Парень, который подошел ко мне после вечерней службы, был высоким, атлетичным, с застывшим твердым лицом. Я решил, что ему лет девятнадцать.
- Мы приехали из Москвы. Мне шестнадцать. Я Артём, - сказал он и неожиданно по-детски расплакался.
Меня на «Фаворе» ждали люди. Я не мог задерживаться.
- Пошли со мной! - скомандовал я. Мы сели в мою машину и поехали на «Фавор». Это наш православный пансионат, где в курортный сезон собирается отличная компания верующих людей из самых разных регионов России и зарубежья. И вне сезона тоже бывают гости. А вот сейчас половина гостей - это воины на реабилитации, беженцы, инвалиды, вдовы, сироты.
По дороге Артём молчал, а вот когда мы подъехали к «Фавору», он со стоном вздохнул. Я увидел, насколько он устал и голоден.
- Давай мы тебя сейчас покормим, - сказал я. Артем на это неопределённо пожал плечами, и я повёл его в трапезную.
Вокруг него сразу засуетились наши повара.
- Вернусь минут через сорок, - шепнул я. Парень растерянно смотрел то на меня, то на тарелку с супом, и, наконец, согласно кивнул.
Дело мое оказалось сложнее, чем я думал. Я вернулся через час. Артем сидел за тем же столом, а напротив него, размазывая по щекам сок, весело ела арбуз пятилетняя смугленькая Серафима. Она что-то щебетала, а грустный Артем пытался ей поддакивать.
- Я заберу Артема? - серьезно спросил я у малышки.
Она царственно разрешила, и тут же расхохоталась.
- Забавная девочка, - сказал я.
Артем, погруженный в свои мысли, промолчал.
Я привел его в домовую церковь. Мы перекрестились, вошли, приложились к иконам. Я рассказал Артему о каждой иконе, и мы сели на лавочку.
Артем, не глядя на меня, стал медленно, тягуче говорить в пол:
- Я расстался с девушкой. Для ее безопасности. Я, наверное, маньяк. Мне нужно поговорить с кем-то. Я решил, что с вами проще. Вы не психолог и не психиатр. И у вас глаза хорошие, понимающие…
- Ты боишься психологов и психиатров?
- Я хочу стать военным, а они меня не пропустят. Наверное…
- Я понял. Рассказывай...
- Карина очень красивая. На год старше меня. Танцами занимается и иностранными языками…
Тут Артем завис. Поднял голову. И снова завис, глядя на Пресвятую Богородицу на иконостасе.
- Карина заботливая. Однажды потянул мышцу на тренировке. Я ей написал. А мы вечером встречались. Так у нее три вида спортивных мазей с собой было. Какая лучше подойдет… Нет, у нас не было ничего серьезного. Гуляли, общались, целовались. Однажды я ее за шею обнял. А шея тоненькая, хрупкая, синие узенькие сосуды под прозрачной кожей, пульсация крови. Я уловил, насколько Каринка беспомощная, уязвимая, если эту шейку немножко придавить…
Честно скажу, мне поплохело. Артем не облизывал плотоядно губы, смакуя впечатления, и, по всему видно, очень расстроен. Но в моем представлении ответственность за то, что я сейчас скажу и что сделаю, выросла до космических масштабов. Парень открылся. Может быть, никому в жизни он больше не откроется.
- Ты придавил? - спросил я почти спокойно.
- Я? Нет. Тогда хрупкость и умилила, и испугала. Хуже потом. Через неделю я увидел ее среди танцоров на репетиции. Там были и парни. Они смотрели на нее! И у меня в сердце как спичка вспыхнула ревность, и тут же в мозгу возникла чудовищная картинка, как я убиваю их всех - похотливых мужчин, а потом ее. Я видел физический натурализм этих убийств, и продолжал… Много-много-много крови.. Это все? Крыша совсем съехала?
Я думал. Мощный спортивный парень-«волк» среди грациозных «косуль» с тонкими гибкими шейками и бархатной кожей.
- У тебя родители живы? Ты с ними приехал?
- Про отца ничего не знаю. Мамы нет. Сестра ее заменила. Я с ее семьей приехал. У Вики муж и сын.
- Любишь сестру?
- Очень. Тяжело было. Вика взяла опеку надо мной, когда мне только девять лет исполнилось. А ей двадцать. Мама от онкологии умерла. А отец…
Артем явно не хотел говорить об отце. Я ждал.
- Мне было четыре… Сестры дома не было. Он прислонил маму к двери и бил ее в лицо, в грудь, в живот. А мама заливалась кровью и незнакомым хриплым голосом говорила мне: «Артемчик! Уходи! Пожалуйста, уходи!» Пьяный отец меня не видел. Я был сзади. Тогда я взял машинку и кинул в отца. Он даже не обернулся. Мама в больнице месяц отлежала. Отец уехал. Забрал все ценное. А у мамы рак, наверное, от той травмы приключился. Я тогда сам себе пообещал, что никогда не буду как папа. А получается, буду?!
Полные глаза слез и безэмоциональное каменное лицо. «Окамененное нечувствие» и пугливое чуткое сердце. И призраки прошлого, что меняют окраску как хамелеон, тайно, но неизбежно ползущие в его нынешнюю жизнь…
- Ты любишь Карину? - спросил я.
- Очень, - грустно вздохнул Артем. - Только я расстался с ней. Для ее же безопасности. Вдруг мне еще что-нибудь померещится.
Я молился. Я молился молча, пламенно, предельно сосредоточенно. Температура воздуха была градусов двадцать восемь, а у меня внутри полыхал вулкан. И вдруг будто завеса спала. Сердечными очами я вдруг «увидел» перед собой светловолосого четырехлетнего мальчика, который защищал милую нежную маму от разъяренного отца. Истекающая кровью женщина, готовясь к смерти, вверила Господу жизнь своих детей. И сегодня ее мальчик пришел ко мне, потому что его привел Господь.
- Мама очень много молилась, когда болела. Уверен, - констатировал я.
Артем осторожно взглянул на меня и подтвердил.
- Зло, вызывающее у тебя кровавые видения, не всесильно. Господь превыше всего. Идет война за твою душу. И ты уже хоть и не с мечом, но в броне. Есть тот, кто молится о тебе, самоотверженно, с бесконечной любовью. Думай!
- Это мама моя? Сейчас? Я раньше слышал, что святые с того света помогают. А вот мама… Она ведь простая женщина, - выдохнул опешивший Артем после паузы.
- Простая женщина…просто труд, просто страдание, просто любовь… Это же и есть святость. Мы таких людей называем праведными. Церковь знает имена очень немногих праведных святых, а их миллионы! А материнская молитва… Она чудеса творит. Молитва той матери, что за детей своих отдаст всю жизнь до последнего мгновения. Той матери, что не позволит никаким демонам заставить детей сделать нечто чуждое их воле, их совести и чести. Той матери, что и на Небе продолжает свой молитвенный подвиг. Ты причащался когда-нибудь?
- Да. Давно, когда мама была еще жива.
- Готовься на исповедь и причастие. Ты когда уезжаешь?
- Через неделю.
- Готовься. Сейчас найду тебе книжку «В помощь кающимся».
Я достал из коробки тоненькую книжку святителя Игнатия Брянчанинова, которую часто использую как базовый материал для новоначальных, да и сам иногда перечитываю, каждый раз находя новые смыслы и акценты.
Артём аккуратно взял книжку, будто проверяя на вес.
- Я смогу? - глухо спросил он. - И я не стану маньяком?
- Мне хотелось сказать: «Ведает Один Господь». Но я сдержался. Он не готов принять такую формулировку. Ему покажется, что я отмахнулся. А на самом деле нет. Это Истина. И принять ее - означает довериться Богу.
- Надо брать меч и активно участвовать в борьбе за свою душу. Придешь на исповедь и причастие. Сначала у нас, потом дома. Каждую субботу и воскресенье. Максимально, как сможешь. Ты откроешь для себя новый прекрасный мир. Есть молитвы утренние, вечерние, молитвы перед Причащением. Наверное, после мамы остались молитвенники, иконы, книги церковные. Надо осваивать.
Слова о маме я произнес максимально трепетно, в такт его мятущемуся сердцу. И Артём снова расплакался. Он смотрел на Лик Пречистой Божией Матери и рыдал, причитая «Мамочка!»
Я вышел из храма на балкончик, давая парню время побыть наедине со своими воспоминаниями и сожалениями. Человеческая душа требует даже большей деликатности, чем вышивание, например.
И тут с храмового балкончика я увидел гуляющую вдоль ограждения девочку Серафиму с мамой Полиной. Возникла мысль.
Я вернулся к Артему. Он уже просто сидел, слёзы тихо стояли в глазах, не угрожая обрушиться водопадом. Я пригласил его прийти в Рыбачьевский храм в субботу с подготовленной исповедью.
Мы вышли на дорожку вдоль ограды. Серафима важно разглядывала, как укладываются спать цветы на клумбах. А мама ее, очень белокожая по сравнению с дочерью, изящная, как фарфоровая статуэтка, смотрела вдаль на мерцающее вечернее море.
- Полина! - окликнул я ее.
Она вздрогнула:
- Добрый вечер, батюшка. Благословите, пожалуйста.
Полина склонилась под благословение. Я благословил, а потом погладил ее по голове как ребенка со словами:
- Как вы?
- Спасибо, батюшка! Здесь я сплю. Я практически не спала. А здесь и молиться легче, и дышать легче.
- Полина! Хочу вас познакомить. Это Артем. Он из Москвы. Он спортсмен. Хочет стать военным.
Полина перевела взгляд глубоких печальных синих глаз на Артема, который замер не дыша:
- Рада познакомиться, Артём. Четыре месяца назад на СВО погиб мой любимый муж Давид, отец моей девочки. Пока учимся жить без него… дышать… вот Крым святой помогает… море… Я очень желаю тебе, чтобы у тебя все получилось. Надо, чтобы пришли новые, верные, сильные. Не хуже наших…Понимаешь меня? Это очень важно!
- Спасибо! - неожиданно твердо сказал Артём.
Полина одним движением положила Артему на грудь свою ладонь, будто что-то вложила в сердце. Сразу подбежала неугомонная Серафима и защебетала бесконечную историю про дельфинов в море. Мы расстались.
Я повел Артема к выходу. И в конце пути спросил:
- Что ты понял из последней встречи?
- Полина - очень красивая… - грустно вздохнул Артём, вспомнив, вероятно, свою девушку.
- И очень хрупкая. Очень хрупкая и очень сильная. Ее Господь сохраняет. Он силу ей дает. Я хотел, чтобы тебя на военное дело благословила женщина-мать, страдающая, нежная и сильная. Если мама твоя не успела…
Я приобнял Артёма, почувствовал его собранность. Он уже не плакал. Он мысленно собирался в бой. Вначале - бой за душу.
Слава Богу за все!
священник Игорь Сильченков.
ПОДАТЬ ЗАПИСКИ на молитву в храме Покрова Пресвятой Богородицы Крым, с. Рыбачье на ежедневные молебны с акафистами и Божественную Литургию ПОДРОБНЕЕ ЗДЕСЬ