Продолжаю переводить автобиографию Патрика Суэйзи. В 12 главе описывается довольно сложный период в карьере актера, где он предстает очень разным...
От вот такого:
До вот такого:
Поэтому я немного разбавила материал ссылками на те фильмы, которые смогла найти в русском переводе (и в бесплатном доступе).
Предыдущие главы - в подборке:
А в этой главе речь пойдет о трех очень разных фильмах, которые так или иначе определили состояние Патрика. Предлагаю сначала посмотреть из и обсудить:
Далее в главе мои комментарии отмечены звездочкой
и вот такой отбивкой по левой стороне.
Слово - Патрику!
Глава 12
После выхода “Призрака” на экраны мы снова оказались в центре урагана, и еще более жестокого, чем в прошлый раз. По кассовым сборам фильм попал на первое место в ТОПе и оставался там на протяжении четырех недель. Запросы на интервью для ТВ-шоу и журналов сыпались со всех сторон. Мне кажется, в тот год у нас телефон звонил просто не переставая.
Это было непередаваемое ощущение, - видеть, как встречают твой новый фильм. У Лизы тоже шли дела в гору: в телесериале под названием "Суперсила" она сыграла капитана полиции из будущего (действие происходило в 2020 году).
Но главная проблема успеха в том, что чем больше его у вас есть, тем больше вы боитесь, что он исчезнет. На первый взгляд, у нас было все, за что мы боролись все эти годы. Моя карьера стремительно развивалась, у нас было прекрасное ранчо, и друг у друга были мы . Меня номинировали на мою вторую премию “Золотой глобус” за фильм "Призрак", и "Патрик Суэйзи" стало брендом, как всегда хотела моя мать.
Но что дальше? Я гордился своей ролью в “Призраке”, и отчаянно хотел, чтобы моя следующая роль была не менее значительной. Это же был великий шанс, лучшая возможность попасть в круг самых уважаемых актеров, которым предлагают самые серьезные роли. Если бы мне удалось сохранить этот импульс, то мне не пришлось бы снова и снова предлагать себя Голливуду на блюдечке с голубой каемочкой.
Именно в это время я услышал о роли, которая могла стать главной ролью в моей жизни.
Это была роль врача-американца, попавшего в Калькутту в фильме с названием “Город удовольствий”. Фильм должен был снимать один из величайших режиссеров, Ролан Жоффе.*
*Ролан Жоффе, прежде всего, был европейским режиссером, а не голливудским. Стоило ли рассматривать это как преимущество, неясно. К этому времени он успел снять всего три фильма, из которых первые 2 стали оскароносными, третий с почетом были принят на Берлинском кинофестивале, но не пошел народ, а кассовые сборы у них катились по наклонной. Ясно только то, что Суэйзи был, как минимум, знаком с Жоффе через друзей (в третьем фильме снималась жена Лиама Нисона). Стоит ли говорить, что “Город удовольствий” продолжил тенденцию и с треском провалился в прокате.
Раньше я никогда не встречался с Роланом Жоффе, но смотрел его фильмы, включая “Поля смерти” и “Миссию”.**
**Соответственно, первый и второй фильм из поставленных Жоффе.
Я знал, что он невероятно увлечен своей работой, и что в своем режиссерском вИдении он не идет на компромиссы. На самом деле, он был таким индивидуалистом, что неправильно настроил некоторых людей в бизнесе — включая рецензентов, которых было хлебом не корми - дай покритиковать его фильмы. Но я инстинктивно понимал, что возможность поработать с ним над проектом, который действительно исследует глубинные состояния человека, потенциально может изменить не только мою карьеру, но и мою жизнь.
Сюжет “Города удовольствий” строится вокруг фигуры американца Макса Лоу, который уезжает в Индию. Там он пытается восстановиться после настоящей депрессии, в которую погрузился после краха карьеры: он хирург, у него на столе умирает пациентка - маленькая девочка. К собственному удивлению, в Индии он находит не только отвлекающие экзотические впечатления, но и новый трансформирующий его опыт Он обретает смысл жизни в помощи калькуттским беднякам.
Мне очень нравился этот персонаж. На самом деле, я идентифицировал себя с ним. Макс никогда не чувствовал себя настолько крутым, как его считали, и постоянно боролся со своими демонами. Со мной было то же самое с детских лет в Техасе - я слышал голоса, упрекавшие меня в том, что я недостаточно стараюсь и должен стать лучше, чем я есть. Борьба Макса со своими сомнениями была тем самым, что я переживал лично, и я отчаянно хотел воплотить этого героя на экране.
Когда я пришел на прослушивание, я выглядел все еще как пляжный бездельник - у меня были длинные волосы и борода, выгоревшие на солнце на съемках “На гребне волны”. Но между Роландом и мной сразу установилось взаимопонимание, и я сумел донести до него, как много для меня значат эта история и это персонаж.
Это прослушивание стало непохожим ни на одно другое. Я не читал свою роль, мы просто говорили. Этот день был началом нашей дружбы, которая все еще длится. Он тогда помог мне обратиться к глубинам моего собственного “Я”, а во мне бушевал шквал эмоций, когда я рассказывал ему, в каких красках вижу своего персонажа.
Как Роланд говорил мне позже, была одна вещь, которая окончательно убедила его отдать роль мне. Это была моя фраза: “Если ты отдашь мне эту роль, я буду вкладываться как никто. Я вложу в нее свою душу”. И посыл искренности в этих словах был настолько очевиден, что у Роланда словно лампочка зажглась в голове. На роль Макса Лоу ему как раз и нужен был человек, способный всей душой отдаваться тому, что он делает.
Он почувствовал, что я действительно вложусь на все сто, и, что более важно, почувствовал, что я понимаю, ЧТО ему нужно.
Но когда Роланд пошел к продюсерам и сказал: “Мы должны пригласить Патрика Суэйзи на роль Макса”, это восприняли прохладно. Несмотря на успех "Грязных танцев" и "Призрака", Голливуд все еще не видел во мне того актера, который мог бы сыграть серьезную драму. Некоторые даже по-прежнему считали меня просто “тем парнем, который танцует”. Однако Роланд не отступил. Он сказал: “Патрик. Это тот человек, который нам нужен. Он - Макс.” Благодаря настойчивости Роланда я наконец получил роль, на которую надеялся годами. Итак, мы отправлялись в черную дыру Калькутты.
Когда мы с Лизой прибыли в Калькутту, первое, что мы заметили, был грязный воздух, который окутал нас, когда мы выходили из аэропорта. Мы никогда раньше не были в Индии, поэтому на самом деле не ожидали, что выйдя в ночную духоту, обнаружим такой густой смог, что едва можно было видеть в десяти футах перед собой. Мы сели в машину и поехали в наш отель посреди абсолютно сюрреалистичного пейзажа. Несколько уличных фонарей немного освещали темноту, но из-за копоти в воздухе свет был рассеянным. Поэтому за окнами машины было странное жутковатое свечение, и казалось, что призраки выходят из темноты и исчезают в ней.
Женщины были одеты в ниспадающие сари, а мужчины - в свободные хлопчатобумажные брюки и рубашки, и, несмотря на поздний час, люди были повсюду. Мы чувствовали себя так, словно попали в другой мир. Пока водитель лавировал в сумасшедшем потоке машин Калькутты, мы обнаружили одну из причин этого удушающего чада. Вдоль всех дорог бедные индусы готовили еду прямо на открытом огне. Топливом был сухой коровий навоз, от которого и шел едкий густой дым.
Сотни миллионов индийцев готовили на таких кострах, пользуясь самым дешевым из доступных видов топлива и внося свой вклад в огромное облако смога, которое висело над страной месяцами подряд.
Роланд хотел поставить меня прямо в ту ситуацию, в которой оказался Макс Лоу. Поэтому на следующее утро он отвез меня в Дом для умирающих Матери Терезы — место, куда приходят умирать самые обездоленные из индусов. В каждой стране мира есть бедные люди, но уровень бедности, который вы видите в Индии, ошеломляет. Маленькие дети с тонкими ручками и ножками, с ввалившимися от голода глазами. Взрослые люди с ампутированными конечностями, люди, покрытые гнойными язвами. Среди индийской бедноты царит такой уровень отчаяния, которого я никогда раньше не видел, но там же открывается и мир удивительного духовного богатства. И Роланд хотел, чтобы я не просто увидел это, но и погрузился в этот мир, как это сделал Макс Лоу.
В больнице Матери Терезы я делал все, о чем просила меня старшая медсестра. Когда она увидела, что я не боюсь прикасаться к больным, она поручила мне работать с ними. Я вымыл руки умирающему мужчине, сидел, положив голову истощенной женщины себе на колени, помогал приводить в порядок обделавшихся детей.
Да, я проводил исследование для фильма, но реальность выходила далеко за рамки. Невозможно было не быть тронутым глубочайшей нуждой, царившей вокруг нас. Это заставило меня забыть, что я звезда и еще раз осознать, как нам повезло, что у нас в Америке такая комфортная жизнь.
Следующее испытание, которое нам устроил Роланд, было еще более шокирующим. Он отвез нас в уличную больницу, одну из тысяч по всей Индии, где недорого помогают людям, не имеющим денег на прием у настоящего врача.
Пока мы были там, я видел маленького мальчика, не старше семи-восьми лет, который впервые попал сюда пару месяцев назад с сильно обожженными руками. Ему сделали тогда перевязку, и вот он пришел снова, потому что эти бинты, теперь насквозь грязные, прилипли к его коже. Он мучился от боли, и эти гниющие бинты необходимо было снять. Я взял его ручонку в свои руки и попытался отлепить бинты от кожи. В моем распоряжении были только соленая вода вместо антисептика и швейцарский армейский нож. Места ожогов сочились сукровицей, а я просто пытался вытащить прогнившие нитки бинта из складок кожи. Мальчик видел, что я расстроен, поэтому он протянул руку, чтобы попытаться помочь, как будто утешал меня. Он даже не плакал.
Через пару часов мне все же удалось освободить его руки от заскорузлой повязки. Я еле сдерживал слёзы.
В тот же день мы поехали на третий адрес - на этот раз это был лепрозорий в Титигаре. Роланд хотел добиться от меня полной перезагрузки. Он хотел поставить меня на место этого молодого врача, всецело занятого своими переживаниями, у которого внезапно открываются глаза на окружающий мир. И ему это удалось, потому что поход в лепрозорий определенно перевернул мое сознание.
Мы все сели за стол с заведующим клиникой, и вскоре вошел молодой человек, чтобы подать чай. Но когда я увидел пару рук без пальцев, осторожно ставящих передо мной мою чашку, это был тот самый момент, когда я должен был решить: остаюсь я или ухожу? Я ничего не знал о проказе и понятия не имел, заразна она или нет. Но отказаться от чая из-за того, кто его подавал, было бы более чем оскорбительно. Это означало бы отказаться от всего, ради чего я сюда пришел.
Мы с Роландом посмотрели друг на друга и одновременно отпили из своих чашек. Это было как крещенье огнем: назад дороги не было. Я решил, что остаюсь, к лучшему это будет или к худшему. В тот момент я полностью посвятил себя тому, что мы здесь собирались делать.
В течение примерно четырех месяцев съемок в Калькутте мы сталкивались со всеми мыслимыми и немыслимыми препятствиями. Съемки проходили во время первой войны в Персидском заливе, поэтому антиамериканские настроения были в разгаре. Огромные толпы собирались у моего отеля, крича: “Американцы, убирайтесь домой!”. Протестующие забрасывали съемочную площадку самодельными бомбами, и хотя они были начинены безвредным джутом, а не зарядами, которые могли убить или ранить, все равно было чертовски страшно видеть, как одна из них перелетает через стену съемочной площадки. Продюсеры наняли более сотни индийских полицейских в качестве охраны, но чаще всего эти ребята при первой же реальной опасности просто пытались раствориться в толпе.
С самого начала Роланд сказал всем американцам и британцам из актерского состава и съемочной группы, что, если нас спросят, мы должны говорить, что мы канадцы или австралийцы. Через несколько недель, когда стало ясно, насколько агрессивными становятся выступления толпы, он провел еще одну встречу со всеми нами. “Если вы чувствуете, что ваша жизнь в опасности, - сказал он, - вы можете уезжать домой с полным моим одобрением”. Есть много режиссеров, которые заставили бы всех остаться, что бы ни случилось, но Роланд был слишком порядочным и благородным человеком, чтобы вести себя подобным образом. Никто не уехал. Как говорили актеры и съемочная группа, мы выполняли миссию от Бога.
Война в Персидском заливе была не единственной причиной нашей непопулярности в Калькутте. Сюжет бестселлера Доминика Ла Пьера "Город радости", по которому был снят фильм, вызвал в Индии большие споры. Некоторые считали, что книга выпячивает худшие стороны Индии и, очерняя индусов, выставляет героем белого человека. Но Роланд верил, что эта история раскрывает универсальные истины, что она проникает в самую суть того, что значит быть человеком и что значат семейные узы. Он твердо верил в будущий фильм и был полон решимости снять его, несмотря ни на что.
Роланд предвидел проблемы в Индии, поэтому принял меры предосторожности и построил гигантскую декорацию, имитирующую трущобы Калькутты. Их площадь была огромна — пять акров — и локация получилась настолько реалистичной, что, когда вы смотрите фильм, вы не можете поверить, что он действительно целиком был снят на съемочной площадке. Возведение этих декораций потребовало восемь недель. Сотни рабочих трудились, чтобы создать лачуги, заваленные мусором переулки и проточную канализацию трущоб. Наш квазитрущобный квартал был окружен высокой стеной с колючей проволокой наверху, не только для того, чтобы закрыться от протестующих, но и для того, чтобы помешать беднякам Калькутты переехать сюда.
На съемочной площадке было грязно, как в настоящих трущобах, и почти всю съемку моя одежда и кожа были покрыты грязью. Мы также боролись с “делийским животом”*, от которого меня так тошнило, что мне пришлось научиться справляться с рвотой и диареей одновременно. (Для справки: вы сидите на унитазе, и вас рвет в ванну. Не рекомендуется повторять в домашних условиях.)
*Википедия предлагает вариант перевода “дирофиляриоз”, не буду выяснять, так это или нет. Хотелось бы верить, что Суэйзи имеет в виду не что-то большее, чем типичная болезнь индийских туристов - дизентерия.
Из-за грязной воды у меня начался такой сильный конъюнктивит, что я почти ничего не видел, а еще в одной сцене меня случайно ранили ножом в руку. Я чувствовал себя реальным Максом Лоу, испытывая шок от открытия Индии и влюбляясь в нее одновременно.
Возвращение в отель "Оберой" после съемок всегда было странным переживанием. Отель был настоящим оазисом роскоши среди бедности Индии, и всегда казалось удивительным возвращаться к чистым простыням и обслуживанию номеров. А однажды вечером, когда я устроился поудобнее, чтобы посмотреть запись телепередачи о вручении премии "Оскар", всё показалось мне еще более сюрреалистичным. Смотреть на всех этих голливудских звезд, одетых в роскошные наряды, на женщин, увешанных драгоценностями стоимостью в миллионы долларов, было странно. И там был момент, который я никогда не забуду. Вупи Голдберг получила премию "Оскар" за лучшую женскую роль второго плана в фильме "Призрак" — впервые почти за пятьдесят лет эту награду получила афроамериканка.
Публика бесновалась, когда она поднималась на сцену, а когда она произносила свою речь, тишина стояла просто гробовая. Ее речь была очень короткой — она поблагодарила свою семью, компанию “Paramount” и Джерри Цукера, а затем назвала мое имя. “Я должна поблагодарить Патрика Суэйзи, этого отличного парня, который подошел к ним и сказал: ”Я хочу сниматься в этом фильме с ней", - сказала она. Наблюдая за происходящим в своем номере отеля в Калькутте, я был невероятно тронут неожиданной благодарностью Вупи. Это значило для меня больше, чем я когда-либо мог выразить.
Дата выхода "Города радости" была перенесена на три месяца раньше, чем планировалось, так как спонсоры Роланда стремились отбить свои деньги. Роланд хотел, чтобы в его распоряжении были эти три месяца на то, чтобы больше рассказать о фильме перед премьерой и, так сказать, подогреть аудиторию, но он был не в той ситуации, когда можно было сказать "нет". В итоге релиз был назначен на апрель 1992 года.
К сожалению, в этом месяце был вынесен вердикт по делу Родни Кинга* и произошли беспорядки в Лос-Анджелесе. Ситуация накалилась так, как не накалялась со времени городских беспорядков после убийства Мартина Лютера Кинга-младшего в 1968 году. Город захлестнула волна мародерства и беспредела, и мэр объявил комендантский час по всему городу.
*Родни Кинг - чернокожий преступник, который стал своего рода провозвестником BLM.
Как раз в тот момент, когда этот удивительный фильм попал в кинотеатры, никто в Лос-Анджелесе не смог его посмотреть. А по всей остальной стране люди были прикованы к своим телевизорам, наблюдая за репортажами о беспорядках, вместо того чтобы идти в кино. Невозможно было выбрать худшего времени, чтобы выпустить в свет "Город удовольствий".
Я был морально раздавлен. Я действительно верил, что снятая нами светлая история имеет все шансы стать классикой кино. Все, на что я надеялся перед началом съемок, сбылось — Роланд продемонстрировал невероятную работу над кадром, операторская работа была фантастической, а финальный монтаж - прекрасным. Сам же я, закончив работу над "Городом радости", впервые по-настоящему почувствовал, что сделал абсолютно все, что мог, в меру своих возможностей. Видеть, как рушится всё, чего я ждал, было просто душераздирающе.
И, конечно же, это загнало меня в пучины отчаяния, потому что я начал винить себя в провале фильма. Я все еще испытывал неуверенность как актер. Независимо от того, насколько очевидной была роль внешних факторов в неуспехе проката, я не мог избавиться от ощущения, что сам был виной неудачи.
Я позвонил Роланду через неделю после премьеры фильма. “Надеюсь, ты не разочарован тем, что выбрал меня”, - сказал я срывающимся голосом. Он был таким хорошим человеком и таким великим режиссером, что во мне всё переворачивалось при мысли, что он может пожалеть, что дал мне эту роль.
“Конечно, нет, Патрик, - ответил он. - И могу только надеяться, что ты не разочарован тем, как я срежиссировал этот фильм.” Ответ Роланда был как раз тем, что мне необходимо было услышать, но этого чувства облегчения хватило ненадолго. Я вложил столько энергии и страсти в "Город удовольствий" и смел надеяться, что это станет поворотным моментом в моей актерской карьере. То, что фильм прошел далеко не так хорошо, как мы надеялись, было сокрушительным — даже несмотря на то, что фильм изменил мнение обо мне в Голливуде, а DVD-продажи были довольно высоки. Но первоначальный прием фильма загнал меня в беспросветное отчаяние, из которого я не знал, как выбраться.
Я не очень много пил в течение предыдущего года или около того, сократив потребление алкоголя после долгого периода, когда пил помногу. В течение почти десяти лет после смерти моего отца я употреблял реально много пива и вина, а иногда прикладывался и к чему покрепче, от чего мне просто срывало крышу. Мы с Лизой иногда ссорились из-за этого. И пока я был в Калькутте, я практически стал трезвенником.
Но разочарование в "Городе удовольствий" снова привело меня к саморазрушению. Я поддался тем демонам, которые вечно пытались подорвать мои силы, и потратил много времени на самоугрызения, что был недостаточно хорош. Эти чувства были такими всепоглощающими, что я начал впадать в серьезную депрессию, хотя в то время я этого не осознавал. Глушить себя алкогольными парами было все равно что подливать масла в огонь. И именно этим я и занимался.
Следующий фильм, в котором я снялся, был “Отчаянный папаша”, о жулике Джеке Чарльзе, который по воле обстоятельств становится настоящим грабителем.
В этом персонаже была харизматичность, а режиссер, Даррелл Роодт, был талантливым новичком.*
*”Отчаянный папаша” стал седьмой режиссерской работой этого выходца из ЮАР, а в его шестом фильме (который был признан небезынтересным) снималась Вупи Голдберг. Думаю, у Патрика Суйзи и правда были надежды, что фильм получится неплохим. но....
Но по отношению к моему персонажу из “Города удовольствий” это был явно не шаг вперед.
Правда, по сравнению с Максом Лоу любая роль казалась бы разочарованием.
Меня нагнали все те сомнения, которые мучили меня долгие годы. Почему мне не предлагали проектов того уровня, которого, как мне казалось, я достиг - или по крайней мере стремился? Годами я хорошо делал свою работу и старался отказываться от денег ради денег. Я учился, исследовал, надрывал задницу и верил в себя, несмотря ни на что. Но я не добился чего хотел. Почему?
Я могу вынести много боли и оскорблений, но если тебя бьют достаточно долго и сильно, в тебя наконец закрадывается сомнение. Кого я здесь обманываю? Может быть, я просто лгу себе.
Мой персонаж в “Отчаянном папаше”, Джек Чарльз, написан в более мрачных красках, чем предыдущие герои боевиков.
Он принимает верное решение в конце фильма, но он по-настоящему отчаянный и отчаявшийся, он в бегах. У меня всегда были проблемы с выходом из образа после того, как режиссер говорил “Стоп, снято”, и этот раз ничем не отличался. Как всегда шутит Лиза: “Пожалуйста, только не снимайся в роли убийцы с топором! Я не хочу, чтобы этот тип заявился ко мне домой!”
Итак, я был плохим парнем сутками напролет, а это подталкивало меня ко все более мрачным мыслям.
Во время этих съемок я пил как никогда раньше.
Однажды ночью я так напился, что утром меня не могли поставить на ноги. Персонал был в шоке: все решили, что я впал в кому, но все знали, что если на съемочной площадке окажется “Скорая помощь”, эта новость моментально разнесется по всем газетам. Они хотели защитить меня от нездоровых сенсаций, но что, если я действительно нуждался в медицинской помощи? К счастью, в кому я не впал, но впереди у меня было еще много утр, когда я еле заставлял себя выйти на площадку и все время озирался в поисках выпивки.
Лиза попросила Рози, нашу ассистентку, не пересказывать ей истории, какие приключались, пока Лиза отсутствовала. Это слишком огорчало ее, потому что она понимала, что ничего не может поделать.
Но однажды Лиза прилетела в Лас Вегас, где мы снимали, чтобы провести время со мной, и стала свидетельницей одной из самых отвратительных сцен. Это было непосредственно при съемке. По сюжету, я должен был находиться на заднем сиденье машины, но я был так пьян, что постоянно терял сознание и соскальзывал вниз, выпадая из кадра. Камеры всё это снимали.
Для любого человека, который заявляет о своем профессионализме, эта ситуация - просто дно. Ниже некуда падать. Я понимал, что предаю свои же собственные идеалы, но не мог остановиться. Практически одним махом мне удалось уничтожить то хрупкое чувство собственного достоинства, которое появилось у меня после выхода "Города радости".
Для Лизы наблюдать за всем этим было невероятно мучительно. Она перепробовала все, что только могла придумать, умоляла, спорила, боролась — но ничего не помогало. Мы устраивали ужасные перепалки с криками, поскольку наша огромная страсть друг к другу переросла в очень эмоциональные драки. Страсти разгорелись неистово, все пошло наперекосяк, и Лиза была почти готова сдаться. В ней проснулся инстинкт самосохранения, и она начала переходить от попыток спасти меня к попыткам позаботиться о себе.
В то время Лиза не представляла, как справляться с тем, что происходило со мной и с нами. Она пыталась изменить мое поведение, не понимая, что единственным человеком, который мог это изменить, был я. Переговоры, споры и угрозы не работают, хотя со стороны это выглядит столь естественными попытками что-то улучшить. Но ее действия только ухудшали ситуацию для нас обоих, к ее разочарованию.
Все встало на свои места, когда я вернулся домой в Лос-Анджелес после окончания съемок. Я вошел в дверь, и Лиза увидела, что я пьян. Она сидела за обеденным столом с нашим другом Николасом, и, как она рассказала мне позже, она повернулась к нему и сказала: “Как бы я хотела, чтобы он сейчас просто ушел. Я больше не могу”.
Лиза ничего не сказала мне в тот вечер. Но на следующий день, когда я проснулся и зашел на кухню, она спросила: “Бадди, что ты планируешь делать?”
“О чем ты? - переспросил я. - Почему ты спрашиваешь?”
“Потому что я хочу знать, что МНЕ делать,” - сказала она.
Она смотрела на меня так грустно и серьезно. Я никогда ее раньше такой не видел. И я понял, о чем она говорит.
В тот момент я осознал, что далеко не так хорошо контролирую свою жизнь, как мне казалось. Что касается выпивки, я всегда верил, что могу бросить, когда захочу. Я всегда чувствовал, что проблема не в алкоголе — проблема была в боли и неуверенности в себе, которые заставляли меня искать спасение в выпивке. Алкоголь был симптомом, а не самой болезнью.
Но, взглянув на лицо Лизы, я понял, что просто отрицал объективную реальность и старательно игнорировал то, как это влияло на мою жену. И именно тогда я начал признавать, что был беспомощен перед лицом эмоций, которые толкнули меня на это саморазрушительное поведение.
“Я собираюсь свалить куда-нибудь и собрать мозги в кучку,” - сказал я.
Лиза подумала, что я имею в виду рехаб*
*В США с проблемой пьянства начали бороться “гуманными способами” довольно давно, Общества анонимных алкоголиков появились еще в 1935 году. Но они так мало помогали, а дети-цветы в 1960-х добавили в список замутняющих сознание веществ столько нового и вкусного, что к 1970-м годам по всем Штатам начали открываться рехабы - центры реабилитации от зависимостей. С российскими вытрезвителями они, естественно, не имели ничего общего. Первые рехабы стали в итоге парамилитаристской сектой. Сеть рехабов в США была чем-то вроде отдельной финансовой империи.
Я думал не о рехабе. Я хотел найти укромное место, где сам вытащил бы себя за волосы из того болота, в котором оказался.
Мне нужно было заново разыскать смысл жизни, ни больше ни меньше.
Уже спустя 2 дня я прибыл в психологический центр в Тусконе**.
**Центр по исследованию сознания в Тусконе, Аризона, организован при Аризонском университете и включает в себя НИИ, клиники и даже группы медитации. Типично для Америки.
Сначала меня смутил тот факт, что они, казалось, хотели говорить только об алкоголе, потому что было так много других глубинных проблем, которые мне нужно было решить. Мне также не нравилось ощущение того, что на меня могут повесить ярлык “еще один спившийся актер, который решил встать на путь исправления”. Но через месяц я начал чувствовать себя более уверенно. Я снова начал брать на себя ответственность за свою собственную жизнь, именно там мне дали инструменты для этого.
Одна из самых трудных вещей, которую нужно осознать, заключается в том, что брать на себя ответственность - это не то же самое, что брать на себя вину. Говорить “это моя вина” - значит не брать на себя ответственность, а выносить приговор самому себе. Для меня взять на себя ответственность означало выяснить, что было не так в моей жизни, что заставляло меня пить. Подтвердить, что я спиваюсь из-за эмоций, значило признать свою вину. А взять на себя ответственность - значило осознавать это и предпринимать шаги, чтобы обуздать себя.
Еще одна особенность реабилитации и причина, по которой у стольких людей, включая голливудских знаменитостей, продолжают возникать проблемы после нее, заключается в том, что это не быстрое решение — это только запуск процесса. Это как мышца, которую вы должны тренировать каждый день. Потому что, если вы действительно хотите измениться, вы должны стремиться к этому каждый день.
Вернувшись в Лос-Анджелес, я постарался не забывать обо всем этом. Но что действительно помогло мне вернуться в нужное русло, так это новая мечта. Я всю свою жизнь хотел быть пилотом и решил начать брать уроки пилотирования. Когда вы управляете самолетом, вы берете на себя максимум ответственности, поэтому там у вас не будет лишнего места и времени на алкоголь и внутренних демонов. Чтобы получить лицензию пилота, нужно невероятно усердно учиться — это все равно что получить диплом колледжа за сжатые сроки.
Я с головой окунулся в это дело, благодарный за то, что получил от жизни новый вызов.
Как только я начал приходить в себя после пьянства и депрессии, мои отношения с Лизой начали налаживаться. Я присоединился к ней в Нью-Йорке, где она получила одну из двух главных женских ролей в "Безумствах Уилла Роджерса" в театре "Палас" на Бродвее. Она сыграла Фаворитку Зигфельда. У нее был сольный номер, демонстрировавший ее прекрасный голос и огромную харизму на сцене.
Лиза была в восторге от того, что будет играть главную роль на Бродвее, и я был рад быть рядом с ней. Мы пробыли в Нью-Йорке шесть месяцев, это было наше первое длительное пребывание там с конца семидесятых. И мы наслаждались каждой минутой этого времени.
Тем временем я снова начал искать хорошие роли в кино. К счастью, следующая роль, которую я получил*, была действительно забавной - я сыграл персонажа по имени Пекос Билл в диснеевском фильме "Легенды Дикого Запада".
*Из песни слов не выкинешь, до “Легенд Дикого Запада” был еще фильм “Три желания” режиссера Марты Кулидж (которой чуть позже принесет всемирную славу режиссерская работа в “Сексе в большом городе”). Герой Суэйзи в “Трёх желаниях” безусловно обаятелен, но вызывает двойственные ощущения. Сам Патрик предпочел этот фильм не упоминать, но если вдруг хотите поинтересоваться, что же он скрыл, то… вот ссылка:
Игра в Пекоса Билла** позволила мне побыть ковбоем и целый день скакать на лошадях, что было бальзамом на мою душу. Каждый раз, когда я сажусь в седло, мир вокруг меня становится ярче. Мне было чертовски весело сниматься в этом фильме, и это вернуло меня к роли настоящего героя.
**Пекос Билл - один из самых ярких персонажей ковбойского фольклора.
Если б я знал, что уже в следующем фильме мне придется сменить наряд сурового ковбоя на… миленькое платьице.
