Нью-йоркская гавань. Во времена, когда еще не существовало воздушного сообщения, она служила вратами в Северную Америку. Сотни тысяч людей приплывали сюда в поисках лучшей жизни. Кто-то находил ее, эту лучшую жизнь, а кто-то и нет. Некоторые приплывали из чистого любопытства. В 1935 году по заданию газеты «Правда». И. Ильф и Е. Петров прибыли в Нью-Йорк и пересекли страну от океана до океана. В результате, в СССР вышла книга «Одноэтажная Америка».
В 1922 году Нью-Йорк посетил Сергей Есенин с Айседорой Дункан.
«Как рад я, что ты не со мной здесь в Америке, не в этом отвратительнейшем Нью-Йорке. Было бы так плохо, что хоть повеситься. Боже мой, лучше было есть глазами дым, плакать от него, но только бы не здесь, не здесь».
(из письма А.Б. Мариенгофу, 9 июля 1922)
Поэту не понравилась родина его жены, но он также жестоко тосковал и в Берлине, и в Париже, словом, везде, куда бы ни поехал. Понятно, ведь за границей никто не понимал, что он гений. А стихи его вряд ли возможно перевести на какой-либо язык. Хотя, вот пожалуйста: «Жизнь моя? Иль ты приснилась мне? - My life? Оr was it just a dream?» Получилось, кажется. Ладно, не судите строго.
Федор Иванович Шаляпин впервые выступил в США в 1907 году.
«Америка скверная страна, и всё, что говорят у нас об Америке, — всё это сущий вздор. Говорят об американской свободе. Не дай бог, если Россия когда-нибудь доживёт именно до такой свободы, — там дышать свободно и то можно только с трудом. Вся жизнь в работе — в каторжной работе, и кажется, что в этой стране люди живут только для работы. Там забыты и солнце, и звёзды, и небо, и Бог. Любовь существует — но только к золоту. Так скверно я ещё нигде не чувствовал себя. Искусства там нет нигде и никакого».
(Из книги «Маска и душа»)
Артист не любил Америку, но любил американские доллары. Потом он не раз выступал перед американской публикой. Из многочисленных баек о Шаляпине, я особенно люблю вот эту: Однажды какой-то калифорнийский миллионер попросил Шаляпина спеть на свадьбе его дочери. Всего за одну арию Федор Иванович запросил даже для него совершенно неслыханный гонорар. «Что же так дорого? – спросил миллионер. - А бесплатно только птички поют,» - прозвучал ответ. Коротко, элегантно и гениально.
Лет за 30 до этого в Нью-Йорке побывал Петр Ильич Чайковский. Здесь, пожалуй, стоит изложить предысторию. Это всего лишь легенда, за достоверность которой ручаться не могу. Но она столь красива, что просто требует изложения. Эндрю Карнеги – сталелитейный магнат и баснословный богач очень любил свою жену – оперную певицу. А сколько-нибудь приличного оперного театра в Нью-Йорке, как назло, в то время не существовало. И вот он решил сделать жене по истине королевский подарок.
Карнеги отправил своих помощников в Европу, дабы они изучили, как устроены лучшие оперные театры. Те вернулись и предложили построить театр по-американски, без излишних украшений, ненужной роскоши, но с прекрасной акустикой. Так появился Карнеги Холл. «А вишенка, как же вишенка на торте? Кто достоин открыть лучший концертный зал в Америке? – поразмыслил Эндрю Карнеги. - Конечно же самый знаменитый композитор в мире - П.И. Чаковский.»
И Петр Ильич дирижировал на открытии Карнеги Холла в 5 мая 1881 года. Под его управлением Нью-йоркский симфонический оркестр исполнил не что-нибудь, а торжественный марш, который Чайковский написал для коронации русского императора Александра III.
«Удивительные люди эти американцы! …их прямота, искренность, щедрость, радушие без задней мысли, готовность приласкать, просто поразительны и вместе трогательны…Меня здесь всячески ласкают, чествуют, угощают. Оказывается, я в Америке вдесятеро известнее, чем в Европе. Сначала, когда мне это говорили, я думал, что это преувеличенная любезность. Теперь я вижу, что это правда… Я здесь знаменитость гораздо большая, чем в России.»
(П.И. Чайковский, дневник 1891г.)
Ну да бог с ней, с симфонической музЫкой. Перейдем лучше к рок-н-роллу. Как сейчас помню декабрь 1980 года. Наша учительница литературы Зоя Александровна забегает в класс и чуть не плача, говорит: «В Нью-Йорке убит Джон Леннон.» Тогда я и понятия не имел, кто это – Джон Леннон, а Нью Йорк представлялся мне чем-то вроде страны Утопии или планеты Марс. Но потом, довольно скоро The Beatles стали для меня и всей моей компании чем-то вроде религии. А Джон Леннон - одним из апостолов. Прошло много лет. И вот я в Нью-Йорке.
Первое место, куда я поехал – Дакота, дом где жил Леннон и где жизнь его трагически оборвалась. Следует сказать, что таксисты, главным образом мексиканцы или индусы, понятия не имеют, кто такой этот самый Леннон, Битлз, и, тем более, что это за дичь такая - Дакота. «Ты мне скажи точный адрес, - требовали они, - я его забью в навигатор и отвезу туда с огромным удовольствием.» Только пятый таксист сказал, что знает этот дом, «туда часто ездят английские туристы.»
Здание напоминает нашу «сталинку» хотя построено гораздо раньше, аж в 1884 году. Дом исключительно для элиты. Кто только здесь не жил! Я бы упомянул Леонарда Бернстайна и Рудольфа Нуреева. Место, и впрямь «козЫрное». Совсем рядом Сентрал Парк, зеленый оазис в каменных джунглях. Сюда автомобили не пускают, а как же приятно здесь гулять! Я прохаживался медленно, не спеша, а в голове звучала Strawberry Fields Forever.
Я конечно знаю, что Strawberry Fields это сиротский приют в Ливерпуле, недалеко от дома, где вырос Леннон. Но по понятной причине, мне казалось, поля эти - вот они здесь! И как же они прелестны!
Let me take you down, cos I'm going to Strawberry Fields
Nothing is real and nothing to get hung about
Strawberry Fields forever
И еще я подумал, почему же Джон покинул старую добрую Англию и поселился в Нью-Йорке, этом суетном, огромном, невероятном и опасном мегаполисе? Видно, характерами сошлись. По крайней мере, так мне показалось. Ну а если бы не переселился, может быть, тогда и не погиб бы во цвете лет? Ну да что гадать!
И вдруг я слышу:
- А как там поживет тетя Циля? Детки таки радуют? ... А Сара все еще торгует на Привозе? Да? Торгует. Камбалу у нее не бери, она же шаромыжница, каких мало.
Смотрю, у столика с сувенирами стоит мужик, явно продавец, и по мобильному телефону с характерным акцентом на всю ивановскую расспрашивает кого-то на другом континенте о своих многочисленных родственниках и друзьях. Я подошел. Мужик на меня ноль внимания. А я смотрю, у него среди сувениров значок с Джоном Ленноном, пять долларов стоит. Я как раз о таком мечтал. Но мужик меня игнорирует. «Ладно, - думаю, пойду погуляю, может минут через 15 он закончит болтать.» Возвращаюсь через полчаса.
- А Гамбринус на Дерибасовской таки открыли? Нет? Так шо ж они, поцы, робят? Я уезжал – закрыто, столько времени прошло. Как так?
«Эх, - думаю, - Гамбринус это святое. Сам мечтал туда сходить, не довелось. Ну что ж, погода шепчет, но значок, я уж обязательно у него заполучу. Не куплю, так отниму.»
Возвращаюсь через час.
- А погода у вас как? Таки весна? А у нас давно весна, уже скоро…
Тут я не выдержал:
- Мужчина, - говорю, - что же вы надо мной куражитесь! Я значок хочу купить, хожу тут битый час, а вы орете так, шо не тока на Дерибасовской, в Бруклине слыхать. Я уж всех ваших родственников, как своих знаю. Ну продадите мне значек таки да, или такие нет?
Мужик молча протягивает мне значок, я ему - пятерку без сдачи.
- Благодарствую, - говорю. – А тете Циле от меня пламенный привет.
Не хочу больше его видеть, поворачиваюсь, иду прочь и слышу:
- Так и шо? Холодно? Так не купаться ж, так на пляже посидеть, пивка там под тараньку.
«Да, - думаю, - много ты так наторгуешь.»
Но как ни крути, а Брайтон бич посетить стоит. Как же иначе? Это же островок русской, а вернее советской жизни. Хоть не Манхеттен, Бруклин, но место, в общем неплохое.
Где вы еще увидите, чтобы тетки, да в бигудях, а мужики, да в домино? Разговаривают здесь на очаровательной смеси суржика с английским. Полицейских называют копами, адвокатов - лоерами. Благодарят за типы.
А гастрономы? Эх, какие здесь гастрономы! Взвешиваешь колбаску, идешь к кассе оплачиваешь, возвращаешься – забираешь покупку.
Все как у нас лет 40 назад, с той лишь разницей, что очередей нет, а прилавки ломятся.
Вот тебе семга, икорка, огурчики малосольненькие, да капустка квашеная, да хлеб бородинский. Ну что еще человеку для счастья надо? Только что ресторан «Татьяна».
Захожу. Слышу, женщина с возмущением говорит своей подруге:
- Эти русские все просрали. Даже скафандр Гагарина, в котором он в космос полетел, и тот в музее в Вашингтоне висит.
- Мадам, - вмешиваюсь я бесцеремонно в чужой разговор, - просрали, но пока еще не все. Я извиняюсь, но пару дней назад я посещал тот музей, о котором вы говорите. Внимательно смотрел, да скафандр висит, да Гагарина, да, но не тот, в котором он летал. Он для тренировок, а таких скафандров пруд пруди.
- Ну ладно, тогда прощаю, - смилостивилась женщина.
Сажусь, беру меню: сельдь под шубой, борщ, солянка, щи, котлеты по-киевски, свиная поджарка с гречкой, вареники с вишней… Что бы заказать? Ах точно! Креветки на гриле и устрицы, запеченные с сыром Рокфор. Вот что я хочу. Да под местное ледяное Шардоне. Очень вкусно. Ресторан «Татьяна» на Брайтон бич всем рекомендую.
Много лет прошло с той первой поездки, а я все вспоминаю, какое самое яркое впечатление я испытал. Я приехал в Нью-Йорк на поезде из Вашингтона, а когда подъезжаешь, не видишь никаких небоскребов, Статуй свобод, Эмпайр-Стейт-Билдингов, Бруклинских мостов и прочих прославивших этот город достопримечательностей. Какая-то наша сельская местность, да и только.
А последние пара-тройка километров так это вообще туннель. Ничего не видать. Высаживаешься. Выходишь из вокзала, и тут- Бах! Как удар по башке киянкой – это такой молоток деревянный. Вот первое впечатление. Грохот, шум, гам, небоскребы, машины, такси, все бегут, несутся, ты не слышишь собственного голоса, в общем ужас и дичь. Хочется спрятаться, залезть под одеяло с головой.
Но когда я второй раз приехал в Нью-Йорк, я подумал: «Ведь точно такой же удар испытывает человек, к примеру, из Ярославля, высадившийся впервые на площади Трех вокзалов в Москве. Ну конечно. Шум, гам и ужас.» А когда я освоился в Нью-Йорке, я понял, как похожи эти два города. И здесь, и там слишком много всего: и людей, и машин, и домов, и возможностей, и богатства, и нищеты, и счастья, и горя. Всего через чур.
По началу ощущаешь себя неуютно, шумно, суетно, страшно, но ты быстро привыкаешь, и уже через мгновение перестаешь быть чужим. Ведь смешно же, когда меня на 3-й день поездки, какие-то туристы в клетчатых рубахах, Стэтсонах и казаках, словом, сельские американцы спросили: «Эй, чувак! А где тут у вас Бродвей?» - И еще смешней, что я, не задумываясь, тут же показал: «Вот, две улицы пройдете, потом направо, и упретесь. Будет вам ужо Бродвей.»
Но Нью-Йорк неожиданно может оказаться и тихим, уютным городом. Как у нас вы идете прогуляться в Нескучный сад, или наслаждаетесь переулками Арбата, так и здесь люди прячутся от суеты в Центральном парке или в Гринвич виллидж. Просто, нужно знать заветные места.
Вот еще заметил такую вещь. Как я начинаю тосковать по Москве, стоит мне из нее уехать больше чем на неделю, я почти также начинал скучать и по Нью-Йорку в те времена, когда доводилось там бывать. Вот хочется опять – гама, шума, суеты. Не знаю, почему и зачем.
Напоследок хочу рассказать историю, которую, кроме как чудом, я назвать не могу. Судите сами. Приезжаю в командировку, селюсь где-то на пересечении 42-й улицы и 7-й авеню. Ну типа казЫрное место, бюджет позволяет. Позади длинный перелет, часовые пояса, устал, ясное дело, как собака. Но ведь грешно не прогуляться по "любимому кварталу", прежде чем завалиться спать.
Выхожу и буквально через 100 метров, ба! Сталкиваюсь лицом к лицу со своим школьным другом Женей Григорьянцем. Лучшим другом! Мы не виделись лет 8, никак не меньше, и надо же было здесь, на Манхэттене, вот так - лоб в лоб. Этот самый друг мой, он большой физик давно живет в Эдинбурге, а тут ему понадобилось на научную конференцию куда-то в Колорадо. В Нью-Йорке длинная пересадка, у него появились лишние три часа, и он решил прогуляться ровно там же, где и я. Мистика какая-то.
- Ну, что? - говорю, - Евгений, - по бабам, боюсь, мы с тобой уже не успеем, так может хоть пивка?
- Пивка, отец, обязательно.
Разговор такой, будто бы, мы только вчера виделись, и вот случайно столкнулись у нас в Москве на Театральной площади.
Мы идем в ближайший бар в английском стиле, где каждый заказ нужно оплачивать сразу. Он заказал пару пива, оплатил, я заказал пару пива, оплатил, он заказал, опять моя очередь. Иду к стойке, беру два пива, протягиваю деньги, барменша не берет. «Заплатить хочу за пиво,» - говорю я ей. - Она ни в какую. Что-то объясняет, а я ничего понять не могу.
- Жень, прошу я своего друга, - сходи, пожалуйста, узнай, почему она деньги не хочет у меня брать. Я что рожей не вышел? Вроде английский хорошо знаю, но никак не разберу, что она там бормочет.
- Щя, узнаем, - отвечает.
Евгений возвращается с хитрой улыбкой.
- Старик, - говорит он мне, - только здесь такое случается. Тут какой-то мужик, оплатил выпивку всем посетителям в тот момент, когда ты к ней подошел. У него радость случилась – сын родился, на бирже он заработал или еще что - не знаю. Но здесь так принято благодарить судьбу.
- А ведь это я должен благодарить судьбу, что именно в этот день, именно в эту минуту я оказался в Нью-Йорке, и встретил тебя. Кто бы мне такую историю рассказал, я бы наплевал тому в лицо просто на просто.
- Да, брат, я и сейчас с трудом верю, что мы вот сидим тут и пивко попиваем.
Мы поболтали еще некоторое время и очень тепло распрощались. Он полетел в свое Колорадо, а я почапал в гостиницу. Не виделись после этого еще лет эдак 5.
Вот такая история.
Нью-Йорк, Нью-Йорк, я люблю тебя!
