Читать сегодня отзывы современников той поры друг о друге — всё одно, что отправиться гулять на Чистые пруды, ещё вчера бывшие Погаными. Чего не скажешь про немалое число мемуаров. Катенин был автором одних из них, о Пушкине. В них мемуарист, встав в дидактическую позу, изъяснялся со свойственной ему высокомерно-снисходительной интонацией. Об этом можно было бы и не упоминать, если бы не известный отклик на воспоминания П. А. Катенина — письмо П. В. Анненкова (1853) И. С. Тургеневу:
«Катенин мне прислал записку о Пушкине и требовал мнения. В этой записке, между прочим, Борис Годунов осуждается потому, что не годится для сцены, а Моцарт и Сальери потому, что на Сальери взведено даром преступление, в котором он не повинен. На последнее я отвечал, что никто не думает о настоящем Сальери, а что это только тип даровитой зависти».
Примечательно, что из двух осуждаемых произведений Пушкина одно — маленькая трагедия «Моцарт и Сальери». Среди существующих гипотез есть и такая, которая предлагает видеть прообразом Сальери именно Катенина. Так что сторонникам Баратынского и Мицкевича придётся потесниться.
Дело в том, что называемый многими лучшим другом Пушкина Павел Катенин таковым в действительности не был. Пушкина он, можно сказать, ненавидел и был его смертельным врагом. Затрудняюсь назвать исток и причину этого чувства. Но насколько злым оно было, можно судить по тому факту, что незадолго до пушкинского отъезда на Юг никто иной, как Катетин распустил про Пушкина сплетню, будто того доставили в жандармское отделение и высекли розгами, а следом за ней запустил вторую — будто автором первой сплетни был Фёдор Толстой-Американец. Расчёт был на то, что Пушкин сгоряча вызовет Толстого на дуэль, а тот, завзятый дуэлянт, убивший уже на дуэлях несколько человек; убьёт и Пушкина. План удался бы, но Пушкина тогда выдворили из Петербурга.
За время пребывания на Юге Пушкин обменялся с Толстым оскорбительными эпиграммами. Вызов на дуэль продолжал висеть в воздухе. Известно, что, даже уже зная, кто был автором сплетен, первым, к кому направился Пушкин по приезде в Москву в сентябре 1826 года, почти сразу после разговора с царём, был Толстой-Американец. Но его в тот момент в Москве не было, а впоследствии С. Соболевский примирил их. Можно предположить, что, сватаясь к Наталье Гончаровой, Пушкин пригласил Толстого-Американца быть сватом ещё и из желания показать Катенину, что его план разгадан.
Нельзя исключить, что врагом Пушкина Катенин стал по природе своей натуры, которой были присущи завистливость, злопамятность и мстительность. Говорят, что «последней каплей», породившей крайнюю злобу по отношению к Пушкину, для Катенина стали строки в «Руслане и Людмиле», где присутствовал язвительный намёк на неспособность архаистов овладеть жанром романтической баллады. Так уж вышло, что Пушкин-«Сверчок» представлял «партию» сторонников «карамзинского» направления «Арзамас», а Катенин был в рядах их соперников архаистов-шишковистов. По какой-то только ему ведомой причине Катенин строки Пушкина про старика-карлу, изображённого импотентом, принял на свой физиологический счёт:
О страшный вид! Волшебник хилый
Ласкает сморщенной рукой
Младые прелести Людмилы;
К её пленительным устам
Прильнув увядшими устами,
Он, вопреки своим годам,
Уж мыслит хладными трудами
Сорвать сей нежный, тайный цвет,
Хранимый Лелем для другого;
Уже... но бремя поздних лет
Тягчит бесстыдника седого —
Стоная, дряхлый чародей,
В бессильной дерзости своей,
Пред сонной девой упадает;
В нём сердце ноет, плачет он...
И началось… Катенин публикует на «Руслана и Людмилу» скандальную критику. Потом пишет пьесу «Сплетни» и в ней в образе сплетника Зельского «выводит» Пушкина. Пьеса имела успех, развивая который Катенин в письмах даёт понять, что Зельский адресован Пушкину. Но в то же время изображает дружбу с поэтом, обращаясь к Пушкину как к «милому и любезному».
Пушкин вынужден поддерживать этот тон «дружеской» переписки:
«Я не читал твоей комедии, никто об ней мне не писал; не знаю, задел ли меня Зельский. Может быть да, вероятнее — нет».
Лишённый таким иезуитским поведением Катенина возможности ответить эпиграммой, Пушкин во втором издании поэмы 1828 года эти строки, вместе с ещё двумя эротическими сценами, удалил в надежде, что это лишит Катенина права использовать их как повод для личных оскорблений. Ничуть не бывало! Катенин и в дальнейшем продолжил изображать поэта кастратом и сплетником.
Видя, что тот на литературном поле затеял необъявленную личную войну, Пушкин ищет способ ответа Катенину тоже в художественной форме. И находит её в романе Л. Стерна. Имя Евгений из «Сентиментального путешествия…» перекочёвывает в «роман в стихах Евгения Онегина». Лживый «друг» Йорика становится главным героем «сочинения Александра Пушкина», написанного как бы в форме личного дневника самого героя.
После чего «Евгений Онегин» запестрел разбросанными тут и там метками биографии Катенина, адресованными и понятными прежде всего самому Катенину. Тот храбро воевал — и Онегин говорит про себя (в 3-м лице): «Но разлюбил он наконец // И брань, и саблю, и свинец». Катенин в своей деревне сделал послабление крестьянам — и у Пушкина Онегин «ярем он барщины старинной оброком лёгким заменил». Как и Катенин, Онегин путешествует по России, Италии и Африке. Как Катенин, Онегин прерывает путешествие, чтобы отправиться к умирающему дяде…
Насколько случайны эти и множество других «совпадений»? Да, «бывают странные сближения». Но известно, что у Пушкина не только в «Евгении Онегине» нет ничего случайного. У него всё продумано до мелочей и до каждого слова. Это засвидетельствует не только А. В. Минкин, но и любой филолог, прослушавший курс русской литературы первой трети XIX века.
Впрочем, подробнее о том, как, почему протекала борьба двух литераторов, что Пушкин придумал и осуществил, затеяв свою грандиозную мистификацию, какую Пушкин устроил в романе и в жизни «игру в салочки», каким образом вписалась в неё дискуссия (в начале прошлого века) по поводу антиБаратынской направленности «Евгения Онегина» между М. О. Гершензоном и В. В. Розановым, как сегодня известная статья Д. И. Писарева становится ещё одним подтверждением пушкинской мистификации (ведь Писарев, не понимая, как устроен «Евгений Онегин», был уверен, что он громит роман, написанный Пушкиным, а на самом деле этим разгромом подтверждал пушкинский замысел), можно прочитать в книге А. Баркова и В. Козаровецкого «Кто написал Евгения Онегина».
Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования. Не противьтесь желанию поставить лайк. Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1—144) — самые первые, с 1 по 28, собраны в подборке «Как наше сердце своенравно!», продолжение читайте во второй подборке «Проклятая штука счастье!»(эссе с 29 по 47)
Нажав на выделенные ниже названия, можно прочитать пропущенное:
Эссе 107. Портрет жены говорил не о богатстве, тем более о власти, а о тщеславии заказчика-мужа
Эссе 110. Знаменитая морошка, принесённая Пушкину перед самой смертью, осталась также неоплаченной