила ей и она пропустила её речь.
- Блажная, - сплюнула бабка Шура, - Свяжешься с такими – себе дороже. На растущем месяце, баю, как начнётся твоя женская доля, собери немного в чистую посудину. Смешай с тем, что я тебе дала. Малёхо бери, со спичечну головку. Достатошно будет. После слова скажешь вот эти. Про себя. Вслух их произносить нельзя. Вот, на бумажке тиби написала, да в питьё ему добавь. Немедля подай. Не оставляй стоять. Силы иметь не будет. Будешь делать, как я сказала, станет твой муж, что овечка кроткий, своим умом жить перестанет, тиби в рот будет заглядывать. Да не пропускай ни одного месяца! Иначе ослабнет сила. А тогда у йово в башке просветлится может, и, глядишь, ума хватит обратиться к сведущим людям. Тады и тиби, и мине плохо будет. Поняла?! Аккуратно всё делай, чтоб никто знать не знал о том. Всё ли поняла?
- Поняла, - согласно кивнула Тамарка.
- Да. И вот ишшо, - вспомнила что-то старуха, - Детей от йово не рожай боле.
- Это ещё почему? – не поняла Тамара.
- Дурная кровь – не лучшее дело для новой души, спортит младенца. Нечистое теперь нутро твоё.
- Это что же? Больной что ли родится ребёнок?
- На горе он родится. И вам с мужем, и самому себе, - отрезала старуха.
- А что это вы мне дали? – снова полюбопытствовала Тамара, а бабка поморщилась.
- До чего же прыткая ты, занозистая, - закряхтела она недовольно, - Разве ж о таких вещах спрашивают? Ну да, скажу, чёрт с тобой.
Она хихикнула и покосилась на трюмо.
- Я с больничкой сельской давненько дружбу вожу. Докторица там ессь. Как и ты вот, тожа хинеколог. Так она мне всё нужное для ентого дела и поставляет. У них этого добра хватает. Девки теперича дитя вырезать из чрева зазорным не считают.
- Так это что?...
Тамара похолодела.
- Тю! А ты что же? Али сама таким не промышляшь? - старуха расхохоталась, глядя на растерявшуюся Тамару, - Ну, не молчи, не молчи, знаю ить, что тоже не брезгуешь лишнюю денежку-то подзаработать. В каком-то смысле мы с тобою коллеги, Тамарушка! Только я из себя святую-то не строю. А вы привыкли лицемерить, маски носить. Сами уж, поди-ко, запутались, которая из тех масок – ваше истинное лицо?
Она зашлась в приступе беззвучного смеха, а Тамара с ужасом услышала, как в глубине зеркала отозвался эхом такой же, только чуть более визгливый хохот.
За окнами стемнело, сгустились тучи, угрожая пролиться на землю колким, хлещущим ливнем в сполохах мертвенных молний. В избе клубились по углам тени, сворачиваясь в серые клубы дыма. Казалось, изба дышала, гулко вздыхая костлявыми вывороченными брёвнами-рёбрами, глазницы окон под тяжёло нависшими веками ставен смотрели осуждающе и строго.
- Мне пора, - попятилась Тамара, поднявшись из-за стола, - Благодарю за помощь. Деньги…вот…там…на столе.
Она перевела взгляд на стол, оставшийся за спиной старухи, и ужаснулась. Мутная поверхность зеркала вновь ожила, как и в тот, прошлый раз. Некое аморфное существо, похожее на гигантского чернильного спрута, разминало, разворачивало кольца-щупальца, ощупывало ими гладь стекла, и вдруг, проткнуло-пронзило её одной своей конечностью, как толщу воды, и по ней пошли круги, расходясь всё дальше и дальше. Тамарка смотрела, как заворожённая, не в силах отвести взгляда, прижимая к груди ладошку с дьявольской бабкиной мешаниной из плоти человеческих детёнышей, кореньев и чёрт знает чего ещё, и пятилась к двери.
Щупальце настигло её у самого порога. Не мешкая, прошлось по ней, словно облизало языком, выискивая, откуда легче пробраться, дохнуло смрадом, а после с размаху вогнало куда-то в район солнечного сплетения острый конец с кривым кинжалом-когтем. Нестерпимая жгучая б.о.л.ь заставила тело Тамары выгнуться дугой. Она перестала дышать, не в силах даже закричать. А щупальце с хлюпающим, чавкающим звуком принялось усердно высасывать что-то из её чрева, будто бы через шланг вакуумного отсоса в операционной гинекологии. Всё кругом закружилось, завертелось, а очнулась Тамара уже во дворе…
Старуха стояла напротив и губы её змеились в ухмылке:
- Ну, чаво, чаво заистуканилась? Беги домой, вишь – дожжь начинатся! Блажная… Опять в себя ушла. Свяжешьси с вами...
И она развернулась и засеменила в избу, а Тамара в изумлении задрала глаза к небу, с которого капали первые капли дождя. Она прикоснулась ладонью к груди – ничего. Неужели привиделось снова? Старуха юркнула в дом, захлопнув с шумом дверь, и тут же, вторя ей, над головой громыхнуло и небо разом разверзло свои хляби. Непроглядной, серой стеной хлынул ливень. Зигзаги молний рассекли тучи. И Тамарка бросилась бежать так, как бегала ещё, будучи совсем маленькой девчонкой, боявшейся до ужаса грозы.
- Вот и ладно, - поглаживая впалое чрево, пробормотала старуха, наблюдавшая за ней из окна, - Мне тоже молодые годы нужны. Вот, глядишь, и ишшо с тобой поживём, Васятка. А нашто мне ихи деньги. Жизнь. Вот она, сладкая-то плата за мою работу.
(продолжение - читайте здесь)
Иллюстрация из свободного доступа.
