— Сегодня будто само небо плачет, — пронеслось в голове. Взгляд следил за струями дождя, барабанящими по окну больничной палаты. Руки, некогда уверенно державшие калькулятор и сводившие бухгалтерские балансы, сейчас беспомощно поглаживали серое казенное одеяло.
Память безжалостно возвращала в прошлое. Двадцать лет назад была совсем другой. Властной, уверенной, знающей, как правильно жить и кого следует выбирать единственному сыну в жёны. Тогда и допустила самую страшную ошибку в своей жизни. Произнесла фразу, которая перечеркнула всю жизнь, словно красный маркер итоговый баланс.
— Уходи, нет тебе больше места в моем доме, — в сердцах вырвалось тогда.
***
Варвара Михайловна, гроза всей бухгалтерии. За глаза многие тогда называли «Железная леди». Как жгучий стыд теперь разъедает душу за те слова!
Но все по порядку. То есть, нет, с конца. Потому что именно сейчас пришло осознание масштаба собственных ошибок. Под монотонное капание медицинской капельницы. Под шепот врачей за дверью, похожий на осенний шелест листьев,.
Вчера в палату вошли двое — высокий красивый мужчина и молодая женщина с огромными серыми глазами, словно два озера в туманный день. Сначала даже не узнала. Этот серьёзный мужчина совсем не похож на прежнего Артурчика. А женщина... Неужели та самая Таня, выживаемая из жизни с упорством голодной волчицы, защищающей добычу?
— Здравствуйте, Варвара Михайловна, — произнесла женщина. Сказала мягко, без тени злорадства или обиды, подобно теплому весеннему ветру. А к горлу подкатил ком, твердый как камень. Осознание ошибки обрушилось тяжелым грузом.
Но история требует начала. Точнее, конца — для прежней жизни и начала — для нынешней, стоящей на пороге вечности.
***
Двадцать лет назад мир выглядел иначе. Главный бухгалтер крупной фирмы, уважаемая женщина, поднявшая сына без отца. Безупречные костюмы сидели как вторая кожа. Строгая укладка никогда не теряла формы.
Жизнь Артура была расчерчена линейкой, словно бухгалтерская книга. В планах значилась «правильная» девушка из «правильной» семьи. Может быть, дочка генерального, похожая на фарфоровую статуэтку. Или милая Верочка из юридического, с осанкой балерины...
А судьба подбросила Таню. Маленькую, худенькую, с огромными серыми глазами и копной непослушных волос, похожей на весенний куст сирени.
Первый взгляд сразу всё «объяснил»: голытьба, охотница за благополучным мужем, из простой семьи с кучей детей. Артур для неё — золотой билет в счастливую жизнь, лотерейный выигрыш.
— Мама, женюсь, — прозвучало тогда из уст сына, смотревшего не мальчишескими, а уже мужскими глазами, твердыми как кремень.
— На этой? — даже имя запоминать не хотелось. Как будто признание имени давало право на существование.
— На Тане. И хочу, чтобы вы подружились.
Боже, какая буря тогда разразилась! Сдержанность рассыпалась как карточный домик. Воздух звенел от негодования.
— Ты с ума сошел?! — руки сами взметнулись вверх в отчаянном жесте. — В твоём возрасте жениться — это же похоронить себя заживо! У тебя вся жизнь впереди!
— Мама, мне двадцать пять, — спокойно возразил Артур, но в глазах уже полыхали опасные искры.
— Именно! Двадцать пять! — подхватила с жаром. — Время строить карьеру, а не таскать пелёнки! И главное — с кем? С этой... этой...
— У неё есть имя, мама. Её зовут Татьяна.
— Прекрасно знаю, как её зовут! — голос сорвался на крик. — Девица из простой семьи, где еле концы с концами сводят! Ни связей, ни положения! Думаешь, она тебя полюбила? За красивые глаза? Не будь наивным, Артур! Она присосалась к тебе, как пиявка к вене! Ей нужна твоя квартира, твои перспективы, твоя мать-бухгалтер!
Лицо сына побледнело. Желваки заходили на скулах: никогда раньше не видела его таким.
— Не смей так говорить о Тане, — процедил сын сквозь зубы. Слова падали тяжело, как камни. — Ты её совсем не знаешь.
— А ты знаешь? — с ядовитой усмешкой парировала в ответ. — Сколько вы встречаетесь? Полгода? И уже бежишь под венец? Она тебя окрутила, как мальчишку! А ты и рад стараться!
— Перестань, мама, — сказал сын устало. — Мы любим друг друга. Я всё решил.
— Решил он! — слезы хлынули из глаз, настоящие, отчаянные. — А обо мне подумал? Я тебя растила одна! Ночей не спала! От всего отказывалась, чтобы ты получил образование! И вот благодарность — притащил в дом первую встречную!
— Она не первая встречная...
— А кто она? — перебила, чувствуя, как дрожат губы. — Особенная? Единственная? Все вы так говорите! А потом жизнь разбита! Вспомни своего отца — тоже любовь-морковь, а потом бросил нас с тобой!
Артур вдруг шагнул ко мне. Положил руки на плечи. Посмотрел прямо в глаза:
— Мамуль, понимаю твой страх. Правда, понимаю. Но я — не папа. И Таня — не враг тебе. Дай нам шанс. Познакомься с ней по-настоящему. Она умная, добрая, она...
— Она забрала у меня сына, — горько выдохнула, отстраняясь. — Всё, что у меня было. Моего мальчика.
— Никто меня не забирал. Я всегда буду твоим сыном. Но я вырос, мама. И я выбрал Таню.
— Выбрал? — что-то оборвалось внутри. — Между матерью и этой девицей?
— Зачем ты говоришь? — с отчаянием сказал сын. — Почему обязательно «или-или»? Разве нельзя, чтобы в моей жизни были вы обе?
— Нет! — выкрикнула, уже не сдерживаясь. — Не будет этого! Или я, или она! Выбирай!
Артур смотрел на меня долго, словно видел впервые. Я надеялась, что крайние меры на которые я пошла, заставят изменить решение. Сын тихо произнес:
— Мама, я люблю её.
Три простых слова. Перевернувшие мир. Приговор всем моим надеждам, планам, мечтам.
— Уходи, — прошептала сквозь слезы. — Нет тебе больше места в моем доме.
Он не стал спорить. Не стал умолять. Словно ждал этих слов — неотвратимых, как судьба. Молча собрал свои вещи, сложил их в старую спортивную сумку. У двери обернулся, посмотрел так, что сердце сжалось:
— Прости, мама. Я буду звонить.
И ушёл. Единственное сокровище. Словно отрезанный ломоть хлеба. К ней. А я осталась стоять посреди пустой квартиры. Вдруг ставшей огромной и холодной, как ледяная пустыня.
***
Жизнь потекла новым руслом. Комната у одинокой старушки стала их крепостью. Татьяна грызла гранит науки в университете, Артур работал. Свадьба прошла без материнского благословения. Гордость, застывшая бетонной стеной, не позволила прийти. Мысли крутились как заведенная шарманка: ненадолго. Одумается. Не сможет жить в таких условиях. Вернётся. Не вернулся.
Наводила справки о них. Но к себе не подпускала. Глупая гордость. Хотя какая гордость. Дурость скорее.
Сын изредка звонил. А я не брала трубку. (Что хотела доказать? И кому). Пару раз приезжал домой. В редкие визиты предпринимала попытки «образумить» сына. Уходил моча. А потом узнала про их переезд в областной город, словно финальный занавес спектакля.
Про рождение девочки узнала случайно. Соседка была на консультации с сыном и увидела невестку с сыном. Машенька. Внучка. Тут бы радоваться и помириться. А я наоборот замкнулась. Затаила обиду, что не сказали.
Маше исполнилось пять. Артур приехал вместе с ней в гости. Без Тани. Протянул оливковую ветвь примирения. А в ответ — снова шквал гадостей о жене. И снова уход, теперь уже, казалось, навсегда.
***
И вот теперь — новая встреча. Оба здесь. И очевидно, что Артур нашёл своё счастье, как путник, отыскавший родник в пустыне. Без материнской помощи и указаний. А «голытьба» Таня оказалась женщиной с добрыми глазами. Сердцем размером с океан, сумевшим переступить через жестокость свекрови и привести сына к постели умирающей матери.
Та же соседка разыскала телефон Татьяны и рассказала о болезни матери. И вот теперь сын с невесткой приехали навестить.
— А где... Маша? — вопрос сорвался с губ, голос предательски задрожал, как осиновый лист на ветру.
— Маша ждёт в коридоре. Волнуется. И тоже хочет к тебе. Просто, врачи говорят, что тебя нельзя волновать. Зайдет после нас. Восемнадцать лет. Поступила в медицинский. Хочет стать врачом.
И тогда слезы прорвались наружу, как вешние воды сквозь плотину. Впервые за много лет. Слезы о потерянном времени. О годах без сына. О счастливых минутах общения с внучкой. О несостоявшейся бабушке.
— Можно... позвать? — шепот едва слышен.
Когда в дверях возникла высокая девушка с серыми, как у матери, глазами — словно два чистых родника — пришло понимание: дан второй шанс. Незаслуженный, но бесценный.
— Здравствуйте, бабушка, — прозвучало в тишине. И в этих простых словах не звучало ни упрека, ни обиды, лишь чистота горного воздуха.
Впереди еще немного времени — песчинки в часах жизни — чтобы попытаться исправить непоправимое. Или хотя бы вымолить прощение.
***
Машенька приезжала почти каждый день. Садилась у больничной кровати. Рассказывала о своей жизни. О мечтах стать врачом, о друзьях и увлечениях. А я жадно впитывала каждое слово. Каждый жест старалась запомнить. Словно путник в пустыне, добравшийся до источника.
— А мама и папа тебе о чём-нибудь рассказывали? — спросила однажды внучка, вертя в руках яблоко.
— О чём? — Капельница монотонно отсчитывала время.
— О том, что они тебя никогда не вычеркивали из своей жизни. — Машенька отложила яблоко и взяла меня за руку. — Папа каждый год в твой день рождения поднимает бокал за твое здоровье. А мама рассказывала мне, что у меня есть бабушка Варя: строгая, но справедливая».
Сердце сжалось от боли острее любой болезни.
— И альбом у нас дома есть, — продолжила Маша, не замечая, как по моим щекам катятся слёзы. — С твоими фотографиями. Папа собирал их от знакомых. Вырезал из старых газет, где писали о вашей фирме...
В тот вечер Артур с Татьяной приехали вместе. Стояли у порога палаты, держась за руки — совсем как тогда, двадцать лет назад.
— Присядьте», — шепнула я, собирая остатки сил. — Мне нужно вам кое-что сказать.
Они переглянулись и тихо опустились на стулья у кровати.
— Знаете, в бухгалтерии есть такое понятие — закрыть дебет и кредит, — попыталась я улыбнуться. — В жизни всё должно сходиться так же. Но мой главный жизненный баланс не сошелся. Я задолжала вам обоим... и Машеньке тоже.
— Варвара Михайловна... — начала было Таня. Но я слабо подняла руку, останавливая её.
— Дай договорить, пока есть силы. Я была неправа. Страшно. Непростительно неправа. Защищая то, что считала своим — сына, его будущее, — разрушила самое ценное... нашу семью. Должна была стать вам матерью, Танечка, а превратилась во врага. Должна была любить и принимать... а оттолкнула. И за это нет мне прощения.
— Мама, — впервые за двадцать лет Артур назвал меня так. Для меня это слово было прекраснее любой музыки. — Всё уже в прошлом.
— Нет, — покачала я головой. — Боль осталась. В твоём сердце. В сердце твоей жены. Вы пришли сюда по доброте душевной... но я не заслужила этой доброты.
— Заслужили», — тихо произнесла Татьяна. Вдруг взяла мою руку в свои ладони. — Вы отдали мне самое дорогое: моего мужа. Знаете, я всегда мечтала о большой семье. У меня три сестры, и мама с папой, и бабушка... И я хотела, чтобы у Артура и Маши тоже была полная семья. Чтобы вы были с нами.
— Как ты можешь... после всего, что я натворила?
— Жизнь коротка. Нельзя тратить её на обиды.
— Прости меня, Таня. — Слова, двадцать лет застревающие в горле, наконец вырвались наружу. — Простите меня, дети.
Артур склонился и осторожно, словно боясь причинить боль, обнял меня. А потом и Таня присоединилась к нам. Мы сидели обнявшись, плача и смеясь одновременно.
— Эй, что тут происходит? — удивилась Маша, заглянувшая в палату.
— Иди к нам, малышка, — протянула я руку. — Иди ко мне внученька.
Через две недели врачи разрешили меня забрать. Не домой — в пустую квартиру с фотографиями на стенах. А в настоящий дом, наполненный голосами, смехом и жизнью.
— Комната бабушки Вари, — с гордостью объявила Машенька, распахивая дверь в светлую комнату с видом на сад. — Мы с мамой сами обои выбирали.
— Я думала... санаторий или что-то в этом роде... — растерянно пробормотала я.
— С ума сошла? — фыркнул Артур. — Ты должна быть с семьёй. С нами.
— После стольких лет...
— Что такое двадцать лет?» — тихо сказала Таня, появляясь в дверях с чашкой чая. — Это просто страница в книге. Мы перевернули её — и начинаем новую главу. Все вместе.
В ту ночь долго не могла заснуть. Лежала в новой постели. Слушала звуки дома — скрип половиц, шёпот деревьев за окном. Тихие голоса Артура и Тани из соседней комнаты. И впервые за долгое время чувствовала, что мой жизненный баланс наконец-то сошёлся. Что главный счёт закрыт. Впереди — сколько бы времени ни осталось — ждёт самое важное: семья. Которую я едва не потеряла. И которая, вопреки всему, нашла в себе силы простить.
В этом новом доме слова «Уходи, нет тебе больше места в моем доме» никогда не будут произнесены. Никогда. Благодарю за подписку на канал и комментарии.