Публикуя стихотворение "Есть у всех: у дураков и у прочих жителей Средь небес и облаков ангелы-хранители" даже не сомневалась, что многие вспомнят другое стихотворение, вернее, песню:
Спасибо подписчику за отзыв. Не противоречит ему и мнение протоиерея Михаила Ходанова. Правда, с сетованиями на неласковый образ рая: "Это - знакомые отголоски переживаний Высоцкого, которому кажется порой, что Бог, прежде всего - Карающий Мститель и будет наказывать грешников, насылая на них истребителей-ангелов, дабы уничтожить неверный род людской. Чего-чего, мол, а истребителей в горнем мире предостаточно, знаем..." Не берусь судить, как там с точки зрения богословов,верно или нет. Для меня это песня прежде всего о дружбе, о воинском братстве, что бывает крепче кровного родства. А уж христианская это заповедь, или общечеловеческая, пусть каждый выберет сам.
"В боях и атаках раскрывались и выковывались характеры. Что может быть трагичнее, чем утрата близких, родных и друзей? Как ведет себя человек один на один со смертью? На что способен он, на какой подвиг и самопожертвование, чтобы спасти друга?", - писал Высоцкий в сценарии "Монолога о военных песнях".
Песня лётчика-истребителя
Их восемь — нас двое. Расклад перед боем
Не наш, но мы будем играть!
Серёжа, держись! Нам не светит с тобою,
Но козыри надо равнять.
Я этот небесный квадрат не покину,
Мне цифры сейчас не важны, —
Сегодня мой друг защищает мне спину, —
А значит, и шансы равны.
Мне в хвост вышел «мессер», но вот задымил он,
Надсадно завыли винты.
Им даже не надо крестов на могилы, —
Сойдут и на крыльях кресты!
Я — Первый, я — Первый, они под тобою,
Я вышел им наперерез!
Сбей пламя! Уйди в облака! Я прикрою!..
В бою не бывает чудес.
Сергей! Ты горишь! Уповай, человече,
Теперь на надёжность строп!
Нет! Поздно — и мне вышел «мессер» навстречу.
Прощай! Я приму его в лоб!..
Я знаю — другие сведут с ними счёты,
Но, по облакам скользя,
Взлетят наши души, как два самолёта, —
Ведь им друг без друга нельзя.
Архангел нам скажет: «В раю будет туго!»,
Но только ворота — щёлк! —
Мы Бога попросим: «Впишите нас с другом
В какой-нибудь ангельский полк!»
И я попрошу Бога, Духа и Сына,
Чтоб выполнил волю мою:
Пусть вечно мой друг защищает мне спину,
Как в этом последнем бою!
Мы крылья и стрелы попросим у Бога —
Ведь нужен им ангел-ас,
А если у них истребителей много,
Пусть пишут в хранители нас.
Хранить — это дело почётное тоже:
Удачу нести на крыле
Таким, как при жизни мы были с Сережей,
И в воздухе, и на земле.
Варианты, черновики здесь: https://vk.com/page-50031359_54165993
В записи эта песня была использована в спектакле по пьесе Э. Володарского "Звёзды для лейтенанта" в Московском театре им. Ермоловой, а затем и Ленинградском театре имени Ленинского комсомола (1975). В последнем по времени выхода собрании сочинений под "Песней лётчика-истребителя" стоит дата "24 февраля 1968". Именно эту дату Высоцкий поставил на одном из черновиков. Но почему-то мне не кажется, что песня родилась в один присест. В интервью Валерию Перевозчикову вторая жена поэта Л. Абрамова рассказывала:
"...Но песни, действительно, выплескивались, — только так тогда они и рождались. Мое любимое воспоминание, одно из главных воспоминаний моей жизни…
После спектакля, к счастью — короткого (это был «Пугачев»), мы поехали в Дом Ученых — там был вечер авторской песни. Поехали потому, что там был Миша Анчаров. Володя его любил. Приехали уже к концу. Вечер проходил в буфете. Какая-то девушка с гитарой пела, по-моему, «Бабий яр» Евтушенко. Миша уже не пел, — он сидел и ждал Володю. <...> Это было после спектакля, а между репетицией и спектаклем почти наверняка был концерт: свободного времени уже почти не было. Поехали домой на такси совсем уже поздно. Мы вернулись, наверное, часа в два, — прозрачный, но уже рассвет. Тогда не было больших деревьев, в окно падал свет фонаря. Очевидно, Володя думал, что я заснула, а я думала, что он заснул… Покосилась на него, а он даже не мог раздеться — так устал. И он лег в белой сорочке — крахмальная такая сорочка, почти не помятая. И вот я лежу, кошусь на него одним глазом и вижу, как у него сорочка с левой стороны вот так ходит. Я все время боялась, что он перетрудится и сердце у него взорвется. Я с ужасом смотрю, как эта рубашка у него ходуном ходит. Потом он встал, пошел к столу, думая, что я сплю, нащупал гитару, — тот привычный шелестящий звук по ладам… Но в это время он обычно писал на бумаге. И сел писать, и написал: «Их восемь, нас — двое». Это у него заново родилась та песня, тот образ, тот «расклад перед боем». (Перевозчиков В.К. Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого")
Меня смущает это "заново". Выходит, песня уже была? С другим сюжетом? С другой идеей? Не на основании ли этих слов С. Жильцов в комментариях указывает стихотворение "Я - лётчик, я - истребитель // Вылетов шесть на дню..." начальным текстом этой песни? Там совершенно другая история и она не может быть первой частью дилогии об одном воздушном бое. Но, может быть, дилогии-то и не задумывалось изначально и только потом изменившийся сюжет позволил объединить две эти песни?
Вообще с этой дилогией интересная история. Песня от имени самолёта была написана раньше, чем песня лётчика. И исполнялась намного чаще, да и известна была больше. Песню же лётчика Высоцкий исполнял только как начало истории, когда просили спеть "Я — Як-истребитель" или когда сразу планировал исполнить обе:
— «Прошу Вас исполнить песню истребителя». Что за..? Есть такая. Пожалуйста. Ну, их две песни. Начнём с того, что их две: песня лётчика-истребителя и песня самолёта-истребителя. ГОЛОСА ИЗ ЗАЛА: <неразборчиво> В.В.: Вот я то и другое. Значит, вам не нравится песня лётчика, да? Нравится? Тогда я спою, если можно, ладно? Ну, хорошо. (1970)
— Ну вот, и вот в этой песне, которую я следующую вам спою — это песня самолёта-истребителя. Верней, даже лучше сначала я спою песню от имени лётчика. Это две песни об одном и том же воздушном бое. Первая поётся от имени лётчика, а вторая от имени самолёта. (1975)
Текстологи А.Е. Крылов и А.В. Кулагин тоже связывают эту песню с М. Анчаровым: "Написана под впечатлением от общения с М. Анчаровым на одном из вечеров авторской песни [со ссылкой на приведенные выше слова Л. Абрамовой - авт.] Мы Бога попросим: "Впишите нас с другом В какой-нибудь ангельский полк!" - реминисценция из "Баллады о парашютах" М. Анчарова ("И сказал Господь: - Эй, ключари, Отворите ворота в Сад! Даю команду - От зари до зари В рай пропускать десант!"); ср. также с песней А. Вертинского на стихи Б. Даева "Матросы" ("Она открывает двери матросам, попавшим в рай"). Странно, что не копнули ещё глубже и не вспомнили Валгаллу и викингов, ну да ладно. А восемь самолетов возникли в тексте тоже не просто так: "Они стояли молча в ряд... Их было восемь - реминисценция из рассказа И. Бабеля "Конкин" ("нас двое, а их восемь"), отозвавшаяся позже и в "Песне лётчика". (Высоцкий как энциклопедия советской жизни: комментарий к песням поэта. М., 2010. С. 41, 134-135). Хотя в черновике ясно видно, что восьмёрка переправлена из какой-то другой цифры, а в следующем куплете зачёркнуто "6 на 2", т.е. восьмёрка лучше легла в размер и ритм, но надо обязательно натянуть сову на глобус. Есть такая тенденция среди определенной части "высоцковедов-любителей" - всему найдут литературные истоки. В конце концов, реминисценция не всегда призвана подчеркнуть связь с литературной традицией, иногда она, наоборот, подчеркивает уникальность, новаторство произведения, его отличие от чужого текста. А уж что считать реминисценцией, пусть остается на совести текстологов. При желании любой фразе можно найти первоисточник, стоит только захотеть, ведь литература существует тысячи лет, всё уже сказано до нас, и неоднократно.
Интересна история "персидских бланков", на которых написаны черновые варианты двух песен об одном воздушном бое, песни лётчика и еще нескольких других. Надпись на фарси гласит:
"Министерство сельского хозяйства.
Тегеранская международная конференция по борьбе с саранчой"
Их привёз из Тегерана дедушка Людмилы Абрамовой - ученый, энтомолог, страстный любитель Востока. В 1968 году семейство жило в квартире родителей Абрамовой, опустевшей после смерти бабушки и дедушки. Высоцкий, как известно, писал на всём, что подворачивалось под руку: салфетках, пачках папирос, программках, на полях журнальных страниц, гостиничных бланках и рекламных буклетах. А тут попался под руку десяток чистых бланков, привезенных дедушкой жены в начале шестидесятых. Они и пошли в дело, смущая некоторых исследователей - неужели Высоцкий бывал и в Иране? Нет, он там не бывал. Но с дедушкой об Иране наверняка разговаривал.
Военная тема в творчестве и судьбе Владимира Высоцкого:
Спасибо, что прочитали. Если вам понравилась статья, познакомьтесь с другими материалами канала: Каталог статей "Стихии Высоцкого" . Лайки, подписка и комментарии тоже лишними не будут. Дзен требует активности подписчиков.
