Вот почему бы не поговорить о том, как оформляется судебный акт? Просто поговорить, без особо напористой или язвительной критики, без излишних обвинений, намёков и эмоций. Как знать — может быть размышления на подобную тему могли бы и оказаться полезными.
Прежде всего было бы желательно исходить из того, что всякий судебный акт (в терминологии АПК РФ — судебный акт, в терминологии ГПК РФ — судебное постановление, — a propos, было бы вообще-то неплохо выработать единую терминологию для всякого судебного процесса, хотя бы того ради, чтобы каждый раз не приходилось оговариваться в том или ином зале или статье, поясняя чтó именно ты имеешь в виду, словно говоришь с иностранцами), есть совершенно завершённое судебное суждение по тому или иному вопросу. Нелишне вспомнить, что как совершенно завершённое суждение судебный акт становится объективным и связывает сам по себе уже всех субъектов, в том числе и членов суда, сколько бы их ни было. Иногда такое связывание может быть весьма и весьма существенным, так как оно может приводить даже к субъектным ограничениям, например, к отводу судьи. Именно поэтому любой судебный акт должен быть строго формальным: или быть изготовленным в виде отдельного документа, или быть вписанным в протокол судебного заседания. Но в любом случае такой акт должен и может рассматриваться уже отдельно от субъекта его вынесшего. Даже и в том случае, когда по нему требуются (хотя в норме этого быть не должно!) дополнительные пояснения. Даже в последнем случае эти пояснения всё-таки даёт не субъект, постановивший такой акт, а соответствующий суд, причём, быть может, и в другом субъектном составе, нежели тот, который этот акт учинил.
Судебный акт государственного суда, согласно действующим традициям (совсем неглупым и не неразумным) и законодательным установлениям должен иметь четыре части:
- вводную,
- описательную,
- мотивировочную
- резолютивную.
Судебный акт третейского суда, кроме того, согласно нынешнему законодательству (исключение — международный коммерческий арбитраж. Зачем это исключение сделано — неясно. Скорее, тут надо отвечать на вопрос: „почему?“), должен содержать обсуждение компетенции третейского суда. Я бы отнёс такое обсуждение к особой части, не сводящейся к первым четырём. Назовём эту часть компетенциарной.
Представляется, что можно показать, что компетенциарная часть акта третейского суда не сводится ни к вводной, ни к описательной, ни к мотивировочной, ни к резолютивной. Но доказательство такого рода, хотя оно само и интересно и обсуждаемо как по своему результату, так и по методу, целесообразно пока оставить за рамками этого эссе.
Если внимательно присмотреться к ст. 198 ГПК РФ и ст. 170 АПК РФ, то можно узнать много интересного о том, чтó, в сущности, должно излагаться в каждой из описанный четырёх частей решения. Не теряя общности, можно с определёнными оговорками добавить: и любого судебного акта.
Вводная часть
В вводной части судебного акта по версии п. 2 ст. 170 АПК РФ должны быть непременно указаны: наименование арбитражного суда, принявшего такой акт (ясно, что это существенно для проверки подсудности), состав суда (это существенно для проверки субъектной компетенции акта), фамилия лица, которое вело протокол судебного заседания (та же причина, по которой указывается и состав суда), номер дела (идентификация дела, в котором принят судебный акт), дата и место принятия акта (это необходимо для того, чтобы установить - когда этот акт возник и не были ли нарушены субъектные права, например, лиц, участвующих в деле), предмет спора (с помощью предмета спора, очевидно, сделана попытка идентифицировать самый спор, хотя нельзя признать, что эта попытка корректна в данном случае), а далее — указывается идентификация субъектов, фактически принимавших участие в заседании, и источники их полномочий (понятно, что такие данные имеют существенное значение).
Согласно п. 2 ст. 198 ГПК РФ вводная часть также состоит практически из тех же данных, но с некоторыми оговорками.
Первая особенность состоит в том, что по версии ГПК РФ в судебном акте нет необходимости, оказывается указывать на источники полномочий лиц, участвовавших в принятии такого судебного акта. Никакого рационального объяснения этому феномену лично я не усматриваю. А упущение это может быть весьма существенным.
Вторая особенность заключается в том, что ГПК РФ прямо разделяет предмет спора и заявленные требования. И разделяет, заметим, вот в данном случае значительно более рационально, нежели АПК РФ.
Для того, чтобы понять, что в данном случае правы именно авторы ГПК РФ, а не авторы АПК РФ, достаточно обратить внимание, что не все заявленные требования вообще составляют именно предмет спора. В делах особого производства может и не быть никакого спора, а, следовательно, и предмета такового, а, тем не менее, предмет самого дела будет — заявленные требования. Обратим теперь внимание на то, что и арбитражные суды ведут теперь дела особого производства, пусть и в меньшем объёме, нежели суды общей юрисдикции, но вот ст. 170 АПК РФ составлена всё-таки так, как она составлена.
Стоит обратить тут внимание на то, что по крайней мере одно из требований п. 2 ст. 198 ГПК РФ и п. 2 ст.170 АПК РФ судами практически всегда не исполняется.
Во всяком случае вовсе немаленькая практика автора этих строчек говорит именно об этом. В архиве автора есть десятки, если не добрых полторы сотни, всевозможных судебных актов (в том числе буквально коллекционных), но практически ни в одном из них нет указания... знаете на что? — на место его принятия. И, как представляется, такое несоблюдение закона следует считать более, чем существенным, особенно в рассуждении, например, возможности для того или иного участника процесса прибыть в судебное заседание.
Описательная часть
Если внимательно обобщающим взглядом окинуть правила п. 3 ст. 170 АПК РФ и п. 3 ст. 198 ГПК РФ, то можно увидеть, что описательная часть судебного акта представляет собою указание на те исходные обстоятельственные данные, на которых суд строит свои умозаключения как в самом процессе такого рода построений, так и в их итоге. Совершенно очевидно, что именно описательная часть решений указывает на те объективные ограничения и отправные точки, в которых работал суд. А поскольку судебное суждение не есть суждение научное, и оно происходит во вполне определённых ограничениях, то описательная часть должна считаться, пожалуй, ещё более важной для судебного акта, нежели часть вводная.
Согласно версии п. 3 ст. 170 АПК РФ описательная часть судебного акта состоит из изложений заявленных требований и возражений (интересно, но совершенно необъяснимо — отчего в этой части судебный акт должен дублироваться: один раз предмет спора излагается во вводной части, а второй раз — в описательной. Такое странное дублирование может быть объяснено только тем, что составители кодекса по какой-то им ведомой причине не считают заявленные требования предметом спора. Но что же тогда есть предмет оного? Или они всё-таки спохватлись, что не все заявленные требования составляют предмет именно спора, но тогда отчего эти требования должны излагаться именно в описательной части, а не во вводной, где уже предусмотрено указание... правда на предмет именно спора. Словом, особо последовательной логики тут не усматривается), объяснений, заявлений и ходатайств лиц, участвующих в деле.
Примерно того же требует и п. 3 ст. 198 ГПК РФ.
Исключение составляет только то, что по версии ГПК РФ не требуется излагать ни заявлений, ни ходатайства лиц, участвующих в деле. Вряд ли такую редукцию по сравнению с правилом АПК РФ следует считать разумной.
Тем более, что в пп. 6) п. 2 ст. 33 ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации» и ст. 34 ФЗ «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации» установлено, что вот как раз третейский суд должен указать, по крайней мере в своём решении, ходатайства сторон.
Да это и разумно, ведь эти ходатайства составляют часть тех границ, в которых действует суд. Например, если в деле появилось хоть какое-то доказательство, то по существующим ныне правилам единственным законным источником такого доказательства может быть только и исключительно инициатива участника гражданского судебного процесса и в той ровно мере, в которой эта инициатива проявлена. А тогда это ходатайство и должно быть изложено как именно ограничение в судебном суждении.
Тем не менее, как представляется, в описательной части по версии обоих кодексов явно не хватает описания самих доказательств, из которых исходил суд, и их содержания. Не могу даже представить себе причину, по которым законодатель и авторы, готовившие тексты кодексов, явно пропустили это указание. Я не в силах предположить, что содержание самих доказательств, то есть базиса судебного решения, предполагалось ими менее существенным, чем например, указание на персону того, кто вёл протокол.
Из того, что нами уже было рассмотрено: содержания описательной и вводной частей судебных актов (постановлений) по версии как АПК РФ, так и ГПК РФ, можно сделать совершенно чёткий обощающий вывод:
во вводной и описательной частях судебного акта содержатся данные прежде всего об ограничениях, в которых выводится судебное суждение, кроме двух ограничений: норм порядка разрешения спора (процессуальные нормы) и норм оценки аргументов спора по их существу (материальные нормы), но нет ещё самого по себе такого суждения. Ни суждения как процесса, ни суждения как результата такого процесса.
Лично мне весьма трудно объяснить — отчего все указанные ограничения распределены между двумя частями судебного акта. Можно было бы предположить, что во вводной части располагаются субъектные ограничения, а в описательной — объектные, но тогда нельзя понять отчего именно во вводной части надлежит указывать предмет (но не основания!) требований. И уж совсем никак не догадаться — почему основания требований не должны быть выписаны прямо и чётко в описательной части. Однако, как бы то ни было, наш вывод представляется верным: совокупность вводной и описательной частей судебного акта составляет информацию о наборе именно субъектно-объектных (но ещё не объективных!) ограничений в суждении.
Если при этом рассматривать судебный акт как внешний документ, то из этих сведений существенными являются: предмет рассмотрения и субъекты рассмотрения. Установить основания заявленных требований строго говоря, из судебного акта не представляется возможным, так как они, говоря вообще, не подлежат обязательному в нём указанию. Это — странный и почти парадоксальный вывод: ведь ограничение на получение дальнейшей судебной защиты упирается всегда именно в то, что она не предоставляется именно тем же лицам (они в акте указаны), по тому же предмету (также есть в требовании к судебному акту) и по тем же основаниям (а вот этого как раз может и не быть!).
Разумеется, чаще всего из судебного акта можно установить и основания заявленных требований, но как быть с ситуацией, когда, скажем, заявленный иск был безмотивно и без дальнейших объяснений просто признан истцом? Ведь тогда может вообще отсутствовать указание как на пояснения сторон, так и на мотивы удовлетворения иска. Как тогда, глядя только в решение, можно установить — по каким основаниям выдвигались требования, если закон, вообще говоря, не требует, как мы видели, как раз указания на основания их заявления? Истребовать дело? А всегда ли это вообще возможно? А не следует ли вспомнить, что по большей части категории дел, от самого дела-то лет через пятнадцать остаются одни только корочки с результирующим актом? И что делать тогда? Из чего следует делать вывод о таком весьма существенном моменте как наличие или отсутствие права на обращение в суд у того или иного субъекта?
Вот, не удержались от критики. Хорошо, будем сдержаннее и посмотрим — что говорится об остальных частях судебного акта.
Мотивировочная часть
Прежде всего тут следует отметить, что именно с мотивировочной части начинается самое интересное — собственно само судебное суждение. Можно даже сказать, что всё предыдущее в смысле самого по себе судебного акта было лишь внешним для него описанием, но именно с мотивировочной части начинается, собственно проявление судебного гнозиса, проявление суда как мыслящего.
Согласно п. 4 ст. 198 ГПК РФ в мотивировочной части и именно в ней, а не где-либо ещё (!), содержатся те обстоятельства, относительно которых суд пришёл к выводу, что эти обстоятельства им установлены, то есть являются достоверными в рамках рассматриваемого дела и, согласно уже иным нормам — обязательными по меньшей мере для участников процесса навечно, указание на доказательства, из которых суд произвёл указанное суждение об установленности обстоятельств, доводы, по которым суд отверг иные доказательства. Кроме того, суд именно в мотивировочной части обязан указать на два оставшихся ограничения своего суждения — ограничения уже не субъектно-объектных для него, а именно объективных: нормы порядка разрешения спора (процессуальные нормы) и нормы оценки аргументов спора по их существу (материальные нормы), которыми суд руководствовался.
А далее в двух абзацах указываются два вырожденных случая: признание иска и отказа в иске по причине пропуска срока исковой давности по причине признанной судом неуважительной.
Но при этом, обратим своё внимание: нет никаких требований относительно того, что суд обязан мотивировать такое существенное своё суждение как признание причин пропуска срока неуважительными. Это — заведомое упущение законодателя, ведь, в сущности, именно это суждение — суждение о неуважительности пропуска сроков исковой давности является единственным внутренним, то есть зависящим только от самого суда, основанием для отказа в предоставлении судебной защиты права субъекта. А представить себе немотивированный отказ в предоставлении судебной защиты легитимным может только тот, кто забывает о конституционности самого права на получение такой защиты.
Мотивировочная часть судебного акта в версии п. 4 ст. 170 АПК РФ выглядит более обширной и, отметим, более проработанной, нежели аналогичная норма п. 4 ст. 198 ГПК РФ. Вдобавок ко всему описанному выше относительно мотивировочной части в версии п. 4 ст. 198 ГПК РФ, в мотивировочной части судебного акта по версии п. 4 ст. 170 АПК РФ должно непременно содержаться рассуждение суда о примениости и соотносимости между собою тех или иных применяемых нормативов (пп. 3) п. 4 ст. 170 АПК РФ). Это требование выглядит совершенно разумным, так как совокупность объективных ограничений, строго говоря, имеет довольно сложную и не во всём даже иерархичную структуру; кроме того, в самой этой совокупности могут содержаться противоречия (чего, конечно же, в идеале быть не должно), которые влияют на мыслительное заключение о содержании самих по себе объективных ограничений в которых действует суд.
Правда, в контексте сказанного о правилах составления мотивировочной части по версии АПК РФ, становится совершенно уж непонятным диспозитивность указания на постановления Высшего Арбитражного Суда РФ по вопросам судебной практики. Непонятным ровно потому, что такого рода постановления (верно это или нет - другой вопрос) вообще-то носят для арбитражных как раз судов абсолютный характер и подлежат применению даже в том случае, когда такого рода заключения противоречат действующему законодательству, то есть имеют силу высших нормативов, наряду с Конституцией РФ.
Заметим тут же, что для третейского суда требования к мотивировочной части значительно уже: в пп. 7) п. 2 ст. 33 Федерального Закона «О третейских судах в Российской Федерации» и ст. 34 Федерального закона «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации», вообще говоря, не содержится требований, например, чтобы суд обосновывал отвержение тех или иных доводов или анализировал структуру применяемых норм. Допускаю, что подобное установление для третейских судов, вообще говоря, следует из того, что в этой как раз части акты третейских судов не являются диспутабельными. Кроме того, не следует забывать и о том, что судебные акты третейских судов не имеют и свойства нормативности.
Резолютивная часть
Самая, пожалуй, простая по своей структуре часть решения — резолютивная. причём версии обеих кодексов относительно резолютивной части как раз идеологически совпадают.
Исключение только в том, что версия АПК РФ в данном случае выглядит полнее, так как там прямо описано — что следует делать относительно судебных расходов, подлежащих взысканию в случае частичного удовлетворения первоначального и встречного иска. Но это только выглядит она так. На самом деле такое регламентирование является не только излишним, но и прямо ошибочным. Юридически с точки зрения материального права, составители АПК РФ выглядят не лучшим образом, поскольку всякое требование может быть прекращено во всяком положении зачётом однородного встречного требования (если, конечно, на содержится на то прямого запрета в законе), но для такого прекращения необходима как минимум воля одного из субъектов, а составители АПК РФ, вопреки прямому указанию закона на осуществление прав субъектом по его, субъекту усмотрению, передали такое право отчего-то арбитражному суду. Что, строго говоря, в корне неверно и сильно напоминает применение срока исковой давности судом по собственной инициативе, а не по инициативе ответчика.
Говоря же в общем, можно отметить, что резолютивная часть содержит судебное суждение как результат. В отличие от мотивировочной части, которая содержит такое суждение в качестве процесса такового.
О логических ссылках
И вот тут, уже придя к некоторым обобщениям, в соответствии с которыми вводная и описательная части оказались в одной группе, а мотивировочная и резолютивная — в другой, можно поговорить о структуре их соотношения.
Так как первые две части: вводная и описательная есть лишь описания только и исключительно внешних ограничений, в которых действует суд, но ещё не его умозаключений, то логично представить себе — на что именно могут быть ссылки в таких частях. Эти ссылки допускаются в таком случае только на внешние обстоятельства производства судом своей деятельности.
Причём, поскольку всякая судебная деятельность есть прежде всего деятельность инициированная внешними для суда субъектами, то логично полагать, что ссылки вводная часть, та самая, которая аккумулирует в себя именно большую часть субъектных ограничений, должна содержать именно их как ссылки первичные, не содержа при этом никаких ссылок ни на какие иные части: вводная часть не может зависеть ни от иных обстоятельств (скажем от представленных доказательств или доводов), ни от мотивов, ни от выводов; а описательная часть, которая уже зависит от внешне-субъектной деятельности, должна содержать ссылки только и исключительно на вводную часть и внешние, специфичные для описательной части обстоятельства.
Следуя той же логике, можно прийти к последовательному выводу, что мотивировочная часть, как не зависящая от выводов самой мотивировки, не может содержать ссылок на резолютивную часть. Однако, поскольку сами по себе мотивы есть логический вывод из внешних для суда начальных (ограничивающих) условий судебного суждения, а равным образом и из также внешних уже и для суда и для субъектов обстоятельств — норм, то мотивировочная часть зависит именно от них, и следовательно, мотивировочная часть может, а по большей части и должна, содержать ссылки на вводную, описательную части судебного акта и на нормативную базу решения. Но не на резолютивную часть!
Резолютивная же часть, совершенно очевидно, зависит только и исключительно от части мотивировочной, а потому единственные ссылки, которые она может содержать, есть ссылки на мотивировочную часть.
Если разделить, таким образом, логические ссылки на две группы: ссылки внутри акта и внешние ссылки, то можно прийти к заключению, что внутренние ссылки возможны только и исключительно «вверх» по судебному акту:
вводная часть не имеет внутренних ссылок;
описательная часть — на вводную часть,
мотивировочная часть — на вводную и описательную,
резолютивная — на вводную;
а внешние ссылки допускаются только в связи со спецификой каждой из частей:
вводная, как не имеющая в себе ссылок на сам судебный акт, содержит только внешние ссылки субъектного типа,
описательная — только внешние ссылки на ограничения субъектно-объектного типа,
мотивировочная — только объективного типа,
а резолютивная, как зависящая только и исключительно от самого акта, являющаяся его индивидуальным продуктом, объективирующим суждение, не имеет внешних ссылок.
Эту структуру проще всего проиллюстрировать на вот какой картинке:
Из этой картинки очень хорошо видны логические ограничения, накладываемые на ссылки, связывающие разные части текста.
Но, скажите, если указанные части не просто разделены в законодательстве, но и разнятся по своей логической структуре, не логично ли было бы их и выделять текстуально? Как часто, пробегая глазами тот или иной судебный акт, нам едва вообще удаётся понять что именно установлено им самим, а что является только ссылкой на некоторое обстоятельство. Сбивает ещё с толку часто и то, что явным образом отделяются только вводная и резолютивная части. Если же судебный акт велик по объёму, то самая существенная, быть может, его часть оказывается сплошным неструктурированным текстом. Выловить в нём описательную и мотивировочную части, порою, чрезвычайно трудно.
Не менее вводящим в заблуждение является и слово «установил», которое отделяет вводную часть от описательной. Если очень внимательно приглядеться к нормам ст. 198 ГПК РФ, то оттуда можно увидеть, что в реальности судебный акт содержит это слово вовсе не в соответствии с законом, так как устанавливает суд обстоятельства не в описательной, а именно в мотивировочной части. Поэтому куда как правильнее было бы иметь текст судебного акта вот в каком виде:
<вводная часть>
Суд нашёл, что:
<описательная часть>
Суд вынес решение по следующим мотивам:
<мотивировочная часть>
Суд решил:
<резолютивная часть>
Для удобства и прозрачности ссылок на судебный акт вполне логично и целесообразно было бы разбивать текст на пункты. И разбивать таким образом, чтобы в каждом пункте содержалось бы не более одной точки, на которую может быть ссылка из других частей.
Может показаться, что такие ограничения совершенно излишни, однако надо иметь в виду, что при систематическом написании структурированного текста любые логические ошибки, которые могут появляться в мысли, тут же становятся видимыми и локализуемыми в тот самый момент, когда мысль объективируется в тексте. Я уже не говорю, что в этом случае само составление судебного акта значительно проще автоматизировать.
Например автору доводилось видеть совершенно нечитабельные ни посторонними лицами, ни другими судебными инстанциями пятнадцати- двадцатистраничные опусы, набранные десятипунктовым текстом, в котором содержалась бездна всевозможных слов, составляющих описание практически всего, что есть в деле и что делалось и говорилось в процессе. Эта каша была обильна подправлена соусом из наукообразных рассуждений, к примеру, о том, что конкурсный управляющий осуществляет, оказывается «квазисудебные функции». Но из всего этого обильного словоизвержения совершенно нельзя было понять — а что, собственно, установил суд и какова логика его выводов. Между тем, жёсткая структура, наложенная на составление текста, не дала бы судье заниматься бесконечными упражнениями в словоблудии, но зато предоставила бы возможность проводить анализ текста и его использование в минимально необходимое для этого время. Такая вот была бы экономия «тебестоимости».
Функции частей судебного акта
Как мы уже видели выше, различное содержание разных частей судебного акта влечёт за собою и различное функциональное назначение их.
Если вводная часть служит прежде всего для идентификации акта и его идентификационного контроля (например, гипотетически, может выясниться, что председательствовал в заседании не-судья или, что лицо, указанное как представитель, в действительности не мог принимать участие в таком заседании, потому что он был в другом месте в этот день), то придётся признать, что такая вводная часть в том виде, как она описана в законодательстве, несколько неполна. Например, в ней чаще всего отсутствуют данные о времени и месте судебного заседания с точным указанием на зал, где оно проводилось. А между тем, бывают случаи, что, когда два судебных акта оказываются на одном и том же столе, вполне выясняется, что по крайней мере один из них не мог быть вынесен в заседании, которое указано в нём. Сейчас такую пикантную подробность, которая свидетельствует, вообще-то о преступлении, можно извлечь, да и то не всегда, только и исключительно из протоколов судебного заседания, да, быть может, свидетельских показаний. Между прочим, именно с целью не допустить такой фальсификации в Постоянно действующем третейском суде в г. Красноярске время рассмотрения — и начало и конец, а равно и адрес указываются с исчерпывающей полнотой — до минуты и до номера комнаты. В большей же части судебных актов таких указаний нет.
Описательная часть, если пренебречь уже указанными нами непоследовательностями в законодательстве, в сущности есть описание того в каких ограничениях работал суд, вынося решение. В частности, похоже, только из неё можно попытаться выловить описание основания иска. А последнее должно идентифицироваться абсолютно точно, поскольку эти данные весьма существенны не только для самого по себе судебного акта, но и как ограничители для поведения субъектов впоследствии. Ведь, например, повторное обращение в суд со спором между теми же субъектами по тому же предмету и с теми же основаниями законом не допускается. То есть, идентификация такого ограничения как основания иска является весьма существенной, поскольку она ограничивает в будущем именно конституционное право субъекта. Внутренне же при ссылках из мотивировочной части на описательную становится совершенно ясно — чего именно не хватает для вывода, который намеревается сделать суд, так как если какое-то обстоятельство будет совершенно формально отсутствовать в тексте описательной части, то сослаться на него не удастся ни при каких обстоятельствах. А тогда и спекуляции на тему того, что «это обстоятельство есть в деле» отпадут сами собой. Иными словами: следовало бы признать, что если то или иное обстоятельство вообще не нашло своего отражения в описательной части, то это означает, что суд его не учитывал и никаких выводов из него не делал. А вот правильно ли он при этом поступал или нет — вопрос рассмотрения такого судебного акта в иных судебных инстанциях.
Мотивировочная часть, быть может, в сущности, и есть самый судебный акт, его самая содержательная часть. И тут важно обратить внимание на весьма и весьма важное обстоятельство.
В современной процессуальной доктрине присутствует правило преюдиций и ограничений субъективных процессуальных прав, связанное с прошедшим процессом. Верно ли это правило или нет — вопрос весьма особенный и не слишком относящийся к текстуальному оформлению судебного акта. Но вот что несомненно, так это то, что коль скоро такое правило есть, и коль скоро оно существенно ограничивает права субъектов, любые данные для применения такого правила должны быть легко и весьма точно вычленяемы. Иначе неопределённость применения ограничения субъектных прав будет то здесь, то там становиться неправовой. Сказанное означает, например, что те обстоятельства, которые установил суд, и которые в силу целого ряда статей становятся для субъектов незыблемыми на вечные времена (подчёркиваем, мы вовсе не обсуждаем разумность самого по себе установления такой вот незыблемости, а только исходим из неё), могут быть отысканы лишь в одной из частей судебного акта — в его мотивировочной части. И нигде более. Во всём остальном судебный акт, — например и в его резолютивной части, — для указанной цели совершенно бесполезен.
И как тут не вспомнить затруднения относительно того — что именно установил суд, а что он только изучил как некую данность, которые возникают при чтении реальных судебных актов.
Особенно же это бывает связано с отсутствием формальной дисциплины при оформлении текста судебного акта и произвольным разбиением на предложения. Например, из текста: «В своих пояснениях представитель истца сослался на то обстоятельство, что спорная сумма не передавалась ответчиком третьему лицу. В указанное время третье лицо находилось в другом городе…» совершенно невозможно уяснить — являлось ли нахождение третьего лица в другом городе установленным судом обстоятельством, либо установлено лишь то, что это утверждал представитель истца. А как и с какой целью в дальнейшем должен быть использован такой вот судебный акт суду-то как раз не только не известно, но и знать никак не полагается. Поэтому и стоит иметь в виду, что как раз мотивировочная часть судебного акта есть продукт истинно судебной деятельности, существенно объективирующий таковую.
Что же касается резолютивной части, то эта часть судебного акта имеет строго выраженный утилитарный характер и такое же назначение. Там как раз может быть только голое признание или голое повеление, или и то и другое вместе, но тогда всё-таки в отдельных пунктах. Причём, если речь идёт о повелении, то есть о принуждении кого-то к осуществлению какого-то деяния, то вот как раз такое деяние должно быть описано с исчерпывающей полнотой и в абсолютно точно употреблённых словах, поскольку только резолютивная часть отрывается от общего текста даже самого судебного акта, не говоря о материалах дела, в виде категорического императива для того, чтобы быть помещённой в исполнительный документ.
Прописная истина? А как тогда надо расценить резолютивную часть, которая сформулирована таким образом: „Истребовать такую-то вещь у такой-то гражданки“? Ведь, заметьте, тут не идёт и речи о принуждении этой самой гражданки передать эту вещь кому бы то ни было. Речь там идёт только и исключительно о предъявлении требования, но не о его исполнении. Как результат, такое решение оказалось исполненным ровно тогда, когда произошло предъявление требования приставом, на которое был получен ответ: „Вы истребовали? Я Ваше требование приняла. А передавать я согласно судебному акту не обязана“. И вроде бы всё верно. И исполнительное производство было совершенно закономерно прекращено. А обратиться вновь в суд по тому же предмету и по тем же основаниям со спором между теми же лицами не дозволяется!
Вот это как раз пример такой защиты права, от которой борони нас Господи!
Иными словами, именно в силу категоричности и утилитарности резолютивной части судебного акта признательный вывод должен содержать точное и исчерпывающее описание объекта признания, а повелительный (вывод о присуждении) — совершенно точное описание действия, которое должно тем или иным субъектом совершено, при этом при всём ещё и с точным указанием на того субъекта, на которого возлагается обязанность такое действие совершить. Причём, можно для резолютивной части составить даже стандартные формулы. Например такие: «…признать такой-то объект рассмотрения тем-то…», «…обязать такого-то субъекта осуществить такое-то деяние…». Заметим, что при заполнении в таких формулах параметров, содержащих в себе неопределённости, преодолеваемые конкретными подстановками, никак не может получиться приведённая выше фраза об истребовании. Что, кстати, принудит и иных юристов дисциплинировать собственный полёт мысли при оформлении требований, предъявляемых в суд, так как последний за пределы таких формулировок, вообще говоря, выходить не вправе.
Вместо заключения
Представляется, что тут и без того пространно сказано о таком вот формальном моменте, как текст судебного акта. Заметим при этом, что мы совершенно не затрагивали существа какого-либо дела, содержания какого-либо права, конкретных обстоятельств. Намеренно не затрагивали. Просто потому, что форма только тогда может быть совершенна в некотором объекте, когда она именно соответствует содержанию такого объекта. И только через такую форму мы получаем представление о его, объекта, содержании.
А это значит, что соблюдение формы оказывается существенным всегда.
— Банально?
Но как же тогда следует понимать загадочную фразу из п. 2 ст. 362 ГПК РФ в предыдущей редакции, согласно которой:
Статья 362. Основания для отмены или изменения решения суда в кассационном порядке
1. …
2. Правильное по существу решение суда первой инстанции не может быть отменено по одним только формальным основаниям
?
В таких случаях возникает простой вопрос:
а откуда суд кассационной инстанции выясняет это самое «правильное» существо, не из неправильной ли формы? но тогда каким образом?
