Научная дипломатия давно стала неотъемлемым элементом и атрибутом международного общения. В среде исследователей ведутся дискуссии о ее принадлежности к «мягкой силе», другие же эксперты выделяют ее как отдельный вид дипломатии. С 26 февраля по 1 марта в Иране находилась представительная делегация российских ученых-востоковедов, представители которой провели многочисленные встречи с иранскими коллегами. Корреспондеету EADaily удалось взять эксклюзивное интервью с исследователем Института международных исследований (ИМИ) МГИМО МИД России, проектным менеджером Центра внешнеполитического сотрудничества им. Е. М. Примакова Артёмом Адриановым, который вошёл в состав делегации российских экспертов, посетивших Исламскую Республику.
— Артем Константинович, сегодня сближение между Россией и Ираном является одним из наиболее ярких трендов региональной и глобальной политики. В общих чертах, как бы Вы могли оценить современный уровень отношений между Москвой и Тегераном?
— Да, в 2022 году российско-иранские отношения развивались очень интенсивно. Это касается и вопросов политического сотрудничества, и экономического, и гуманитарного.
Активнее всего развивается политическое сотрудничество: Россия и Иран разделяют ряд общих взглядов на глобальные проблемы. Против обеих стран введены западные санкции, вследствие чего на повестке дня у них стоит борьба с западноцентричной финансовой и экономической системой. Одновременно обе страны ищут пути обхода этих санкций, что толкает их и к более тесному экономическому сотрудничеству.
И Россия, и Иран стремятся проводить независимую внешнюю политику, целью которой является реализация национальных интересов. Это наталкивает обе страны на мысль о необходимости ускорения перехода к многополярной мировой системе. В целом и в Москве, в Тегеране схоже смотрят на текущие тенденции эволюции мирового порядка и идут к схожим целям. Тем не менее у нас часто различаются подходы к региональным вопросам. Например, у Москвы и Тегерана разные подходы к урегулированию Нагорно-Карабахского конфликта, разные цели в сирийском конфликте. Отличаются взгляды и на роль Турции на Ближнем Востоке.
Однако это не препятствует экономическому сотрудничеству. В прошлом году наш товарооборот вырос на 15%, что, конечно, не так много как с Турцией, но тем не менее является довольно значительным показателем. Весь потенциал экономического сотрудничества России и Ирану еще предстоит раскрыть в ближайшие годы. То же самое относится и к гуманитарному сотрудничеству: есть значительное число возможностей по сотрудничеству в сфере образования, развития науки и т. д. И Россия, и Иран имеют ряд передовых научных отраслей, в которых они только начинают сотрудничать.
— Вы были в составе представительной делегации отечественных ученых, посетивших Тегеран. Подобные визиты можно охарактеризовать как часть «научной дипломатии». Не могли бы Вы подробнее рассказать о мероприятиях в Тегеране с участием иранских коллег?
— Да, в конце февраля мы с коллегами из Центра Примакова, ИВ РАН, МГИМО и РГГУ были в Тегеране, где провели ряд плодотворных встреч. Подобные встречи представляют собой форму академической дипломатии, позволяющей наладить и укрепить связи с экспертным сообществом другой страны, чтобы понять, как мыслят специалисты, влияющие на принятие внешнеполитических решений, а также объяснить им российскую точку зрения на многие вопросы двусторонней повестки.
В ходе поездки мы посетили четыре иранских университета и два мозговых центра. Было крайне интересно отметить взлет интереса к России со стороны преподавателей и студентов иранских вузов, а также экспертного сообщества. Это влияет и на интерес к русском языку: он изучается во многих иранских вузах, причем на довольно хорошем уровне. Так, в университете Алламэ Табатабаи параллельно с нашим визитом проходил российско-иранский форум, посвященный вопросам сотрудничества в сфере высшего образования, и в качестве переводчиков синхронистов на нем выступали студенты старших курсов кафедры русского языка этого вуза. В университете Имама Садегха, являющемся кузницей кадров среднего и высшего звена для государственных учреждений, студенты самостоятельно создали кружок по изучению русского языка, поскольку в стенах вуза он на данный момент не преподается. А летом там планируется проведение «Недели России» — серии мероприятий, посвященных российской культуре, политике, экономике. Подобное мероприятие может оказаться очень востребованным, поскольку понимание России, несмотря на множество программ изучения русского языка, в Иране развито слабо. Поясню: мы посетили Тегеранский университет и обнаружили, что только в нем существует единственная на весь Иран магистерская программа по россиеведению, а подобных бакалаврских программ и вовсе нет.
— Стоит признать, что отношения между Россией и Ираном в разные исторические периоды развивались не совсем просто. Речь идет в том числе о многочисленных войнах XVII-XIX веков. В ходе визита и встреч с исследователями и представителями иранской экспертной среды чувствовались ли своего рода исторические обиды?
— На уровне межличностных отношений и при общении с рядовыми иранцами все отлично. Однако на официальном уровне, когда речь идет о выработке долгосрочной стратегии взаимодействия двух стран проблема исторической памяти играет определенную роль. В Иране сильна память о периодах, когда страна находилась в слабой позиции по отношению к другим странам. Так, в Иране помнят, как в ходе русско-персидских войн первой половины XIX века Российская империя отвоевала у Ирана территории современных Армении и Азербайджана. Помнят и о том, что в 1941 году СССР и Великобритания, опасаясь развития отношений Ирана с Германией, ввели войска на его территорию. В результате Иран сыграл важную роль в победе во Второй мировой войне — через его территорию прошло множество караванов с поставками по программе ленд-лиза, однако сами иранцы воспринимают этот исторический период иначе.
Известный российский иранист Ю.А. Зотова провела исследование, в котором описала, как Иран представлен в российских школьных учебниках по истории, а как Россия — в иранских. Оказалось, что в наших учебниках внимание Ирану почти не уделяется — только в контексте тех самых русско-персидских войн, а таже Персидского похода Петра I. В иранских учебниках России уделено существенно больше внимания в контексте истории потери Ираном своих территорий и суверенитета, формируется образ России как ненадежного партнера и коварного соседа. Эти представления безосновательно проецируются иранскими официальными лицами на сегодняшнюю Россию: например, иранцы ревниво наблюдают за тем, как Россия и Турция заключают двусторонние договоренности по Сирии без их участия, хотя в действительности необходимости привлекать Иран к этим договоренностям нет. Также стоит вспомнить скандал с тем, как российский посол в Иране пригласил дипломатические представительства Великобритании и США воспроизвести историческое фото на лестнице российского посольства, где встречались Сталин, Рузвельт и Черчилль на Тегеранской конференции в 1943 г. Иранцы восприняли это в контексте свойственной им исторической памяти, хотя в действительности подобное событие имело целью увековечить память о сотрудничестве стран в борьбе против нацизма.
Для преодоления проблемы исторической памяти и недоверия необходимо развивать сотрудничество по гуманитарным наукам: истории, социологии, политологии, международным отношениям. Это особенно актуально в связи с нехваткой знаний о России в Иране, ведь существует всего одна магистерская программа по россиеведению на всю страну.
— Артем Константинович, не секрет, что отношения между Ираном и рядом арабских стран довольно непростые, несмотря на новости о нормализации саудовско-иранских отношений. Быть может, арабские страны Залива подозрительно относятся к российско-иранскому сближению?
— Здесь речь идет скорее не в целом о российско-иранском сотрудничестве, а его конкретном аспекте — военном сотрудничестве. Арабские монархии с большей тревогой смотрят на применение иранских беспилотников на Украине, считая, что Россия должна была в ответ тоже что-то поставить Ирану. В январе иранский парламентарий заявил, что уже весной Россия поставит Ирану истребители Су-35, а также «системы ПВО, ракетные системы и вертолёты». В арабских странах опасаются, что это значительно усилит военный потенциал Ирана и изменит баланс сил в регионе.
Россия же, наоборот, уверяет их, что поставки вооружений на него не повлияют. Отношения с арабскими странами Залива, особенно ОАЭ и Саудовской Аравией, важны для России и, думаю, их опасения у нас прекрасно понимают. Военные эксперты считают, что в сфере авиации, вызывающей наибольшую обеспокоенность у арабских стран, на Ближнем Востоке сложился сильнейший дисбаланс. В то время как арабские страны используют самые современные американские истребители, в Иране до сих пор пользуются истребителями, поставленными западными странами еще до Исламской революции 1979 года. Представленный в 2019 году истребитель иранского производства можно отнести к самолетам 3 поколения. В результате поставки небольшого количества российских истребителей не смогут оказать значительное влияние на баланс сил в регионе. Основным вооружением, которое Иран может применить в ходе военного конфликта все равно остаются баллистические ракеты и беспилотники, которые он производит сам. Недавнее восстановление саудовско-иранских отношений может частично нивелировать опасения развития российско-иранского военного сотрудничества.
