Осень. Промозглый ветер гнал опавшие листья по двору родительского дома. Я стояла у окна, наблюдая, как они кружатся в неровном танце, и думала, что моя жизнь сейчас напоминает этот хаотичный вихрь — бесцельный, беспорядочный, лишенный направления.
Родителей не стало в течение одного года. Сначала папа — инфаркт, быстро и неожиданно. Мама держалась, боролась, но тоска сделала своё дело — сгорела за восемь месяцев. И вот теперь я стояла в их доме, нашем семейном гнезде, не зная, что делать дальше.
Дом требовал постоянного внимания. Крыша протекала над верандой, забор покосился, а сад... Боже мой, сад превратился в настоящие джунгли. Слишком много для меня одной. Да и жить здесь я не могла — работа в городе, двое детей, муж. Приезжать только на выходные? Бессмысленно.
Звонок в дверь вырвал меня из мыслей. Виктор, мой старший брат, стоял на пороге с бутылкой коньяка и коробкой конфет.
— Мариш, чего такая хмурая? Уже две недели прошло, а ты всё в трауре.
Я пожала плечами, пропуская его в дом. Виктор всегда был таким — легким, как перышко. Проблемы словно обтекали его, не задевая.
— Садись, — кивнула я на кухонный стол. — Чай будешь?
— Давай лучше по пятьдесят грамм, за упокой души... Ты же всё равно не за рулём.
Я не хотела пить, но спорить с ним не было сил. Он разлил коньяк по рюмкам, мы выпили. Горькая жидкость обожгла горло. Я закашлялась.
— Ты так и не решила, что с домом делать будешь? — спросил Виктор, заедая конфетой.
— Не знаю... Продавать жалко, а держать — сил нет.
Он оглядел кухню оценивающим взглядом, постучал пальцами по столу.
— Сколько тут, по-твоему? Метров сто пятьдесят? Участок шесть соток?
— Не знаю точно... Какая разница?
Виктор подошел к окну, выглянул во двор.
— А место-то хорошее. От станции пятнадцать минут. Школа рядом, магазины. Сейчас такие дома в цене.
Я вздохнула. Конечно, он был прав. Но мысль о продаже вызывала внутреннюю дрожь. Здесь прошло моё детство, здесь мама пекла свои знаменитые пироги, а папа смастерил качели, которые до сих пор висели на старой яблоне...
— Мариш, — Виктор сел напротив и взял меня за руку. — Я вижу, как тебе тяжело. Давай я помогу.
— Как?
— Ты же знаешь, я в этом разбираюсь. — Его глаза смотрели прямо и уверенно, хотя что-то неуловимое промелькнуло в них. — Я найду хороших покупателей, договорюсь о нормальной цене. Тебе даже приезжать не придётся, всё сделаю сам.
Я почувствовала, как тяжесть на сердце немного отступает. Виктор всегда был шустрым, умел договариваться с людьми. В детстве мог уговорить соседку дать нам вишни с её дерева, в школе — убедить учительницу поставить ему тройку вместо двойки.
— Правда поможешь?
— Обижаешь, сестрёнка! — он встал, обошёл стол и обнял меня. — Доверься мне. Я всё сделаю в лучшем виде.
От него пахло одеколоном и сигаретами. Знакомый запах, надёжный. Я прижалась щекой к его плечу, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Он был моей опорой, моим старшим братом. Тем, кто учил меня кататься на велосипеде, защищал от хулиганов во дворе.
— Хорошо, — сказала я, отстраняясь. — Спасибо.
Виктор улыбнулся, но что-то в его улыбке показалось мне странным. Словно натянутая маска. А в глазах — лёгкое напряжение, которого раньше не было.
— Вот и отлично! — он потёр руки. — Давай лучше о хорошем. Как там твои спиногрызы? Всё ещё мечтают стать космонавтами?
Мы проговорили до вечера. Он рассказывал смешные истории, подливал мне коньяк, а я смеялась и чувствовала, как мне становится легче. С каждой минутой тревога отступала. Я знала, что брат поможет мне. Он всегда приходил на помощь. И сейчас я была благодарна ему за это.
Когда он уходил, на пороге, придерживая дверь, вдруг спросил:
— Кстати, документы на дом где лежат? Надо будет показать потенциальным покупателям.
— В папином столе, верхний правый ящик, — не задумываясь, ответила я.
Он кивнул и вышел в сумерки, насвистывая какую-то мелодию. И только закрыв за ним дверь, я подумала — а зачем покупателям документы? Разве они не должны смотреть только сам дом?
Но мысль ускользнула так же быстро, как появилась. В конце концов, в таких делах я ничего не понимала. А Виктор разберётся. Он ведь обещал помочь.
Правда в кофейной чашке
— Ой, ты сегодня какая-то рассеянная, — Наташка помешивала свой капучино, внимательно разглядывая меня через очки в модной оправе. — Уже третий раз спрашиваю, как дела с домом, а ты в облаках витаешь.
Я встрепенулась. Маленькое кафе на углу нашего офиса всегда было нашим с Наташкой убежищем. Каждую пятницу после работы мы встречались здесь, чтобы выпить кофе и поболтать. Но сегодня я действительно никак не могла сосредоточиться.
— Извини. Голова кругом. На работе завал, дети с температурой, муж в командировке...
— И всё-таки? — она не отставала. — Брат твой помогает?
Я отхлебнула свой латте. Прошло уже две недели с тех пор, как Виктор вызвался помочь с продажей родительского дома. С тех пор мы созванивались пару раз — он говорил, что дело идёт, но пока конкретных покупателей нет.
— Да, вроде что-то делает. Говорит, интересуются люди, но пока без конкретики.
Наташка хмыкнула и достала телефон.
— А я тут на днях на «Авито» наткнулась случайно, искала дачу знакомым. И смотри-ка, что нашла...
Она протянула мне телефон, и я чуть не выронила чашку с кофе. На экране было объявление о продаже дома. Фотографии... Мой дом. Наш родительский дом. Те же обои в гостиной, мамина любимая ваза на комоде, даже фотография нашей семьи на стене.
Цена... Я моргнула, думая, что ошиблась. Три с половиной миллиона?
— Это же... — начала я.
— Твой дом, — закончила Наташка. — Я сразу узнала. Помнишь, мы там твой день рождения отмечали, когда нам по восемнадцать было?
В висках застучало. Я перечитывала объявление снова и снова. Дата размещения — десять дней назад. Номер телефона для связи... Я знала этот номер наизусть с детства.
— Это номер Виктора, — прошептала я, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.
— Я так и подумала, — кивнула Наташка. — Решила сначала проверить, может, ты ему поручила...
— Нет! — я почти выкрикнула это. Пожилая пара за соседним столиком повернулась в нашу сторону. — Он не говорил, что уже выставил дом на продажу. Он вообще ничего конкретного не говорил!
Руки дрожали. Я никак не могла поверить. Виктор, мой брат, самый близкий человек после родителей... Как он мог? Не посоветовавшись, не сказав ни слова?
— Марин, может, он просто...
Не дослушав, я достала свой телефон и нажала на вызов. Гудки шли мучительно долго. Наконец, он ответил.
— Мариш, привет! Ты как раз вовремя, я только со встречи.
Его голос звучал бодро, как ни в чём не бывало. Я не знала, с чего начать.
— Витя, я тут случайно... — дыхание перехватило. — Ты выставил дом на продажу?
Пауза. Длинная, тягучая, как смола.
— А-а-а, ты об этом, — в его голосе я услышала облегчение. — Да, пришлось. Заинтересованных много, надо было зацепить. Но не переживай, я всё контролирую.
— Контролируешь? — я почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. — Ты даже не спросил меня! Не сказал, что уже разместил объявление!
— Мариш, послушай, — его тон стал успокаивающим. — Я же профессионал, знаю, как это делается. Сначала разведка боем, прощупываем рынок, потом уже конкретные переговоры. Всё будет хорошо, сестрёнка.
Я смотрела на Наташку, которая беззвучно артикулировала «Что он говорит?». Во рту пересохло.
— Виктор, я хочу знать, что происходит. Сейчас.
— Слушай, я сейчас не могу говорить, на второй линии важный звонок, — он вдруг заторопился. — Потом всё объясню, хорошо? Надо бежать, прости.
И отключился. Я сидела, глядя на погасший экран телефона. Внутри всё сжалось в тугой узел.
— Что он сказал? — Наташка подвинула ко мне стакан с водой.
— Ничего, — я машинально отпила. — Говорит, что всё под контролем. Что это стандартная процедура.
Она покачала головой.
— Марин, тут что-то не так. Три с половиной миллиона — это же сильно ниже рынка для такого дома. Помнишь Светку из бухгалтерии? Она недавно продала дом в том же районе, так за него пять с лишним взяли, а там метраж меньше.
Холодок пробежал по спине. Виктор всегда хорошо разбирался в ценах, он не мог не знать реальную стоимость.
— Мне нужно срочно позвонить в это агентство, — я лихорадочно листала объявление дальше, пока не наткнулась на название риэлторской компании. — «Новый дом». Знаешь такую?
— Нет, но погоди, — Наташка быстро набрала что-то в своём телефоне. — Вот, нашла. Адрес Ленина, 47. Это в центре, недалеко отсюда.
Я взглянула на часы. Половина шестого. Если поторопиться, то успею до закрытия.
— Поехали со мной? — я умоляюще посмотрела на подругу.
— Конечно, — она уже собирала свою сумку. — Только давай заплатим.
Мы вышли из кафе под моросящий дождь. Ладони у меня вспотели, несмотря на прохладу. Голова гудела от тревожных мыслей. Я всё ещё не могла поверить, что Виктор мог что-то затеять за моей спиной. Должно быть какое-то объяснение. Должно быть...
Но внутренний голос шептал: нет, ты всё правильно поняла. Он тебя обманывает. И эта мысль была невыносимой.
В кабинете правды
— Это здесь, — Наташка кивнула на стеклянную дверь с вывеской «Новый дом».
Мы вылетели из такси и, перепрыгивая через лужи, добежали до входа. Внутри пахло дешевым освежителем воздуха и кофе. Миловидная девушка за стойкой с удивлением оторвалась от компьютера.
— Извините, мы уже закрываемся...
— Где сделка по Садовой, 15? — выпалила я, пытаясь отдышаться.
Девушка растерялась, но тут из кабинета в глубине офиса донеслись голоса. Мужской смех. И среди них — такой родной, такой предательский — голос брата.
Не слушая возражений секретарши, я рванула к двери и распахнула её.
Картина была как в плохом фильме: Виктор, расслабленно развалившись в кресле, что-то увлеченно рассказывал лысеющему мужчине в дорогом костюме и полному пожилому господину с большим портфелем.
— ...так что документы уже готовы. Останется только... — Виктор осёкся на полуслове. — Марина?!
Повисла тишина. Я задыхалась от бега и возмущения.
— Какая сделка, Витя? — мой голос прозвучал жёстче, чем я ожидала.
Мужчина в костюме поднялся.
— Позвольте представиться, Кравцов Игорь Петрович, ведущий специалист агентства. А вы?..
— Я — Марина Андреевна, владелица дома, который вы тут пытаетесь продать, — выпалила я, не сводя глаз с брата.
Виктор дёрнулся, как от удара током. Его лицо побелело.
— Марин, ты не так поняла...
— Прошу прощения, — вмешался пожилой мужчина, — но мне сказали, что все владельцы согласны на продажу.
— Не все, — отрезала я. — Я ничего не подписывала.
Игорь Петрович переводил взгляд с меня на Виктора. Его профессиональная улыбка сползла с лица.
— Виктор Андреевич, вы же предоставили доверенность...
— Подделка, — я скрестила руки на груди. — Я ничего ему не доверяла.
Пожилой мужчина грузно поднялся.
— Вот как? Что ж, господа, я не имею привычки участвовать в сомнительных сделках. Всего доброго.
Он с достоинством прошел мимо меня, только у двери обернулся:
— И учтите, молодой человек: за это могут и посадить.
Дверь за ним захлопнулась. Виктор съёжился в кресле.
— Зачем? — тихо спросила я, когда мы остались втроём. — Зачем ты это сделал?
Виктор молчал, тупо глядя в пол. Кравцов откашлялся.
— Я, пожалуй, оставлю вас...
— Нет, останьтесь, — перебила я. — Хочу, чтобы вы тоже услышали. Итак, Витя?
Брат наконец поднял глаза. Они были пустыми и какими-то стеклянными.
— Серёга Крылов, — сказал он хрипло. — Помнишь его? Я занял у него. Два миллиона.
— Что?!
— На бизнес. Думал, быстро раскручусь, — он говорил отрывисто, слова падали как камни. — Не вышло. А сроки горят. Он уже угрожал.
Я привалилась к стене. Крылов... Бывший одноклассник Виктора, тот самый, с тёмной репутацией.
— Но почему ты не сказал мне? Мы бы вместе...
— Что «вместе»? — он вдруг вскочил. — Ты бы не согласилась продать дом! Ты бы начала вспоминать про родителей, про память! А мне что делать?
— Но это НАШ дом! — я тоже повысила голос. — Как ты мог решить за меня?!
Брат снова рухнул в кресло и закрыл лицо руками.
— Я запутался, — глухо сказал он. — Мне страшно, понимаешь? Они не шутят.
Я смотрела на него и не узнавала. Где тот сильный старший брат, который всегда защищал меня? Передо мной сидел испуганный, сломленный человек.
— Доверенность, — вдруг сказал Кравцов. — Как вы её...?
— Подделал, — Виктор усмехнулся безо всякого веселья. — Взял старые бумаги мамы, там была Маринкина подпись. Отсканировал.
Кравцов побледнел.
— Это уголовная статья. Я не могу быть соучастником...
— Никто не будет заявлять, — я устало потёрла лоб. — Объявление снимите сегодня же.
Виктор поднял на меня затравленный взгляд.
— А что мне делать, Мариш? Они же убьют...
— Не убьют, — я повернулась к выходу. — Но это будем решать уже без посторонних.
Потом я шла по вечернему городу, а за мной уныло плёлся брат. И каждый шаг отдавался в висках: «Предал. Обманул. Подделал».
Я не знала, смогу ли когда-нибудь снова ему доверять. Но знала точно: дом я не продам. Никогда.
Свой дом
Моросящий дождик превратился в настоящий ливень, когда я подъехала к родительскому дому. Почти неделя прошла с того вечера в риелторской конторе. Неделя тяжёлых разговоров, слёз и разбитых надежд.
Я выключила дворники и посидела немного в тишине, вслушиваясь в барабанную дробь капель по крыше машины. Мысли путались. Что я делаю здесь? Зачем приехала?
Дом темнел в сумерках — большой, одинокий, с покосившейся калиткой. Мамины любимые пионы разрослись за месяцы без присмотра и теперь печально никли под дождём. Я вздохнула и, накинув капюшон плаща, побежала к крыльцу.
Замок поддался не сразу — ключ застрял, словно дом не хотел меня впускать. Внутри пахло сыростью, пылью и почему-то яблоками.
Я щёлкнула выключателем. Теплый свет разлился по прихожей. Всё как прежде: мамин старый комод, папины тапочки, фотографии на стене. Я провела пальцем по рамке со снимком, где мы вчетвером — ещё совсем молодые родители и мы с Витькой, два белобрысых оболтуса.
Витька...
Горло перехватило. Я заставила себя пройти на кухню, включить чайник, достать кружку. Привычные действия успокаивали.
Вчера мы встречались с ним в городе, сидели в кафе. Непривычно было видеть брата таким — потерянным, с серыми кругами под глазами. Он рассказал, что уладил вопрос с Крыловым. Заложил свою новую машину, занял у друзей. Теперь долг стал меньше, и Серёга дал отсрочку на три месяца.
— Найду работу, буду отдавать частями, — он не смотрел мне в глаза. — Прости, Маринка. Я... я просто запаниковал.
Я молчала, размешивая сахар в остывшем кофе. Не знала, что ответить.
— Ты же моя сестрёнка, — его голос дрогнул. — Мы ведь всегда друг за друга стояли.
— Да, — ответила я наконец. — Стояли. До того, как ты решил продать дом за моей спиной.
Он вздрогнул, словно от пощёчины.
— Я был в отчаянии...
— А я была в горе! — я вдруг не выдержала. — Мама с папой только умерли, а ты уже пытался избавиться от их дома, чтобы расплатиться с какими-то бандитами!
Пожилая пара за соседним столиком повернулась в нашу сторону. Я заставила себя говорить тише:
— Знаешь, что самое обидное? Не то, что ты решил продать дом. А то, что ты даже не подумал поговорить со мной. Обсудить. Найти решение вместе. Ты просто взял и предал. Вот так, — я щёлкнула пальцами, — даже не задумавшись.
Он смотрел в стол, плечи ссутулились.
— И что теперь? — спросил глухо.
— Не знаю, — честно ответила я.
Мы разошлись, так ни о чём и не договорившись. Я проплакала всю ночь. А утром поняла, что должна приехать сюда. В дом. Чтобы решить.
Чайник закипел, выдернув меня из воспоминаний. Я налила кипяток в кружку, бросила пакетик чая и прошла в гостиную. Вокруг были тени прошлого: вот здесь папа смотрел свой футбол, тут мама вязала бесконечные шарфы, а в том углу мы с Витькой строили шалаш из пледов...
Зашуршал гравий на дорожке. Хлопнула калитка. Я вздрогнула, прислушалась. Шаги на крыльце, звонок. Осторожный, едва слышный.
Я отставила кружку и пошла открывать. На пороге стоял Виктор — промокший, какой-то потерянный. За плечом у него был рюкзак.
— Марин, прости, что без звонка. Я звонил, но ты трубку не взяла, а я видел свет в окнах...
Я молча отступила, пропуская его в дом. Он остановился в прихожей, растерянно оглядываясь.
— Что ты тут делаешь? — спросил он.
— Думаю, — ответила я просто.
Он снял мокрую куртку, повесил на крючок.
— О чём?
— О доме. О нас. Обо всём.
В гостиной он сел на край дивана, неловко сжимая в руках рюкзак.
— Я тоже всё время думаю, — сказал тихо. — И понял, что натворил такого... Не знаю, простишь ли ты меня когда-нибудь.
— Не знаю, — я пожала плечами.
Повисла тишина. Только дождь барабанил по окнам.
— Я с работы ушёл, — вдруг сказал он. — Нашёл другую. За городом, на складе. Платят больше. Съёмное жильё там дешевле. Начну отдавать долг.
— Хорошо.
Он уставился в пол.
— Тебе помощь с домом нужна?
— Помощь?
— Ну да, — он неловко мотнул головой. — Крыша течёт. И забор покосился. Я могу приезжать на выходных, делать что-то. Как раньше, помнишь?
Я вспомнила, как мы вместе красили этот забор три года назад. Папа ещё смеялся, говорил, что мы как Том Сойер с приятелем.
— Ты что, думаешь, что можно вот так просто всё забыть? — спросила я, и голос предательски дрогнул. — Сделать вид, что ничего не было?
— Нет, — он покачал головой. — Не думаю. Но мне нужно как-то... искупить. Понимаешь?
Я вдруг поняла, что плачу. Слёзы текли по щекам, а я даже не пыталась их вытирать.
— Ты мой брат, — выдавила я. — Единственный близкий человек, который у меня остался. Как ты мог так со мной?
Он съёжился, словно от удара.
— Не знаю, — прошептал. — Запутался. Испугался. Все демоны разом навалились.
Мы снова замолчали. Виктор достал из рюкзака какой-то конверт, положил на журнальный столик.
— Это что? — спросила я.
— Документы на дом, — он не поднимал глаз. — Я забрал из агентства. И... там ещё. Моя доля.
— Что?
— Отказ от доли в наследстве, — он говорил быстро, словно боялся передумать. — Я уже заверил у нотариуса. Теперь дом полностью твой. Делай с ним, что хочешь.
Я уставилась на конверт, не в силах поверить.
— Зачем?
— Так будет справедливо, — он пожал плечами. — После того, что я пытался сделать... Считай это моим извинением.
— Витя...
— Нет, — он поднял руку, останавливая меня. — Не отказывайся. Я так решил.
Он встал, одёрнул куртку. Собрался уходить.
— Подожди, — я тоже поднялась. — Ты куда? На улице ливень...
— На последнюю электричку успею.
— Не глупи, — я вдруг разозлилась. — Переночуешь тут.
Он замер у двери, неуверенно обернулся.
— Ты правда...
— Правда, — отрезала я. — Ты мой брат. Даже когда ведёшь себя как последняя сволочь.
Он неловко улыбнулся, и на миг я увидела прежнего Витьку — того мальчишку с веснушками, который защищал меня от хулиганов в школе.
— Марин, я обещаю...
— Ничего не обещай, — перебила я. — Просто больше никогда так не делай.
Он кивнул. Я пошла на кухню ставить чайник. Когда вернулась, Виктор стоял у окна и смотрел на мокрый сад.
— Знаешь, — сказал он, не оборачиваясь, — дом всё равно придётся когда-нибудь продать. Он старый. Требует постоянного ухода.
— Знаю, — ответила я, подходя к нему. — Но это будет моё решение. И точно не сейчас.
Он повернулся. В его глазах стоял вопрос.
— Я собираюсь сдавать его, — пояснила я. — Уже говорила с риелтором — нормальным, не твоим. За аренду можно получать неплохие деньги.
— Правда? — он искренне удивился.
— Правда, — я усмехнулась. — Здесь недалеко новый жилой комплекс строят. Рабочие ищут жильё.
— А ты умница, — он покачал головой. — Всегда была.
Мы стояли рядом и смотрели, как дождь поливает яблони в саду. Я не знала, смогу ли когда-нибудь полностью простить брата. Но сейчас, в родительском доме, рядом с ним, я чувствовала странное спокойствие.
Это мой дом. Моё наследство. И моя жизнь.
А с братом... что ж, время покажет. Возможно, когда-нибудь мы снова будем вместе красить этот забор. А пока — нам обоим нужно научиться жить по-новому.