«Начнем со справки. Кинематографическая «Анжелика», экранизация многотомного романа Анн и Сержа Голон, родилась в 1964 году, когда на экранах Парижа, а затем и других городов Франции и мира появилась картина «Анжелика — маркиза Ангелов».
Сделал фильм сорокалетний режиссер Бернар Бордери. за несколько лет до этого преподнесший зрителям очередную киноверсию «Трех мушкетеров» и считавшийся крепким мастером в деле создания приключенческих костюмных лент.
На гребне успеха не замедлили появиться два продолжения: «Великолепная Анжелика» и «Анжелика и король». И еще одно — «Неукротимая Анжелика».
В 1968 году на пятой картине — «Анжелика и султан» — сериал прекратил свою жизнь, хотя роман супругов Голон давал возможность ее продления. Новых похождений маркизы, в том числе описанных в переведенном на русский язык романе «Анжелика в Новом Свете», публика не увидела.
В нашем прокате фильм продемонстрировали очень нескладно. Вначале, в 1968 году, показали его третью часть — «Анжелика и король». Затем, словно спохватившись, первую — «Анжелика — маркиза Ангелов». И лишь [в 1980-х] одна за другой вышли вторая часть — «Великолепная Анжелика» (под названием «Анжелика в гневе») и четвертая-пятая, «Неукротимая Анжелика» и «Анжелика и султан», объединенные единым заглавием — «Неукротимая маркиза». Знакомство, растянувшееся почти на два десятка лет, таким образом завершилось.
Случай «Анжелики», казавшийся таким простым и незатейливым, сейчас не кажется столь уж простым. Не секрет, что вокруг фильма столкнулись мнения. Критики — в значительной степени — против. Зрители — в немалой степени — за.
Первые намекают на эстетическую неграмотность, вторые — на оторванность от вкусов широких масс.
Выступать в качестве третейского судьи или вещать от имени истины, во-первых, нескромно, во- вторых, можно получить по шее от той и другой стороны.
Поэтому, оставив спорящих при своих мнениях, попытаемся спокойно посмотреть на сами фильмы.
Прежде всего «Анжелика» не историческая лента. Она исторический лубок, использующий декорации и костюмы XVII века не для восстановления бытовой правды прошлого или глубинного объяснения причин столкновения противоборствующих сил, а для создания большого спектакля, живущего по законам разноцветного зрелища.
В фундаменте фильма, как, кстати, и романа, лежат не фолианты ученых, а сборники анекдотов и забавных рассказов, раскрашенные картинки, страстные мизансцены театральных мелодрам.
Маломальское правдоподобие отодвигается на задний план, его заменяет сгущенная эстетика романтической литературы: приключение, еще приключение, еще приключение, любовная сцена, снова приключение, спасение, встреча, похищение, опять приключение.
Дворянин, простолюдин, король, султан. Родительский дом. Париж. Версаль, пиратский корабль, невольничий рынок. Мы перечисляем небольшую часть того, что реально, зачастую без особой логики, просто ради поддержания ритма мчащегося сюжета присутствует в картине.
С ужасом думаешь о школьниках, которым может прийти в голову мысль отвечать по «Анжелике» французскую историю. За непочтение к ней им были бы уготовлены самые низкие баллы.
Но ведь исторический лубок и замешан на этом непочтении. Ему нет дела до государственного ума короля или военного гения фельдмаршала. Он стаскивает их с пьедесталов и, щелкнув по носу, присоединяет к суматошному хороводу любовной игры. Отыгравший свое персонаж получает по заслугам и убирается со сцены, чтобы уступить место следующему. А тот, в свою очередь, следующему. Пока не надоест.
«Анжелика» традиционна. Литературно, как понимает любой зритель, она восходит к творчеству Александра Дюма, всю жизнь писавшего исторические лубки. Здесь не сравниваются таланты, важен принцип.
О ее кинематографических предшественниках тоже полезно вспомнить, и особенно о самом замечательном из них — неувядаемом, весеннем «Фанфане-Тюльпане».
Кристиан-Жак, создатель «Фанфана», способнее Бернара Бордери. Джина Лоллобриджида одареннее и профессиональнее Мишель Мерсье. Спорить не о чем. Но принцип «Фанфана», образная система «Фанфана». интонация «Фанфана», пусть на сниженном и далеко не всегда верном уровне, присутствуют в «Анжелике». Она отталкивается от знаменитой ленты, пытается полемизировать и не соглашаться с ней, но в результате все же подстраивается к давней традиции французского кинематографического лубка, к ее вполне достойному ряду.
Между прочим, сравнение с «Фанфаном-Тюльпаном» выявляет один из существеннейших недостатков «Анжелики».
Авторы «Фанфана», непочтительно относясь к истории, столь же непочтительно относились к себе. Пародируя прошлое, они с удовольствием иронизировали над собой.
«Анжелика» не комедия, а мелодрама. Ей, конечно, не к лицу радостный смех «Фанфана». Но ирония не помешала бы, взгляд со стороны не помешал бы, пародийность — пусть намеком — не помешала бы. Это входит в законы жанра.
Точнее всего они были соблюдены в «Анжелике — маркизе Ангелов», первом и, вероятно, самом удачном фильме сериала. Затем, будто устыдившись своего легкомыслия, Бордери начинает осерьезнивать картину, вводить в нее дополнительные мотивировки, перегружать второстепенными деталями. От чрезмерности усилий лента тускнеет, скучнеет, превращается в необязательный набор статичных картинок, которые не в силах оживить никакая режиссерская выдумка.
«Великолепная Анжелика», она же «Анжелика в гневе», на много порядков ниже предыдущего фильма, прямое доказательство опасности измены установленным законам. Их учитывают — и картина выпрямляется, становится объемнее, интереснее, трогательнее. Снова сбой: фильм буксует, топчется на месте, возвращается к уже отработанному и тщетно пытается его реанимировать. И вновь взлет, и вновь спад.
К финалу сериал приходит изможденным, истратившим все силы в борьбе с коварным и очень непростым жанром. Торопливое завершение закономерно: дальнейшие приключения Анжелики не сулят ничего, кроме назойливой тягомотины.
То, что сюжет романа и фильма ведет женщина, а не традиционный герой-мужчина. представляется счастливой находкой. Личная борьба Анжелики за свою любовь и борьба многочисленных персонажей картины за право обладать Анжеликой создают постоянное поле напряжения, в котором сталкиваются разные интересы, используются сложные расчеты и интриги. разрабатываются стратегия наступления и тактика отпора.
На шахматной доске сюжета Анжелике отведена роль не маленькой фигуры, ожидающей решения своей судьбы, а яростного и действенного начала, активно вмешивающегося в ход партии и разрушающего ответными и неожиданными ходами коварные замыслы противников до короля Франции включительно.
Другое дело, что Мишель Мерсье с ее весьма низким потолком актерских возможностей чрезвычайно трудно держать на себе фильм. Ее декоративность вступает в противоречие с необходимостью воспроизводить на экране живость характера, ее темперамента недостаточно для ключевых сцен, ее пластика тяготеет к неподвижности.
Понимая это, режиссер предоставил своей главной актрисе режим наибольшего благоприятствования: не обременил сложными задачами построил выигрышные мизансцены, потребовал минимального и минимальное, думается, получил. Но, изначально снизив уровень требований, он снизил потенциал картины в целом. Результат закономерен: постоянно присутствующая на экране Анжелика, если и запоминается, то в самых общих чертах. Она — лишь слабый отпечаток с интересно заявленного характера.
Партнерами Мишель Мерсье в больших и маленьких ролях выступили известные лицедеи 60-х годов: Сами Фрей, Жан Рошфор, Мишель Галабрю, Жан-Клод Паскаль, Джулиано Джемма, Жан-Луи Трентиньян.
Но первое место среди них следует отдать Роберу Оссейну. Его Жоффре де Пейрак. страдающий муж прекрасной Анжелики, думается, не просто актерская удача, но достижение фильма в целом, состоявшееся свидетельство нереализованных возможностей картины.
Оссейн заступил на пост героя исторического лубка, имея в виду не только триумфы, но и руины. Жерар Филип умер: попытка Жана Маре восстановить жано «плаща и шпаги» обернулась пародией: очень одаренный, но начисто лишенный лирического дара Ален Делон потерпел поражение в «Черном тюльпане».
Надо было начинать сначала, и первое, что делает Оссейн — отказывается от традиций. Его Жоффре де Пейрак, калека и ученый, не в состоянии повторить кинематографические подвиги своих знаменитых предшественников и защитить любимую женщину. В минуты горечи и страха он с болью понимает, как мало значат его ум, талант, образованность в ситуации торжествующей авантюры, кровавого выяснения отношений, ничтожности отдельно взятой человеческой жизни. Не блистательная жизнь при дворе, а тоскливое отшельничество — вот удел Жоффре де Пейрака.
Почему же именно его любит Анжелика? Почему он является тем человеком, за которым она готова пойти на край света? Откуда ее готовность опереться на его слабое плечо, а не на сильное плечо смельчака и дуэлянта, подобного многочисленным героям Жана Маре?
Думается, потому, что Жоффре де Пейрак, единственный в фильме, живет страстями, а не ритуалами. В мире, где рассчитан каждый шаг, где любовь и смерть присоединяются к череде повседневных дел, где самое страшное — выделиться из массы себе подобных, персонаж Оссейна претендует на индивидуальную значимость. И любовь к нему Анжелики — это любовь к единственности.
Имеет ли все это отношение к картине? Разумеется, имеет, поскольку на подобном основании выстраивается ее сюжет.
Но гораздо интереснее и важнее то, что фильм по-своему, на своем уровне и через свою образную систему аккумулирует наши современные проблемы, уличные разговоры, семейные выяснения отношений, вступает в сегодняшнюю дискуссию о возможности истинной любви, о значимости духовного начала, его силе и его слабости, о женском терпении и мужской верности.
Только Оссейну это удается, только между его Жоффре де Пейраком и зрителем наших дней протягивается нить взаимосвязи и понимания, только благодаря этому очень талантливому актеру в условную систему кинематографического лубка вносится не столько жанровая, сколько по-человечески щемящая нота грусти. Это не только высшая точка сериала, это и его оправдание.
Кинематографическая судьба «Анжелики» близится к завершению. Уже сейчас квалифицированные зрители вспоминают ее с улыбкой, как в чем-то забавное, но весьма старомодное зрелище. Следующее поколение подобная старомодность насмешит еще больше, однако, полагаем, и оно отдаст должное мастерству Робера Оссейна. Только захочет ли оно смотреть картину?
Смешно считать «Анжелику» лидером кинематографического процесса. Но не менее странно возлагать на нее ответственность за нарушение общественного порядка.
«Анжелика» есть то. что она есть: не претендующая на многое развлекательная картина, исторический лубок, со своими взлетами и неудачами, своей не до конца продуманной эстетикой, своим более чем скромным местом в пирамиде мирового кино.
Подобные ленты снимали на заре нового искусства, снимали, когда оно достигло зримых высот, снимают сейчас и, полагаем, будут снимать впредь.
Представим на секунду, что весь экран заполнен «Анжеликами», «Тремя мушкетерами» или «Графами Монте-Кристо». Кошмар.
А если он заполнен одними серьезными проблемными фильмами? Положа руку на сердце, захотим ли мы этого? Хотя если чего недостает, и сильно недостает в нашем прокате, — это проблемных картин.
Честно говоря, нас немного пугают крайности. Только проблемные ленты, только работа ума! — говорят одни. Только развлечение, только отдых! — декларируют другие.
Почему так жестко ставится вопрос?
Всегда хочется в подобных случаях напомнить о широте взглядов, перепадах настроения, необходимости отключения от повседневных забот.
Плоха всеядность — кто спорит. Но и ограниченность, даже продиктованная самыми лучшими намерениями, не намного лучше. На этой банальной, тысячекратно повторенной мысли и разрешите закончить» (Дмитриев В. По поводу «Анжелики» // Советский экран. 1987. 9: 16-17).
