Я наколол дров и сложил в поленнице. Посмотрел, как ты ковыряешь палкой в большой луже, и позвал обедать.
— Папа, а мама вернется? — спросил ты уже дома.
Картошка шкворчала на сковороде. Под те же звуки я сам, тогда еще мальчишкой, ждал, когда с работы вернется мама. Бабушка тихо напевала под нос. Возле ног крутился кот Васька.
Я обернулся. Встретил взгляд твоих больших, серо-зеленых глаз. Совсем как у матери.
— Да, сынок. Весной.
— А где весной?
Я усмехнулся, но не сильно, чтобы не обидеть тебя ненароком.
— Не где, а когда, — и отвернулся помешать картошку.
— А когда весной? — ты мигом подхватил науку.
Я убавил огонь. Прикрыл крышку. Убрал лопатку. Повернулся к тебе.
— Сейчас деревья желтые, — сказал я. — А весна придет, когда они снова станут зелеными.
— А когда они станут зелеными?
— Когда снова будет тепло, — и потрепал твои кудри.
* * *
Дни в добровольном изгнании тянутся долго. Когда быт настроен и вокруг ни души, каждая минута воспринимается плотнее.
Казалось бы: в столице, где люди постоянно спешат, время должно цениться дорого. Но там я ценил другое. Возможность выделяться. Место в обществе. Деньги. Престиж.
Только здесь — в своем бревенчатом доме, где до ближайшего села целый день пути — я в полной мере научился чувствовать минуты. Проживать их от первой секунды до последней. И снова: от первой — через пятьдесят восемь ударов тоненькой стрелки — до последней. Словно каждая минута, проведенная с тобой, это отдельная хрупкая вселенная.
— Папа.
Твой голос подлетел ко мне дуновением ветра, коснулся ушей, свернулся теплым Васькой из детства, наполнил теплом. Я отвлекся от монитора. Ты увлеченно перекладывал кубики, строя свой собственный дом.
Возможно, большой и взрослый ты тоже станешь писателем. На тебя тоже станет давить издатель. А ты отвлечешься от работы, чтобы посмотреть на сына.
Или станешь строителем. Программистом. Дизайнером. Гонщиком. Пилотом. Лесником. Столько вероятностей! Не желая пропустить одну из самых важных секунд в твоей жизни, я привычно ответил:
— Да, сынок.
Издатель не ребенок. Подождет.
— А тебе тепло? — спросил ты, не отвлекаясь от игры.
Я прислушался к ощущениям.
— Ну да.
— И мне тепло, — и поднял на меня глаза. — Уже весна?
— Нет, сынок, — я постарался наполнить свой голос лаской. — Еще не весна.
* * *
Дни стали короче. Поначалу я не мог привыкнуть к отсутствию фонарей. В столице процветало электричество, здесь ночью просыпались звуки. Мне нравилось засыпать под уханье совы.
— Папа?
Морозное утро встретило нас хрустом под ногами. Я зажмурился от яркого солнца. Перехватил лопату.
— Да, сынок.
— А сейчас весна? — спросил ты.
— Нет, сейчас зима. Видишь, сколько снега навалило.
— Навалило, — повторил ты увесисто, загребая своей личной лопаткой.
К завтраку мы почистили двор. За невысоким забором вокруг участка снег не убирался до весны.
* * *
— Папа! Вставай, папа!
Я попытался проснуться. Издатель не ребенок, но требовал поспешить. Так что прошлой ночью пришлось работать. Теперь глаза щипало, словно в них навалили песка.
— Да, сынок, — прохрипел я.
— Тебе тепло, папа?
Ты взгромоздился на меня верхом, как зимнее солнце подолгу сидит на линии горизонта.
— Сынок, мне сонно.
— Ну, тепло? — повторил ты.
— Да… Вроде.
— И мне тепло. Смотри, папа, — и поднес к моим песчаным глазам измалеванный лист. — Деревья зеленые!
— Да, зеленые, — я жмурился от боли, сквозь тончайщую щель пытаясь разглядеть рисунок. — Ты молодец.
— Весна пришла, папа, — ты соскочил, потянул меня за ногу. — Вставай скорее, сейчас мама вернется!
Не люблю, когда привычная рутина рушится. Сегодня завтракали поздно, снег во дворе остался не убран.
— Пап, а где мама? — спросил ты, словно папа ничего не объяснял уже тысячу раз.
Кофе горчил. Должно быть, выветрился. Я так и не смог отказаться от него полностью и держал немного под рукой.
— Она в космосе.
— А где космос?
— Он наверху, там, где звезды.
— А где звезды?
— Там, где мама.
— А где весна?
Я вздохнул.
— На твоем рисунке разве что.
До обеда я клевал носом. Отрубился, наблюдая, как ты катаешь машинки. Проснулся от холода.
— Сынок? — ты не ответил.
Накатила головная боль. Неужели, заболел? Я плотнее завернулся в плед, снова уснул.
Когда я проснулся, за окном вечерело. Холод проникал под кожу, словно кот Васька восстал из могилы и, давно остывший, перебирал ледяными когтями.
Укутанный, я проверил печь. Подбросил дров. Снова позвал:
— Сынок! Где ты?
Это в городе тревога становится второй натурой. Привыкаешь жить в постоянном страхе. Боишься потерять возможности, отношения, время. Здесь до меня не сразу дошло, что ты не отвечаешь слишком долго.
Я забежал в твою комнату, посмотрел на кухне. Увидел приоткрытую дверь в сенях.
— Малыш!
Ты расхаживал по двору, подняв высоко над головой свой рисунок. Тебя не пугал ни мороз, ни темнота, ни треплющий бумагу в твоих руках ветер.
— Ты зачем выскочил? — я подхватил тебя на руки. — Ты же замерзнешь!
— Тебе тепло? — спросил ты посиневшими губами.
— Нет! Быстро в дом!
— Почему ты кричишь, папа? — свет из окна отразил в твоих глазах слезы.
Ты прижался ко мне, дрожа всем телом. Я забежал в дом, сразу в ванную, включил горячую воду, быстро настроил. Снял с тебя заснеженный тонкий свитер и поставил под душ. Разделся сам, перешагнул порог, задернул штору и, усевшись, обнял твое дрожащее тело.
Вода согрела нас быстро, но гораздо важнее было сохранить твое доверие к миру. Сейчас этим миром был я, твой отец. Еще им была твоя мама, но эта половина мира исчезла на полгода, исполнив свою детскую мечту.
— Ты мог простудиться, — сказал я уже спокойно, вытирая тебя полотенцем. — Я накричал, потому что очень испугался. Прости, сынок. Постарайся не выходить раздетым, ладно?
Ты кивнул совершенно серьезно.
— Так зачем ты выскочил? Хотел показать луне свой рисунок?
— Нет, папа.
Ты тоже взял полотенце и начал вытирать мои мокрые волосы.
— Весна все шла, шла и никак не пришла, — объяснил ты на понятном нам двоим языке. — А дома тепло и деревья зеленые.
Я улыбнулся.
— Я хотел вынести весну из дома, чтобы мама вернулась.
Этой ночью мы спали в одной кровати. Тревога отпустила, но забытое чувство страха притаилось на границе сознания, не спеша уходить. Я не гнал ни страх, ни свою самую большую ценность.
С утра пришло сообщение.
“Привет! Я на Земле! У нас сменилось руководство, возвращаюсь досрочно. Буду дома через пару дней.”
Автор: Алексей Нагацкий
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ
