В конце августа Марья родила сына.
Ксанка помогла Марье. А потом присела на краешек кровати и произнесла:
— А я же тоже рожала…
Марья не слушала её, она была полностью занята своим долгожданным ребёнком.
Ксанка тёрла виски пальцами, силилась что-то вспомнить.
А потом прошептала:
— Николаша… Это же Николаша! Марья, отдай мне моего сына.
Но Марья сделала такое злое лицо, что Ксанка попятилась назад.
"Повесть об окаянной" 29 / 28 / 1
С рождением ребёнка Марья стала очень раздражительной. На Ксанку прикрикивала, с соседями ругалась.
Зайдёт в свою комнату с ребёнком, запрётся и сидит там целый день.
Председатель однажды встретил на улице Ксанку и сказал:
— Чего ты слоняешься без дела? Руки есть, глаза есть. Иди на почту работать. Письма разносить будешь и газеты. Привозят по пятницам прессу. Вот завтра и жду тебя у почты. Антонина заболела. А подменить некому. А ты молодая. Быстро справишься.
Ксанка смотрела на председателя и кивала головой.
У неё теперь всегда на языке было лишь одно: «Николаша, Николаша, Николаша…»
Но на следующий день пришла. Взяла сумку с письмами. Медленно разносила их.
Идёт себе по улице, смотрит по сторонам.
Самые нетерпеливые получатели подходят, письма свои прямо из сумки вытягивают.
— Нашли кому доверить, — сказала как-то женщина, держа под руку молодого военного в новой форме. — Фома, ты на неё не смотри. С головой у неё не в порядке. Дyрочка она… Живёт уже почти год у нас. Говорят, что память потеряла.
Солдат смотрел на Ксанку с любопытством.
Потом обратился к ней:
— Как зовут нашу прекрасную почтальонку?
Ксанка засмущалась. Сунула солдату в руку газету и быстрым шагом пошла по улице.
Он догнал её, коснулся плеча и сказал, смеясь:
— Мы не выписываем газеты, заберите.
Ксанка испуганно схватила газету, положила в сумку. Хотела было уйти, но солдат взял её за руку. Стал рассматривать ладонь.
— Белоручка? Колхозные бабы с такими руками не ходят. Ты что, совсем ничего не помнишь?
Ксанка помотала головой.
— А так бывает? — недоумевал солдат.
— Фома! — кричала его мать. — Ну сколько тебя ждать?! Только вернулся, а уже за юбками ухлёстываешь. Ты лучше матери сначала покажись. Отстань от неё, вдруг заразишься! Ещё этого не хватало, чтобы мой сын с этой дyрочкой слонялся!
— Не буду злить её, — прошептал парень. — Меня Фомой зовут. Увидимся ещё. Не прощаюсь, красавица.
Ксанка ни шагу не могла ступить. Долго слышала, как мать бранила сына.
А потом остальные письма разнесла, сумку вернула на почту и пошла домой.
Думала о Фоме. Улыбалась. За то время, когда Ксанка появлялась на улице, он первый отнёсся к ней с уважением. Не шептался ни с кем, не оскорблял. Даже за руку не побоялся взять.
Ксанке было приятно. Когда Марья увидела её улыбающуюся, проворчала:
— Не вздумай к сыну моему подходить! Чего уже задумала?
— Ничего, — спокойно ответила Ксанка.
Теперь «Николашу» заменил «Фома».
Девушка шептала это имя всё время.
Как она ждала будущую пятницу!
Приоделась в Марьину одежду, которую та носила до беременности. Вышла на улицу.
Сентябрьское солнце ещё припекало. Не было и намёка на осень.
Деревенские говорили:
— С такой осенью и зимы не хочется. Лютовать она будет.
Ксанка теперь здоровалась со всеми.
— Здравствуйте, Катерина Анатольевна!
— Здравствуй, Ксаночка! Есть что-то для меня?
Ксанка помотала головой.
— Ну и ладно, — отвечала женщина, — в другой раз будет.
Марья говорила, что Катерина Анатольевна вот уже 7 лет ждёт письмо от сына.
Ксанке было жаль женщину. И она решила написать ей.
На почте взяла чистый лист. Пришла домой. Красиво выводила буквы.
Не догадалась у Марьи спросить имя сына. Написала сама, какое на ум пришло.
А на ум пришло имя Вадим.
Когда в следующий раз Катерина Анатольевна подошла опять, Ксанка сказала:
— Есть и для вас!
Ксанка никогда в своей жизни не видела таких счастливых глаз.
Женщина почти выхватила из рук письмо.
Раскрыла конверт, стала читать.
А потом как рассмеётся!
Её задорный смех настолько был заразителен, что и Ксанка позволила себе смех. Мало она смеялась последнее время.
— Ну и выдумщица ты, — женщина вытирала слёзы, — никто меня ещё так не веселил в жизни. Ты хотя бы имя спросила…
А потом женщина заплакала.
Ксанке стало очень стыдно.
— Простите меня, — прошептала она.
Но женщина быстро перестала плакать.
— Соломоном его звали… Я жду письма от него как чуда. А сына моего уже давно нет на этом свете. Вот уже семь лет лежит похоронка. А я всё равно жду, когда он вернётся. И сожгу тогда эту чёртову бумажку, которая мне всё нутро выворачивает. Точно тебе говорю, что сожгу…
— Я пойду, — сказала Ксанка.
— Напиши ещё, — попросила Катерина Анатольевна, — я буду рада прочитать. Так и пиши от Вадима. Наверное, этот человек тебе очень дорог, раз ты его имя написала.
— Я просто написала, — ответила Ксанка. — Я не знаю людей с таким именем.
— Знаешь, — Катерина Анатольевна говорила вкрадчиво. — Просто не помнишь… Но ты девочка хорошая. Бог тебе поможет.
А на деревенских не обижайся. Трудно людям счастливыми быть. Время нынче нехорошее. Никто не знает, как будет дальше. Все озлобились. Думают, что злоба их проблемы решит.
Злоба не решит.
В нашей жизни всё решает сердце. Иди с богом, девочка!
Катерина Анатольевна погладила Ксанку по щеке и сказала перед уходом:
— Лицо красивое, а жизнь так себе у тебя…
И пошла.
Ксанка смотрела ей вслед. Только собралась на другую сторону улицы переходить, как услышала:
— Эй, постой! Я газету выписал. Мне теперь положено.
Ксанка оглянулась. Перед ней стоял Фома.
В руках он держал маленький букет полевых цветов. Протянул его девушке со словами:
— Тебе, красавица! Мамке моей только не показывай, а то она желчью изойдётся. Ты на неё внимания не обращай. Жалуйся мне, если обидит. Газетку давай!
Ксанка взяла букет, уткнулась в него носом и прошептала:
— Я так давно не чувствовала аромата цветов.
— Хех, — произнёс Фома. — Пойдём в поле, там этих ароматов до головокружения сколько хочешь. А на солнцепёке ещё сильнее они пахнут. Пойдём, покажу.
Ксанка испуганно покачала головой.
— Работа у меня. Не могу я.
— Стой тут, — скомандовал Фома.
Схватил сумку и побежал разносить оставшуюся почту.
Ксанка и не знала, что ей делать. Было страшно. Невыносимо страшно оттого, что Фома обратил на неё внимание. Оттого, что был так настойчив. Отвыкла Ксанка от людей. Она и не помнила, к кому привыкла в своей прошлой жизни. Она и не знала, была ли у неё какая-то другая жизнь.
Кажется, Фомы не было всего лишь несколько минут.
— Вот, — произнёс он весело. — Всё сделал, пошли гулять.
Он взял белоснежную Ксанкину руку в свою. Его глаза светились счастьем.
— Расскажи мне, — произнёс Фома, — как это жить без памяти?
Ксанка не знала, что рассказывать.
Вместо этого поведала историю с письмом.
Фома смеялся заливистее Катерины Анатольевны.
А потом схватил Ксанку за талию, приподнял и закружил.
Когда они оба довольно мягко упали на ковёр из трав, Фома произнёс ласково:
— Никогда ещё я не встречал таких красавиц!
Ксанка быстро отползла от него, закрыла лицо руками.
— Не бойся, — прошептал парень. — Я тебя в обиду не дам!
От дружбы Ксанки и Фомы много пошло сплетен.
Мать парня даже приходила в дом к Марье и угрожала расправой.
Говорила, что не для сумасшедшей сына растила.
После ухода недовольной женщины Марья сказала:
— Не слушай её. Любит тебя Фома, глаза горят. Кому ты ещё нужна кроме него? Никому. Никого у тебя нет. А так хоть он будет.
Ксанка слушала Марью, вспоминала претензии матери Фомы и не знала, что ей теперь делать.
Марья была права. Нужна была Ксанка сейчас только ему…
Продолжение тут
Дорогие читатели!
Пока на каналах творятся чудеса, я буду выкладывать главу там, где не будет проблем.
Мой первый канал (который я веду редко) тут
Мой основной канал (который я веду активно) тут
Подпишитесь, чтобы не потеряться.
В Дзене до сих пор существует проблема с автоматическими отписками. Меня легко можно найти в поиске Яндекса по запросам "Анна Приходько дзен", "Анна Приходько автор", по названию любой моей книги тоже можно найти.
Всем добрых снов! Проснитесь завтра с улыбкой, и пусть она будет на вас весь день!
Спасибо, что вы со мной!