Гибель этих двоих разбила наши сердца. Не у всех, конечно, но очень у многих. Несмотря на разницу характеров, происхождения и, как итог, судеб, тем не менее, у Паргали и Мустафы много общего. И самое главное — их путь к гибели очень схож.
Шехзаде Мустафа и великий визирь Ибрагим-паша не очень-то похожи. На первый взгляд. А если присмотреться, то легко заметить, что они, не будучи даже родственниками, имеют ещё больше сходства в повадках, чем родные братья Мехмет, Селим и Баязет.
Парадокс? Ну я об этом уже писала. Ибрагим реально считал себя скорее сыном Сулеймана, чем братом. Очень уж безответственно он себя порой вёл — такие выкрутасы может себе позволить ребёнок, привыкший, что отец всегда поймёт и простит. Старший брат-таки нет-нет да начистит младшему шею за наглость. А вот ребенок может бесконечно испытывать терпение родителя. (Хотя с мужиками такой подход прокатывает через раз. Но Ибрагим был рисковым парнем, мы все это знаем).
Таким же был Мустафа. Недавно я смотрела серию с первым «залетом» шехзаде, когда он отказался выполнять приказ султана и казнил не того, кого было велено. Фактически совершил бунт.
И вот мятежный шехзаде на ковре у папы. Флегматичный Сулейман с максимально возможной экспрессией пытается донести до старшего наследника, что тот не прав. Мустафа со снисходительным видом выслушивает папеньку... заявляет, что все сделал правильно, разворачивается на каблуках и идёт к дверям... Я, конечно, ожидала, что Мустафа будет вести себя примерно так, но не так скоро...
Без году неделя, как он санжак-бей, только казнили Ибрагима... Рустем при всем понимании, что такое поведение Шехзаде им с госпожой на руку, пытается его остановить... Визири в шоке. Махидевран уже затопила слезами Манису, Хюррем готовит бакшиш для гарема... Даже контуженная Хатидже отбросила свой стайл городской сумасшедшей и на полном серьезе просит Мустафу быть благоразумным и просить пощады. Прошаренные Шах и Лютфи всерьёз обеспокоены. А Мустафа... поворачивается к августейшему папе *опой!
Этим жестом он как бы просигнализировал: если нельзя, но очень хочется, то можно! Ну нарушил я твой запрет — что дальше?
Кто ещё в империи мог позволить себе такое? Правильно, Ибрагим-паша!
Приемы там были несколько иными, все же Паргали был рабом, а не шехзаде, но стиль тот же: а что ты мне сделаешь?
Не канает по масти жениться на Хатидже: управляй-ка ты сам своей империей, я в Паргу, пишите письма!
Разбил мою статую — бери-ка ты свою печать и ищи себе другого визиря! Упрусь не сдвинусь, хоть голову мне руби!
Если Ибрагиму что-то хотелось сделать наперекор воле Сулеймана, он просто разворачивался и делал вид, что уходит из его жизни навсегда. (Зря, в итоге вышло как в той сказке про мальчика, который кричал «волк»). Поворачивался к нему, по сути тем же местом, что и шехзаде и гордо уплывал вдаль.
Мустафа не раз это наблюдал, слышал уж точно: Махидевран ведь никогда не стеснялась обсуждать взрослые дела при ребенке. Один раз и сам шехзаде был вынужден "отдать должок" за приведение себя силой на пятничный намаз, и самолично поехал в охотничий домик за надувшимся на весь мир султана Ибрагимом.
Паргали много значил не только в жизни Сулеймана, но и Мустафы. Раб из Парги был магнетической личностью, тем более для маленького ребенка, росшего в окружении нянек и мамок. Когда старшие товарищи — папа и его лучший друг — по сути слили ребенка, который привык везде таскаться с ними в Манисе (вернее, маленькому Мустафе так казалось, что он всегда был с отцом и Ибрагимом), он болезненно это переживал. Эпизод с психами маленького шехзаде, которому султан положил ложку после Паргали, прекрасно это иллюстрирует. Ребенка просто вынесло, когда он увидел такую вопиющую несправедливость в отношение себя: Ибрагим везде его обскакал! И дело не только в том, что тот был рабом — сомневаюсь, что Мустафа так сильно бы отреагировал на кого-то еще, ведь это недопустимо для его статуса, а вот Ибрагима он реально воспринимал как родственника, поэтому не смог сдержать эмоций.
Взрослея под пристальным наблюдением Ибрагима, Мустафа становился... все больше похож на него. Заносчивый, упрямый, самонадеянный — это не про папу Сулеймана точно. А вот Ибрагим подходит под это описание. Когда султан окончательно предал боевое братство, предпочтя старым товарищам Хюррем, в Мустафе взыграло чувство протеста и он стал копировать поведение Ибрагима. Но делал он это не только в пику папе, но и в тщетных попытках... заслужить его любовь и одобрение. Ну не мог же парень подражать поведению Хюррем...
Ну а когда Ибрагима казнили, здесь уже взыграла и обида, и тайное желание отомстить, продолжив дело великого визиря... Увы, в своих расчетах Мустафа ошибся, ибо никогда не отличался рассудительностью и благоразумием. Да и интеллектом с пашой сравниться не мог. А вот гонором — это да, таки наследник династии! Тут самому Ибрагиму было не угнаться за своим учеником...
Правильно вообще говорила, кажется, Хюррем: гордыня никогда до добра не доводит. Ибрагим был настолько уверен, что посадит Мустафу на трон, что не научил его... повиноваться султану. Хотя что с него взять — он сам не особо любил это дело. За что и поплатился.
Логично, что Мустафу ждал такой же печальный конец: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Ибрагима-то еще какое-то время сам султан осаживал на крутых поворотах, а Мустафу, по сути, тормозить было некому.
Ни мать, ни многочисленные наложницы во главе с женой-пираткой, ни придворный эльф Ташлы Джалы, ни гроза морей Барбаросса, ни любящие тетушки — никто не мог остановить буйного шехзаде на всех парах несущегося к краю гибели.
