В апреле 2023 у меня в работе была рукопись романа «Безымянная скрипка» от 2013 года (фундаментальный труд по Вселенной Расщепленной Звезды, трагедия в жанре мистического реализма с элементами хронофантастики; издан в 2023; см. подборку про Вселенную Расщепленной Звезды и видео о книге), со всеми недоразумениями, которые могли попасть в текст десятилетней давности. То, что рукопись моя, а не чья-то, роли не играет, потому что
задача редактора всегда одинакова — помочь автору передать мысль языком, соответствующим стилистической и жанровой направленности.
Иными словами, я не переписывала рукопись, я занималась рефакторингом (не меняя смыслы, меняя форму) — там, где это требуется для более точного попадания в задачу.
99% того, что я правила — клишейные формулировки и подражательные элементы из классической литературы. Пример: «меня била дрожь», «сердце неистово колотилось», «я приподнял бровь»; разные вводные конструкции слов автора, обращающиеся к читателю, чрезмерные саммари с выводами очевидного, что читатель и так понимает по контексту.
Из-за них текст выглядел графоманским полотном, из-за них он попахивал пыльной книжной полной, затхлыми страницами, и ну уж очень что-то напоминал.
Молодой автор формирует свой стиль исходя из того, что он читает, у него определенная читательская насмотренность.
Все, что меня бесило в старой рукописи — заученные фразы, заимствованные из классической литературы, реже — из популярной литературы в переводах, еще реже — попытки в юмор иронического детектива (в трагедии-то!).
Коктейль получился съедобный, но с точки зрения владения языком — удовлетворительный. Сейчас бы я каждое предложение формулировала иначе.
Я намеренно не переписывала, я редактировала — потому что рукопись была более 20 авторских листов, это нереально, и в бумажном варианте книга получилась на 550 страниц, настоящее орудие для убийства. Мне было интересно, что из этого получится, потому что мы помним про задачу редактора и про запрет на оценку и правки смыслов и идей.
Для меня текст выглядел коряво, потому что я знала свой текущий уровень, я судила и сравнивала, но этого вовсе не нужно.
Все мы формируем картину мира, познаем реальность, собираем сведения об окружающем пространстве и даем каждой вещи название; все мы черпаем знания извне, от родственников, друзей, коллег, из телека, соцсетей, фильмов и книг. Это касается не только знаний, это касается и языковых конструкций.
Несмотря на то, что я была умной в свои 18-19-20 лет, я не знала того, что знаю сейчас, а писательский стиль — как и вокабуляр — был из того, что я понимала о мире, из того, что я читала: и предпочитала я, судя по тексту, что-то в стиле Гете и «Страданий юного Вертера».
Я уж не говорю о манере повествования, сюжетных твистах, осознанности включения каждой детали каждого эпизода.
В некоторые моменты работы я недоумевала, зачем я что-то добавила в старый текст. Я, как детектив, разгадывала загадки — и 99% находила ответ: что не просто так. Про составление своей системы символов, аналитическую психологию и алхимию во всякой деятельности — моя философская проза, и я была бы не я, если бы не действовала согласно своей вере. О себе я тоже много чего узнала, что было не на поверхности — и это очередное подтверждение тому, что автор должен доверять себе и своему воображению, а воображение, к сожалению, недооценено. Автор всегда добавляет что-то зачем-то.
Общее впечатление от «Безымянной скрипки» — ощущение депрессивного, нарастающего, подступающего звездеца, странности, «что-то не так», но все утверждают обратное. Мне, как читателю, было интересно читать, и не только потому что я ничего не помнила (такое у меня свойство памяти — я всегда перечитываю свои книги как в первый раз, как будто это не я писала), я с сожалением останавливалась на правках, пыталась сохранить деталь, на которой споткнулась — и исправить гнутое звено в цепи.
Книга тяжелая. Иногда мерзкая — когда понимаешь, что каждое слово надо воспринимать шиворот-навыворот, что красавицы и чудовища поменяны местами, а любовь это боль.
Когда-то я пила растворимый кофе и думала, что это вкусно; когда-то я заваривала кипятком пережженый молотый кофе в кружке и давилась жмыхом, искренне считая, что это на порядок лучше. Теперь я могу сделать себе эспрессо на кофейной станции, сама выбираю жерно, обжарку, помол, сама делаю из 17 граммов молотого по весам 36 граммов эспрессо по таймеру, сама взбиваю молоко в питчере, и звук уже не похож на крики грешников в аду Данте…
На мастерство ушли годы. И я еще учусь. Даже за последний год я выросла, что говорить о десяти лет.
То, как я писала в 2013 это нормально, то, как меня сейчас корежит — потому что я оцениваю, а не наслаждаюсь чтением — тоже нормально. Правда в том, что большинство читателей не заметят разницу, они читают ради сюжетов… Это я, зануда, сужу текст с точки зрения эстетики языковых конструкций и верности подобранных формулировок для передачи образов и смыслов. Я это называю синдромом Томаса Манна.
Ваш авторский стиль это процесс, а редактура — процедура.
Не надумывайте, не судите себя строже, чем судят критики — ибо вы на каждой ступени своей эволюции уже выше, чем раньше.
Развивайте насмотренность, читайте книги, они облагораживают и разум, и душу.
Аудио-версия статьи в подкасте «Голос писателя»:
