— Алёш, ну сколько можно? Третий час ночи! Где тебя носило? Позвонить нельзя было? — Лена стояла в коридоре, скрестив руки на груди, и её голос дрожал между злостью и облегчением.
— Прости, телефон разрядился... — Алексей устало прислонился к стене, стягивая тяжёлые ботинки. — Я просто... Там парень на крыше школы старой стоял... Понимаешь?
— Понимаю. Как всегда, всем помогаешь, кроме самого себя. И меня, — она вздохнула, опуская плечи. — А я тут с ума схожу, не сплю, места себе не нахожу...
Алексей поднял взгляд. В полумраке коридора глаза жены блестели от непролитых слёз. Он шагнул к ней, обнял, прижимая к себе худенькие плечи. Почувствовал, как она вздрогнула, а потом расслабилась, уткнувшись лицом в его куртку, пахнущую ночной свежестью и почему-то дымом. Всегда этот дым — от пожаров на работе или от костров бездомных в его ночных маршрутах.
— Что-то произошло сегодня, да? — тихо спросила Лена, поднимая лицо. — У тебя взгляд другой.
Утро того же дня
Сирена резанула слух, заставив Алексея оторваться от чашки с крепким чаем. Ещё один вызов. Ещё один пожар. Ещё одна возможность кого-то спасти.
— Многоквартирный дом, улица Гагарина! — крикнул диспетчер. — Предположительно пятый этаж, есть люди!
Через минуту машина уже мчалась по улицам просыпающегося города. Алексей сидел, глядя в окно, привычно просчитывая варианты: пожар в квартире, возможно, газ или электрика, высокая вероятность задымления верхних этажей, эвакуация...
— Макаров, ты сегодня какой-то мрачный, — толкнул его локтем Серёга. — День рождения сына забыл?
Алексей дёрнулся как от удара. Сердце пропустило удар, а во рту мгновенно пересохло. Серёга был новенький. Не знал. Остальные в машине замолчали, отводя глаза.
— Извини, — Алексей выдавил кривую улыбку. — Не выспался.
Огонь уже вырывался из окон пятого этажа, когда они подъехали. Чёрный дым поднимался к небу зловещей колонной. Жар чувствовался даже на расстоянии — горячие волны воздуха обдавали лицо. Алексей слышал крики, плач, видел перепуганные лица людей, столпившихся у подъезда.
— Наверху остались люди! — кричала женщина в ночной рубашке, схватив Алексея за рукав. Её пальцы впились в его руку с такой силой, что наверняка останутся синяки. — В квартире над нашей семья с ребёнком! С мальчиком!
Алексей кивнул, натягивая маску. Знакомое чувство — смесь страха и решимости — затопило его сознание. Он был здесь, сейчас. Он был нужен.
В задымленном подъезде они с Сергеем быстро поднялись на пятый. Жар становился невыносимым, а дым — всё гуще. Дверь нужной квартиры была приоткрыта, изнутри валил дым.
— Пожарная служба! Есть кто живой? — крикнул Алексей, входя внутрь.
Сквозь едкую пелену он увидел женщину, сидящую на полу у дивана. Глаза расширены от ужаса, лицо испачкано сажей. Рядом лежал мужчина без сознания. Женщина прижимала к себе ребёнка, мальчика лет двенадцати. Того самого возраста...
— Помогите... — прохрипела она, закашлявшись.
Алексей подхватил ребёнка на руки, кивнул Сергею на мужчину:
— Забирай его, я вернусь за женщиной!
Мальчик был лёгкий, почти невесомый в его руках. Алексей бережно прижал его к себе, закрывая своим телом от жара. Сквозь маску он чувствовал слабый запах детского шампуня — совсем как тот, которым они с Леной мыли волосы Кириллу. Спускаясь по лестнице, он вдруг увидел другое лицо — с веснушками, светлыми волосами и радостной улыбкой...
Кирилл. Его Кирюша.
"Пап, смотри, как я научился кувыркаться!" — Кирилл раскинул руки, гордо демонстрируя акробатический трюк в школьном зале. "Я буду как ты — сильным. Чтобы спасать людей!"
Алексей споткнулся, но удержал равновесие. Нет, нельзя думать об этом сейчас.
Наверху что-то с грохотом обрушилось. Алексей ускорил шаг. Он должен вернуться за женщиной.
Когда пожар был локализован, и они стояли у машины, стягивая перепачканное снаряжение, к Алексею подошёл спасённый им мальчик. Он был укутан в одеяло, лицо ещё хранило следы копоти.
— Спасибо, дядя, — сказал он негромко. — Вы герой, как в кино.
Алексей присел перед ним на корточки, встречаясь глазами. Карие, не голубые, как у Кирилла. Но такие же доверчивые.
— Ты как, нормально? Дышится хорошо?
Мальчик кивнул.
— А вы настоящий ангел-хранитель, да?
Алексей почувствовал, как что-то болезненно сжалось в груди. Горло перехватило, и он с трудом сглотнул.
— Нет, малыш. Я просто делаю свою работу.
***
Дома Алексей долго стоял под душем, позволяя горячим струям смывать копоть, усталость и... воспоминания. Но они не смывались. Сегодняшний мальчик, его слова, его взгляд... Всё это разбередило старую рану, которая никогда по-настоящему не заживала.
Он закрыл глаза, и перед внутренним взором возник Кирилл — смеющийся, с мокрыми после купания волосами, зажмуривающийся от попавшего в глаза шампуня. "Пап, ну хватит! Я уже большой, сам помоюсь!" А потом опять просил рассказать, как папа спас старушку из огня.
Выйдя из ванной, он прошёл на кухню. Лена готовила ужин, что-то помешивая в кастрюле. Запах домашнего борща наполнял маленькую кухню. Она обернулась, улыбнулась ему, но глаза остались грустными. Алексей знал этот взгляд. Восемь лет прошло, а глаза всё такие же — будто часть её навсегда осталась в том дне.
— Тяжёлая смена? — спросила она, ставя перед ним тарелку с борщом.
— Был пожар, — ответил он. — Семья с ребёнком. Все живы.
Он не добавил, что мальчик был похож на Кирилла. Одного возраста. С таким же открытым взглядом. Лена поняла бы и без слов.
Они ели молча. В углу кухни тихо бормотал телевизор — какое-то ток-шоу, которое никто не смотрел. Взгляд Алексея упал на фотографию, стоящую на полке. Их троих — его, Лены и Кирилла — на даче прошлым летом перед... Перед тем, как всё случилось.
Кирилл на фото сидел на плечах у Алексея, запрокинув голову и смеясь. Белые молочные зубы, веснушки на загорелом носу, выгоревшие на солнце волосы. Лена рядом — такая счастливая, с блестящими от радости глазами. Она обнимала их обоих, а её распущенные волосы трепал ветер.
— Я пойду прогуляюсь после ужина, — сказал он, отодвигая тарелку.
Лена подняла на него глаза:
— Алёш, может, останешься сегодня дома? Я фильм хороший скачала, посмотрим вместе...
Он видел надежду в её глазах и ненавидел себя за то, что сейчас разрушит её.
— Мне нужно проветриться. Я недолго.
Она лишь кивнула, опуская взгляд. Они оба знали, что это неправда. Что он, как и каждый вечер после смены, отправится на свой обход — туда, где мог быть нужен. Где мог кому-то помочь.
Где мог спасти того, кого когда-то не смог спасти.
***
Вечер выдался прохладным для мая. Алексей шёл своим обычным маршрутом — через парк, мимо старой детской площадки, к заброшенным промзонам на окраине района. Он знал все эти улицы наизусть, знал, где ночуют бездомные, куда приходят подростки с бутылками дешёвого алкоголя, где случаются драки и мелкие пожары.
Возле забытого всеми фонтана он встретил Зину — седую женщину, кутавшуюся в потрёпанную куртку. От неё пахло чем-то кислым и пыльным, но глаза смотрели ясно и по-доброму. Рядом с ней в картонной коробке жались три разномастных котёнка.
— Здравствуй, Алёша, — улыбнулась она беззубым ртом. — Опять на дежурство?
Он достал из рюкзака контейнер с горячей едой и термос с чаем:
— Как детки, Зина? Едят нормально?
— Едят, родненькие, — закивала она, принимая еду дрожащими руками. — Рыжик-то наш совсем окреп, вон какой бойкий стал! Ты-то сам поел?
— Поел, поел, — усмехнулся он. — Корм котятам принёс, вот, в пакете.
Зина смотрела на него с материнской нежностью:
— Ангел ты, Алёша, настоящий ангел. Не человек даже.
Эти слова кольнули что-то внутри. Второй раз за день его называли ангелом. Он отмахнулся, пробормотав что-то невнятное, и двинулся дальше.
На углу у продуктового магазина он помог подняться пьяному мужчине, который, оступившись, упал прямо у дверей. От мужчины пахло дешёвым алкоголем и сигаретами. Он бессвязно бормотал что-то, пытаясь ухватиться за плечо Алексея.
— Где живёшь? — спросил Алексей. — Давай доведу.
— С-сам дойду, — пробормотал мужчина, но ноги его не держали.
— Ключи есть? Адрес свой помнишь?
Алексей довёл его до обшарпанного подъезда в соседнем дворе, помог открыть дверь квартиры. Внутри было затхло и неприбрано. На комоде стояла фотография улыбающейся женщины с маленьким ребёнком.
— Ушла она, — заметив взгляд Алексея, пробормотал мужчина. — С пацаном нашим ушла. Сказала, пить брошу — вернётся.
— И почему не бросишь? — спросил Алексей, усаживая его на диван.
Мужчина поднял на него мутные глаза:
— А смысл? Всё равно уже всё...
У Алексея заныло в груди. Он видел таких людей каждый день. Сломленных, потерявших надежду. Которые попали в заколдованный круг боли и не могли выбраться.
— Всегда есть смысл, — сказал он, сам не веря своим словам.
Мужчина дотянулся до бутылки на столе. Алексей остановил его руку:
— Хватит на сегодня. Выпей воды лучше.
— Чего тебе от меня надо, а? — вдруг взорвался мужчина. — Чего лезешь? Знаешь, как это, когда всё теряешь?
Алексей выдержал его взгляд.
— Знаю.
Что-то в его тоне заставило мужчину замолчать. Алексей принёс ему воды, нашёл в холодильнике остатки еды. Уходя, положил визитку с телефоном наркологической клиники, где работал его знакомый.
— Если решишь, что пора вернуть семью, позвони туда.
Небо уже окрасилось сумерками, когда Алексей вышел из подъезда. Он посмотрел на часы — восемь вечера. Лена, наверное, уже поняла, что он снова задержится. Она сейчас, должно быть, сидит у окна с вязанием — маленькими шапочками и носочками для детей из онкологического отделения. Её способ справляться с горем — вязать для тех, кому ещё можно помочь. Он должен был бы вернуться, но ноги сами несли его дальше, мимо домов с горящими окнами, мимо людей, спешащих по своим делам.
Впереди темнел силуэт заброшенной школы.
***
Он увидел фигуру на крыше издалека — тёмный силуэт на фоне звездного неба. Сердце ёкнуло. Алексей ускорил шаг, обходя школу и ища вход. Дверь была закрыта небрежно — видимо, тот, кто забрался туда, не слишком заботился о том, чтобы замести следы.
Внутри пахло сыростью, пылью и почему-то горелой проводкой. Алексей посветил фонариком телефона, нашёл лестницу. Он поднимался медленно, стараясь не шуметь. Четвёртый этаж, потом лестница на чердак, и наконец — выход на крышу.
Холодный ветер ударил в лицо. На краю крыши, спиной к нему, стоял худой парень в тёмной куртке. Алексей замер, просчитывая ситуацию. Резкие движения могли напугать. Крикнуть — тоже. Он должен был медленно приблизиться, заговорить спокойно.
— Красивый вид отсюда, — сказал он негромко.
Парень дёрнулся, обернулся. Его лицо было бледным, глаза — покрасневшими, как будто он плакал или не спал несколько суток.
— Уходите, — глухо сказал он. — Это не ваше дело.
— Меня Алексей зовут, — спокойно продолжил он, делая маленький шаг вперёд. — А тебя?
Парень молчал, глядя на него настороженно.
— Я не полицейский, если что, — добавил Алексей. — Просто проходил мимо, увидел тебя тут. Подумал, может, компанию составить.
— Зачем?
Алексей пожал плечами:
— Я иногда тоже люблю на крыши подниматься. Дышится лучше. Думается яснее.
Он сделал ещё шаг, теперь стоя примерно в трёх метрах от парня.
— Меня Максим зовут, — вдруг сказал тот. — И ты зря время тратишь. Не нужна мне компания.
— Почему же зря? — Алексей улыбнулся. — Вечер хороший, спешить некуда.
— У тебя жена дома ждёт, — кивнул Максим на обручальное кольцо на руке Алексея.
— Ждёт, — согласился тот. — Только я ей сказал, что прогуляюсь немного.
Он медленно подошёл к парапету, но не к самому краю, и сел, свесив ноги. Максим смотрел на него с недоумением.
— Ты кто такой вообще? — спросил Максим подозрительно. — Социальный работник? Психолог?
— Пожарный, — просто ответил Алексей. — МЧС.
— Пожарный? — недоверчиво усмехнулся парень. — И что, у вас в должностной инструкции по крышам лазить?
— Нет, это уже личная инициатива, — Алексей смотрел на город внизу. — Красиво тут. Весь район как на ладони.
Максим молчал, переминаясь с ноги на ногу. Между ними повисла неловкая тишина, нарушаемая только свистом ветра и далёким шумом города. Алексей чувствовал его напряжение, его нерешительность. За годы работы спасателем он научился распознавать это состояние — когда человек стоит на грани, физически и метафорически.
— Знаешь, когда я первый раз на крышу залез? — спросил Алексей. — В детстве, было мне лет десять. Поспорил с друзьями, что заберусь на пятиэтажку. Залез, а слезть струсил. Просидел там до вечера, пока отец не нашёл.
— И что, влетело? — тихо спросил Максим, садясь неподалёку, но всё ещё ближе к краю. Он украдкой вытер щёку тыльной стороной ладони.
— Ещё как, — усмехнулся Алексей. — Неделю без телевизора сидел.
Он украдкой взглянул на парня. Совсем ещё ребёнок. Лет семнадцать, не больше. Худой, нервный, с глазами, которые повидали слишком много для своего возраста.
— А у тебя что случилось? — спросил Алексей напрямую.
Максим напрягся:
— Ничего. Отстань.
— Ну, не просто же так ты сюда пришёл, — пожал плечами Алексей. — На звёзды посмотреть можно и в парке. И не на краю крыши.
— А тебе какая разница? — огрызнулся Максим. — Ты меня не знаешь. Никто меня не знает! И никому я не нужен!
Его голос сорвался на последних словах. Алексей видел, как парень сжал кулаки, глядя вниз. Его плечи дрожали от сдерживаемых эмоций.
— Родители достали? Или в школе проблемы? — мягко спросил Алексей.
— Да всё достало! — вдруг взорвался Максим. — Отец свалил к новой семье, мать вечно на работе, в школе эти уроды каждый день издеваются! "Эй, нищеброд, куртка у тебя из секонда?" "Эй, чувырла, ты что, в той же футболке третий день ходишь?"
Он задыхался от злости, от обиды, от боли. Алексей молчал, глядя на него. Он знал, что сейчас не нужно говорить. Нужно дать ему выплеснуть всё.
— И смысла никакого нет! — продолжал Максим. — Закончу школу — и что? Пойду работать в забегаловку за копейки? Или в армию загребут, вернусь — а там та же беспросветность! И никому я не нужен. Матери только в тягость, друзей нет. Да меня даже не заметят, если я просто исчезну!
Он сделал движение, как будто хотел подняться на ноги. Алексей напрягся, готовый среагировать. Но Максим просто закрыл лицо руками.
— Ошибаешься, — тихо сказал Алексей. — Заметят. И будут жалеть. Особенно мать.
— Откуда ты знаешь? — глухо спросил Максим, не отнимая рук от лица.
Алексей посмотрел на свое обручальное кольцо. Потом — на звёздное небо. Что-то внутри него дрогнуло, надломилось. Он вдруг понял — этому мальчику нужна не фальшивая поддержка. Ему нужна правда.
— У меня сын был. Кирилл, — слова давались ему с трудом, будто каждое приходилось выталкивать из горла. — Восемь лет назад погиб, когда ему двенадцать было. На дорогу выбежал, машина сбила. Пьяный водитель.
Максим медленно опустил руки, глядя на Алексея потрясённо. Тот продолжал спокойным голосом, как будто рассказывал о ком-то чужом:
— Мы с женой на работе были. Я на пожаре, она — медсестра в скорой, тоже на вызове. А Кирюша из школы возвращался. И никто не остановился. Никто не помог. Мальчик с разбитой головой лежал на дороге, а люди просто проходили мимо.
Алексей почувствовал, как к горлу подкатывает комок, но заставил себя продолжить:
— Когда нам позвонили, уже поздно было. Черепно-мозговая, внутреннее кровотечение... Он так и умер один, на холодном асфальте. А мы даже попрощаться не успели.
В наступившей тишине был слышен только шум далёкого города и свист ветра. Максим смотрел на него не моргая, забыв о своих проблемах.
— И что... как ты... — он запнулся, не зная, как задать вопрос.
— Как я справился? — Алексей тихо усмехнулся. — Никак. Не справляются с таким. Первый год я каждый вечер напивался до беспамятства. Жена чуть не ушла. Потом... потом я стал ходить по улицам. Искать, кому помочь. Бездомным, пьяницам, подросткам. Всем, кто попадался на пути.
— Зачем?
— Может, пытаюсь искупить то, что не был рядом с сыном, когда он нуждался во мне больше всего.
Алексей почувствовал странное облегчение — впервые за годы он произнёс это вслух. Мысль, которая грызла его изнутри все эти годы. Ему вдруг стало легче дышать, словно тяжелый груз в груди немного ослаб.
— Знаешь, он всегда хотел быть как я, — продолжил Алексей тише. — "Когда вырасту, буду спасать людей, как папа!" — передразнил он детский голос и грустно улыбнулся. — А получилось наоборот.
Он посмотрел Максиму прямо в глаза:
— Нам с женой жить с этой болью всю оставшуюся жизнь. Каждый день просыпаться и вспоминать, что нашего мальчика больше нет. Каждое утро видеть его фотографии на полке. Каждый день... — он запнулся. — Не делай этого со своей матерью, Максим. Она этого не заслужила.
Парень сидел, обхватив колени руками, и смотрел куда-то вдаль.
— У меня и шансов никаких нет, — тихо сказал он. — Я никто. Ноль. Я ничего не умею.
— А что ты хочешь уметь? — спросил Алексей. — О чём мечтаешь?
Максим долго молчал, прежде чем ответить:
— Я рисовать люблю. Граффити. И вообще... искусство.
— Покажешь?
— У меня в телефоне есть, — парень неуверенно достал потрёпанный смартфон.
Они просидели на крыше ещё час. Максим показывал свои рисунки — на удивление талантливые граффити-эскизы, рассказывал о художниках, которыми восхищается. Алексей слушал, задавал вопросы. Тёмная фигура на краю крыши постепенно превращалась в обычного подростка — талантливого, ранимого, запутавшегося. Живого.
Ветер усилился, взъерошивая волосы Максима, заставляя его кутаться в тонкую куртку. Звёзды мерцали над ними, равнодушные к человеческим драмам.
— Знаешь что, — сказал Алексей, когда они наконец стали спускаться. — У моего друга студия дизайна. Они делают всякие креативные штуки для рекламы, оформляют интерьеры. Я могу с ним поговорить. Может, возьмут тебя на подработку.
Максим недоверчиво посмотрел на него:
— Зачем тебе это? Ты даже не знаешь меня.
— Просто так, — пожал плечами Алексей. — Давай телефон, запиши мой номер.
Уже внизу, у входа в школу, Максим замялся:
— Спасибо... что поговорил со мной. Я не думал, что кто-то...
— Кто-то поймёт? — закончил за него Алексей. — Поймут, Максим. Всегда найдётся человек, который поймёт. Просто нужно этот момент дождаться.
Он посмотрел на часы — почти одиннадцать.
— Давай я тебя до дома провожу. Поздно уже.
Они шли по ночным улицам молча. Максим время от времени бросал на Алексея странные взгляды, как будто не мог поверить, что этот человек настоящий. Мимо проезжали редкие машины, в окнах домов постепенно гас свет. Ночной город засыпал, оставляя их наедине со своими мыслями.
— Вот тут я живу, — сказал он наконец, останавливаясь у обычной панельной многоэтажки.
— В каком подъезде?
— Во втором. Но ты не обязан...
— Пойдём, — твёрдо сказал Алексей. — Хочу убедиться, что ты дошёл.
В подъезде было темно и пахло кошками. Они поднялись на шестой этаж — лифт не работал. Максим позвонил в дверь.
Открыла женщина средних лет — изможденная, с синяками под глазами, в домашнем халате. Она оглядела их с тревогой:
— Максим? Что случилось? Кто это?
— Всё в порядке, мам, — быстро сказал парень. — Это Алексей, он...
— Здравствуйте, — Алексей протянул руку. — Я встретил Максима на улице, решил проводить. Поздно уже.
Женщина пожала его руку, всё ещё настороженно глядя:
— Спасибо, но...
— Мам, он пожарный, — неожиданно сказал Максим. — Из МЧС. Мы с ним разговаривали... о разном.
— О разном? — её глаза стали ещё тревожнее. — Что-то случилось?
— Нет-нет, — улыбнулся Алексей. — Просто разговорились. У вас замечательный сын, очень талантливый. Он мне свои рисунки показывал.
Она заметно расслабилась:
— Да, он у меня художник... Только вот школу бы закончил нормально.
— Закончу, мам, — вдруг сказал Максим, обнимая её. — Всё нормально будет.
Алексей увидел, как она растерянно обняла сына в ответ. Наверное, такое случалось нечасто. В её глазах мелькнуло удивление, а потом — надежда.
— Ну, я пойду, — сказал он, делая шаг назад. — Максим, не забудь позвонить насчёт студии.
— Не забуду, — кивнул тот. — Спасибо... за всё.
Выйдя из подъезда, Алексей глубоко вдохнул прохладный ночной воздух. Внутри что-то дрогнуло, смешанное чувство боли и легкости. Он помог. Смог достучаться. Сегодня этот мальчишка будет спать в своей постели, а не лежать на асфальте с разбитой душой и телом.
Мысли невольно вернулись к Кириллу. Что, если бы рядом с ним тогда оказался кто-то, кто мог бы помочь? Что, если бы хоть один человек остановился?..
На секунду его захлестнула волна горя — она всегда была там, под поверхностью, готовая накрыть при малейшей возможности. Но рядом с ней теперь было что-то ещё — крохотный огонёк удовлетворения. Сегодня он что-то изменил. Сегодня он кого-то спас.
Домой Алексей шел медленно. Ноги гудели от усталости, но на сердце было неожиданно спокойно. Он давно не говорил о сыне. Никогда не рассказывал чужим людям о своей боли. Даже с Леной они научились обходить эту тему, словно опасный участок минного поля.
А сегодня он рассказал. И что-то внутри надломилось, но не окончательно разрушилось, как он боялся, а, наоборот, будто бы начало заживать.
Как странно — делясь своей болью с незнакомым мальчишкой на крыше, он вдруг почувствовал, что часть её уходит. Словно тяжелый рюкзак, который он так долго нёс на плечах, вдруг стал чуть легче.
Лена не спала. Она сидела на кухне с чашкой остывшего чая, листая что-то в телефоне. Рядом лежал клубок пряжи и недовязанная маленькая шапочка — бледно-голубая, почти такая же, как та, что она когда-то вязала для Кирилла.
Когда дверь хлопнула, она вскинула голову, и Алексей увидел в ее глазах привычную смесь облегчения, усталости и немого упрека.
— Алёш, ну сколько можно? Третий час ночи! Где тебя носило? Позвонить нельзя было? — Лена стояла в коридоре, скрестив руки на груди, и её голос дрожал между злостью и облегчением.
— Прости, телефон разрядился... — Алексей устало прислонился к стене, стягивая тяжёлые ботинки. — Я просто... Там парень на крыше школы старой стоял... Понимаешь?
— Понимаю. Как всегда, всем помогаешь, кроме самого себя. И меня, — она вздохнула, опуская плечи. — А я тут с ума схожу, не сплю, места себе не нахожу...
Алексей поднял взгляд. В полумраке коридора глаза жены блестели от непролитых слёз. Он шагнул к ней, обнял, прижимая к себе худенькие плечи. Почувствовал, как она вздрогнула, а потом расслабилась, уткнувшись лицом в его куртку.
— Что-то произошло сегодня, да? — тихо спросила Лена, поднимая лицо. — У тебя взгляд другой.
Он помолчал, гладя её по волосам. Таким родным, с нитями седины, которых не было восемь лет назад.
— Я сегодня парня одного встретил, — наконец сказал он. — Подростка. Он на крыше стоял... собирался прыгнуть.
Лена отстранилась, заглядывая ему в лицо:
— Боже мой... И ты?..
— Поговорил с ним. Отвел домой.
Она сжала его руку:
— Ты молодец, Алёша. Ты спас его.
— Не знаю, — честно ответил он. — Но хотя бы сегодня... сегодня он будет жить.
Они прошли на кухню. Лена поставила чайник, достала печенье. Обычный ночной ритуал — столько раз она ждала его, не ложась спать, чтобы разделить эти несколько минут.
— Лен, — вдруг сказал Алексей, глядя в свою чашку. — Я ему про Кирилла рассказал.
Чашка звякнула о стол. Лена застыла, глядя на него расширенными глазами:
— Ты... что?
— Рассказал про нашего сына. Про то, как он погиб, — он поднял глаза и встретил её потрясенный взгляд. — Впервые за восемь лет, Лен. Я говорил о нём с кем-то. Вслух.
Повисла тишина, нарушаемая только тиканьем часов. Лена смотрела на мужа, не моргая. На её лице сменяли друг друга удивление, боль, что-то ещё...
— Зачем? — наконец прошептала она.
— Не знаю, — он поднял на неё глаза. — Просто... он был так похож на меня тогда. Такой же потерянный. Он думал, что никому не нужен, что его никто не заметит, если он исчезнет... И я вдруг понял, что должен рассказать. Что это может его остановить. И это сработало, Лен. А ещё... — он сделал глубокий вдох, подбирая слова. — А ещё я впервые почувствовал, что могу дышать, когда говорю о Кирилле.
Лена протянула руку, коснулась его лица:
— И как ты себя чувствуешь?
Странный вопрос. За восемь лет она ни разу не спрашивала этого. Они оба научились не говорить о чувствах.
— Не знаю, — честно ответил он. — Будто камень с души упал. И одновременно больно.
— Камень с души, — эхом повторила она. — Да, наверное, так и есть.
Она вдруг поднялась, вышла из кухни. Алексей слышал, как она открывает шкаф в спальне, что-то передвигает. Вернулась она с большой картонной коробкой, запечатанной скотчем.
— Что это? — спросил он, хотя уже знал ответ.
— Кирюшины вещи, — тихо сказала Лена, ставя коробку на стол. — Которые мы убрали... тогда. И ни разу не доставали.
Она достала ножницы, разрезала скотч. Руки её дрожали.
— Лен, ты не обязана...
— Нет, — перебила она. — Обязана. Мы оба обязаны. Восемь лет, Алёша. Восемь лет мы живем как призраки. Ты — со своими ночными дежурствами, я — с таблетками от бессонницы и вязанием для чужих детей. Мы никогда не говорим о нём. Будто его и не было.
Она открыла коробку. Сверху лежала стопка тетрадей, рядом — маленький синий рюкзак, потрёпанный плюшевый медведь, которого Кирилл давно перерос, но так и не позволил выбросить.
Алексей сглотнул комок в горле. Он не был готов. Но из коробки вдруг повеяло таким родным, таким знакомым запахом — смесью детского шампуня, карамельных конфет, которые Кирилл вечно таскал в карманах, и чего-то неуловимо мальчишеского. Запахом их сына.
Лена уже доставала вещи одну за другой — книжки с потрепанными страницами, коллекцию камней, которую они собирали вместе на море, фотоальбом...
— Помнишь, как он этого медведя с собой в школу таскал? — тихо сказала она, поглаживая потёртую игрушку. — В первом классе. А мальчишки смеялись. И он его в рюкзак прятал, чтоб никто не видел.
— Помню, — хрипло сказал Алексей. — И как я его учил драться, чтоб не обижали.
— И как он тебе значок из пластилина сделал, — продолжала Лена, улыбаясь сквозь слёзы. — Сказал, что это медаль за спасение города от огненного монстра.
— И носил её целую неделю, — прошептал Алексей. — Даже в душ с ней ходил, пока не развалилась.
— А помнишь, как он спрятался в пожарной машине, когда вы меня из больницы забирали? — Лена прижала к груди медвежонка. — Хотел поехать с тобой "на настоящий пожар".
— Мы его полчаса по всей больнице искали, — кивнул Алексей, и вдруг почувствовал, что улыбается. Сквозь боль, сквозь слёзы — но улыбается.
Она достала альбом с рисунками. Кирилл любил рисовать — неумело, как все дети, но с большим старанием. Алексей листал страницы: вот море, вот их дача, вот они втроём держатся за руки...
Последний рисунок заставил его замереть. На нём был изображён человек в форме пожарного, но за спиной у него были большие белые крылья. Внизу неровным детским почерком было написано: "Мой папа — ангел-спасатель".
— Боже, — прошептал Алексей, чувствуя, как слёзы, которых не было восемь лет, наконец прорываются. В груди что-то сжалось, а потом словно лопнуло — плотина, сдерживавшая годами накопленную боль. — Боже, Лена...
Она обняла его за плечи, прижалась щекой к макушке. Они плакали вместе, впервые за долгие годы разделяя свою боль, не пытаясь спрятать её друг от друга.
— Знаешь, — всхлипнула Лена, — я ведь каждый день хожу в больницу. Вяжу шапочки для детей из онкологии, сижу с ними, читаю книжки. Тоже пытаюсь... кого-то спасти. Только детей не спасёшь вязанием, — она грустно улыбнулась. — А ты — спасаешь людей по-настоящему.
— Я делаю это ради него, — признался Алексей, указывая на рисунок. — Каждый раз, когда спасаю кого-то, думаю — может, наш мальчик там, наверху, улыбнётся? Может, я хоть немного исправлю то, что не смог спасти его?
— Он бы гордился тобой, — прошептала Лена. — Тем, что ты делаешь. Что спасаешь людей.
Алексей не ответил. Он сидел, глядя на рисунок сына, и впервые за долгое время чувствовал не только боль, но и что-то ещё — тихую, светлую гордость. Может, Кирилл и вправду где-то там видит его? Может, знает, как папа старается быть достойным его детской веры?
Телефон звякнул сообщением. Было уже за полночь — кто мог писать? Алексей потянулся к карману.
"Спасибо Вам, Алексей Николаевич. Сегодня я понял, что хочу стать спасателем. Как Вы".
Сообщение от Максима. Алексей показал экран жене.
— Видишь? — тихо сказала она. — Ты даже не представляешь, скольким людям ты помог за эти годы. Скольких спас.
— Я делал это из-за Кирилла, — признался он. — Каждый раз, когда я кого-то спасал, я думал: может, теперь наш мальчик в раю улыбнется. Может, я хоть немного исправлю то, что случилось.
Лена гладила его по щеке:
— Ничего не исправишь, родной. Но жизнь... жизнь идёт дальше. И Кирюша всегда с нами. Здесь, — она положила руку ему на сердце.
— Знаешь, — Алексей сжал её ладонь, — сегодня меня дважды назвали ангелом. Сначала мальчик, которого мы спасли на пожаре. Потом старуха Зина. А я думал, какой из меня ангел, если я не смог спасти собственного сына?
— Ты не мог его спасти, — твёрдо сказала Лена. — Тебя там не было. Нас обоих не было. И мы никогда не перестанем об этом жалеть, но... — она запнулась, — может, пора перестать себя винить?
Алексей посмотрел в глаза жены — впервые за долгое время по-настоящему посмотрел. Не мельком, не пытаясь избежать боли, которую видел в них каждый день. И вдруг заметил, что в них, кроме боли, есть и другое — любовь. Тепло. Надежда. Всё то, что он перестал замечать, замкнувшись в своём горе.
— Я не знаю, смогу ли, — честно сказал он.
— Не в одиночку, — она сжала его руку крепче. — Но, может, вместе...
В этот момент Алексей внезапно ощутил, как что-то внутри него расслабляется, словно тугой узел, который он носил в груди восемь лет, начал медленно ослабевать. Дышать стало легче, будто невидимая рука чуть отпустила хватку на его сердце.
Он притянул Лену к себе, обнял. Кирюшины вещи лежали на столе — маленькие осколки прошлой жизни, которые они так долго боялись трогать. Рисунок ангела-спасателя смотрел на них детской улыбкой их сына.
— Я всегда буду ходить по своим маршрутам, — тихо сказал он. — Всегда буду искать, кому помочь.
— Я знаю, — кивнула Лена. — Но, может, я иногда буду ходить с тобой? В свободные дни.
Он улыбнулся сквозь слёзы:
— Спасательный отряд имени Кирилла Макарова?
— Да, — её глаза тоже блестели. — Кириллу бы понравилось. Он всегда хотел быть частью твоей команды.
Алексей вспомнил, как сын примерял его каску, как заставлял снова и снова рассказывать о спасённых людях. "А ты настоящий герой, папа?" — спрашивал он часто. И Алексей отшучивался: "Нет, сынок, просто работа такая".
Телефон снова звякнул. Ещё одно сообщение от Максима:
"Если предложение про студию дизайна ещё в силе, я бы очень хотел попробовать. И... спасибо, что не дали мне сделать глупость. Моя мама плакала, когда я обнял её. Сказала, что первый раз за год".
— Ответь ему, — мягко сказала Лена. — А потом пойдем спать. Завтра трудный день.
Алексей кивнул, набрал ответ:
"Конечно в силе. Договорюсь с другом на этой неделе. Спокойной ночи, Максим. И... спасибо тебе тоже. Ты даже не представляешь, что сделал сегодня для меня".
Он отложил телефон и погладил рисунок сына кончиками пальцев. Не мужчина в форме МЧС, а ангел-хранитель. Может, Кирилл видел в нём что-то, чего он сам не замечал? Как там говорила Лена? "Ты даже не представляешь, скольким людям ты помог".
Может быть, ради этого и стоило жить дальше. Ради тех, кого ещё можно спасти. Ради парней вроде Максима, которые стоят на краю крыши, не веря, что кому-то нужны. Ради Лены, которая ждёт его каждую ночь, не переставая любить, несмотря на его сломанную душу.
И, может быть, ради Кирилла — чтобы быть таким отцом, которым бы он гордился. Чтобы оправдать эти нарисованные ангельские крылья за спиной.
Алексей осторожно сложил вещи сына обратно в коробку. Все, кроме рисунка — его он положил на книжную полку, рядом с фотографией.
— Пойдём, — он взял жену за руку. — Пойдем спать.
Первый раз за долгое время он чувствовал, что действительно сможет уснуть. Не проваливаясь в беспамятство от усталости, а по-настоящему засыпая, зная, что завтра будет новый день. День, в котором он будет не просто существовать, а жить.
Впервые за долгие годы он сделал глубокий, свободный вдох, и грудь не сдавило от боли. Впервые тяжесть вины, преследовавшая его повсюду, стала чуть легче, позволяя разглядеть просвет впереди.
И где-то там, за этим просветом, было будущее. Не безоблачное, не бесстрашное — но настоящее. Там был Максим, которому он поможет найти своё место. Там была Лена, с которой они будут вместе вспоминать сына — не задыхаясь от горя, а с тихой, светлой грустью. Там были люди, которых ещё предстоит спасти.
А ещё где-то там, Алексей теперь верил, был Кирилл — который смотрит на своего папу и улыбается, видя в нём настоящего ангела-хранителя.