«А про Надьку говорили: у нее голова на сторону все время, потому что на мужа смотреть не хочет. Пьет мужик по-черному. Если б не работа на заводе, где надо через проходные тащиться каждый день, он бы быстро спился. А так только в выходные и праздники набирался под завязку.
Надька была баба молчаливая, все терпела. Двух сыновей ему родила. Хорошие такие мальчишечки. Им, конечно, тоже досталось. На отца пьяного все праздники смотреть. А в будние дни он смурной все время был, слова доброго не скажет. Чтоб мороженое мальчишкам купить, или на карусели их отвести после школы – такого никогда не было.
Надька все на себе тащила, словно рабочая лошадь. Красивая она была баба. Хоть и голова все время на сторону. Она так еще пальчиком за подбородок всегда держалась, словно бы задумалась. Как будто хотела рукой голову обратно повернуть, но в последний момент раздумала, просто коснулась подбородка. После сорока у нее голова еще трястись слегка начала. Но ее это не портило. Жаль Надьку, рано умерла. Муж ее жизнь подъел, да свекровка, которая никак не могла взять в толк, что алкоголизм у людей бывает сам по себе, а не потому, что жена виновата – плохо, мол, смотрела, бутылки по углам от благоверного не прятала.
Алкоголизм-то оно ведь говорят, болезнь настоящая. За-ви-си-мость… А если б Надька к врачу сходила хоть раз, глядишь, и сердцу своему продлила бы срок годности. И прожила бы, глядишь, подольше.
А уж с этим ее дефектом, что голова-то набок, врачи бы враз справились – сейчас и не такое вылечивают…» — все это баб Люда выдала, словно справку в паспортном столе, незнакомцу, что присел рядом с ней на лавочку. Хороший такой мужик, опрятный, видно, что умственного труда человек. И присел ведь просто так, передохнуть. Не курит, это видно. И не пьет, как надькин муж пропащий.
Баба Люда любила поговорить, вспомнить былое. Все ровесницы перемерли кто от чего, вот, даже Надька, которая моложе нее лет на двадцать, и та молодухой отошла в мир иной, как и многие ее одноклассницы – все в этом районе живут, земля-то слухами полнится, и баб Люда знала кто и от чего помер. Она одна в их дворе осталась старая да здоровая. Давление разве что иногда скакнет… А мужик этот новенький, раньше она его тут не видела.
- Вы сосед наш новый, что ли?
- Ага. Вот в этом подъезде на втором этаже квартиру купил.
- На заводе небось работаете?
- Да нет. Я врачом участковым.
Баб Люда оживилась. Врач – это хорошо. Хоть и не знала она за собой никаких серьезных недугов, а все-таки возраст. Не даст помереть доктор со второго этажа, пособит таблеточкой ежели че…
Иван Иваныч, который переехал сюда из соседнего города и начал трудиться участковым терапевтом, весь вечер думал о несчастной Надьке. И о том, как мужья-алкоголики подъедают жизнь близких.
На следующий день к нему пришел на прием мужичок среднего возраста. Голова у него была чуть набок. Рожа красная, сразу видно, употребляет человек.
- За больничным небось?
Нет, не угадал доктор.
- Баб Люда сказала, что новый доктор у нас. Может, поможете чем. Голова вот у меня трясется. И поворачивается влево сама собой. Не развернуть ее никак.
Иван Иваныч попросил мужичка раздеться. Посмотрел на мышцы шеи, спины. С одной стороны тонус у них был явно выше, чем с другой. Чуть заметно тряслись руки. Голова тряслась куда заметнее, амплитуда тряски крупнее. Иван Иваныч начал выяснять историю болезни.
Около двух лет назад случился в жизни у мужичка сильный стресс. Ушла жена, он и запил. А когда вышел из алкогольного пике, обнаружил, что трясутся руки и голова. Если волновался – тряска была сильнее. Но это ладно, сильно жить не мешало. А вот когда голову развернуло на бок, стало совсем невмоготу. Работал тут до Иван Иваныча другой терапевт (невролога в их поликлинике лет десять как не было), сказал, что это шейный остеохондроз от работы за станком на заводе. Назначал какие-то витамины, токи, массаж. Не помогло. Сильный хондроз, видать. Вот он и пришел теперь к Иван Иванычу, значит, чтоб узнать, не изобрела ли современная медицина каких новых токов или таблеток, может, чтобы с этим хондрозом справиться.
Иван Иваныч, хоть был и обычный терапевт, а фокальные дистонии в своей жизни видел не раз. И знал, что лечить их можно таблетками – они, правда, дают только временный эффект, а насовсем дистонию не вылечивают. Еще можно колоть в мышцы ботулотоксин, но это надо отправлять пациента «в город» - в ближайший крупный областной центр, где были такие врачи, которые эти уколы умели делать. Напряженные мышцы расслаблялись, голова возвращалась на место. Правда, эффект тоже был недолгий – полтора-два месяца. Потом нужно было повторять процедуру. Про все это Иван Иваныч рассказал мужичку, вызвав его сильное удивление – это что ж за болезнь такая, что лечить ее надо эдак далеко? Выписывай таблетки, друг мой, и на этом закончим пока. Авось помогут. Таблетки и правда помогли. Мужичок аккуратно приходил за рецептом раз в несколько недель, в остальное время доктора по пустякам не беспокоил.
Через год пришел на прием к Иван Иванычу еще один мужичок. Чуть помоложе его старого знакомого, с такой же красной мордой лица. Тоже любитель выпить, значит. И рассказал историю точь-в точь, что и его предшественник: сначала появилась дрожь в руках и в голове. Потом развернуло голову влево.
«Чудеса» - подумал Иван Иваныч. И посмотрел на фамилию на карточке. Она совпадала с фамилией того мужичка, что стал одним из первых посетителей доктора.
- Братья, что ль?
- Так точно, Иван Иваныч. Вот такой у нас недуг. Заразный, получается. Может, потому, что на одном заводе работаем. Одни и те же испарения вдыхаем, или еще какой вредный фактор на организьм действует…
И снова состоялся у доктора тот же самый разговор с таким же исходом. Теперь оба брата аккуратно приходили раз в месяц за рецептом на таблетки, принимали их по схеме, благо, небольшой дозы хватало, чтобы шею немного отпустило. Поворот головы влево сохранялся, но сильно не досаждал, и тонус мышц был не такой сильный, а потому шея не болела. И хорошо, и ладно.
Иван Иваныч твердил: «Это генетика! Этим нельзя заразить других. У вас в генах болезнь прописана. А пить бросайте, вредно это.» Братья кивали, не особо понимая, что это за генетика такая и почему у них на заводе испарения вдыхают все, а голову развернуло только им двоим.
Через три месяца привели на прием к Иван Иванычу мальчишку, совсем еще юного. Тощего, как жердь, в чем душа только держится. Тряслись у него мелкой дрожью руки и голова. Привел его один из старых знакомцев-братьев. Мальчишка был сын одного из мужичков. Отвесив чадушке подзатыльник, папа сообщил, что Петька – сын, значит – попробовал какую-то дрянь со своими друзьями в колледже. Им-то ничего, проснулись на следующий день и на пары пошли, даже прогуливать не стали. А у Петьки трясется все тело. Голова и руки. Аж ручку в руках едва держит, балбес. Доктор, помогите!
Иван Иваныч осмотрел Петьку и обнаружил, что кроме дрожи в руках и голове, у мальчишки повышен тонус в трапециевидной мышце слева. Что означало – голову мальчику скоро точно так же развернет на сторону. Как было у отца и дяди.
Тщательный опрос со строгим докторским лицом в отсутствие папеньки помог узнать, что Петька балуется всякой дурью, которую только удается достать, на регулярной основе. Просто батя об этом не знает. И все было нормально. До этого раза. Наверное, какую-то паль подсунули… На вопрос про употребление алкоголя Петька гордо ответил: «Не, никогда. Спасибо, насмотрелся.»
Мальчишку Иван Иваныч все ж отправил всеми правдами и неправдами в областной центр на укол ботулотоксина. Регулярных «командировок» раз в месяц пациенту не обещал, но раз в квартал-то уж как-нибудь получится. Про дурь сказал, чтоб не смел больше. Узнает – и никаких ему уколов, и никаких таблеток. Так и будет ходить с башкой набок. И ни одна девушка на него не посмотрит. Петька согласился и слово держал. Правда, баловался иногда энергетиками. Но, если встречал Иван Иваныча в своем районе, стыдливо прятал яркую баночку за спину. Доктор энергетики не запрещал, но вдруг запретит, если увидит? Придется выполнять. Доктора Петька уважал.
А Иван Иваныч весенним утром, когда выпало ему дежурство в поликлинике в одну из суббот, пил чай и смотрел в окно. Всех пациентов он принял, их было немного. Доктор взял лист бумаги и нарисовал два черных квадратика в ряд. Один черный квадратик поставил рядом с белым кругом, объединив их линией брака – это были папа и мама Петьки. А одинокий черный квадратик в том же ряду – то был дядька мальчика. Подписал под квадратиками: «пробанд 1», «пробанд 2». От семейной пары повел линию вниз, нарисовал еще один черный квадрат. Это был Петька, пробанд 3. Выходило, что это семейный случай фокальной дистонии. Вот бы сделать им всем генетический тест. Семье это никак не поможет с лечением, но выстроит в ряд соображения в голове доктора – а он любил, чтобы мысли в голове были в порядке, по полочкам. По лавочкам, совсем как та, на которой любит сидеть баба Люда…
И тут он вспомнил историю про Надьку, жену алкоголика. Надьку, у которой всегда была голова набок, всегда повернута влево. И тряслись голова и руки… Рано умерла мама у двух мальчиков, не выдержало сердце. Или не выдержала душа, которой нелегко приходилось в этом суровом мире, где градообразующим предприятием был один-единственный завод, а доступным и известным всем способом развлечься и расслабиться – жидкость с градусами. Жидкость, которая не спрашивая рушит жизни и семьи…
Иван Иваныч подсел на лавочку к баб Люде. В погожий весенний денек женщина грела косточки и была как всегда не прочь поговорить.
- Людмила Валентиновна, а вот про Надю вы мне рассказывали… Голова у нее еще была набок. Когда это у нее началось?
- Да годам к сорока, позже даже. Мальчишки ее повзрослели уже.
- А мальчишки – это N. и М.?
- Отож, все их знают. Папка-то у них долго прожил. Еще дольше бы протянул, но печень не выдержала. Насмотрелись они, бедные. Я думала – как огня будут бояться выпивки, а гляди ж ты – со старших классов начали понемногу закладывать за воротник. Нет, пьяными чтоб валялись под забором, такого не видела никогда. Но запои бывали… У обоих бывали.
- Спасибо, Людмила Валентиновна.
Значит, Петька был в этой семье четвертым, кто заболел. Бабушка Надя, двое братьев, потом внук. Семья пациентов с дистоническим тремором и фокальной дистонией. В годы, когда заболела Надя, не было еще ботулинотерапии. Лечили эту болезнь таблетками. Да только Надежда все равно не обращалась к врачам. Жаль женщину. И сердце износилось раньше времени – но тут виной не генетика, тут хронический стресс делал свою разрушительную работу день за днем, месяц за месяцем. Было не принято расходиться, если супруг страдал от вредной привычки, ведь джентльменский набор «не пьет, не бьет, зарплату до дома доносит» был тогда чем-то вроде джек-пота, который выпадал только самым счастливым. Наде вот не повезло. Но она тянула свою лямку. Растила мальчишек, как могла. Видать, не было у них перед глазами достойного примера мужского поведения. Не смогли они раз и навсегда получить отвращение к спиртному, которое разрушило жизнь их отца и косвенно повлияло на счастье, здоровье и жизнь матери. Грустно. Тот самый жест, когда Надя касалась подбородка, называется корригирующим. Часто при дистонии его врачи и замечают: он помогает поставить верный диагноз.
А Петька ведь по той же дорожке идет, сам о том не подозревая. И дорожка эта даже подлее в каком-то смысле, потому что синтетическая дурь, которую продают ему из-под полы не пойми где – она разрушает нервную систему быстрее, чем спиртное. Хотя сравнивать два вида отравы бессмысленно, ведь и то, и другое – смерть.
Одно поколение мужиков в этой семье ускорило дебют генетического заболевания обильными возлияниями. Может, если б не загулы, тремор и дистония развились бы у них позже, годам к сорока, а то и позже, как у матери. А тут обоим сорока не было – и здрасьте, сначала у старшего, потом у младшего. А у Петьки из-за этой дряни, что он принимал, и вовсе дебют дистонии случился до двадцати лет.
Иван Иваныч дорисовал верхний ряд, в котором изобразил черный кружок, объединенный с белым квадратом: первый – бабушка Надя, пробанд 1. Белый квадрат – ее здоровый муж. Второе поколение – два мальчика. Он почему-то представлял себе вихрастых ребят с веснушками, одному пять, другому семь. Оба любят мороженое и кататься на карусели в районном парке, им нравится одна и та же лошадка с черными глазами, и они ссорятся, чья очередь сесть на нее, когда мама приводит их раз в месяц. В результате садятся на эту лошадь оба – билетерша закрывает на нарушение глаза, мальчишки мелкие, ничего, пусть катаются. Говорит одному, чтоб крепче держался за спину брата…
«А Петьку еще раз поймаю с энергетиками – скажу, чтоб больше не видел» - рассеянно думает Иван Иваныч, надевает пальто, гасит в кабинете свет и выходит на улицу, где по-весеннему пахнет свежестью, талой водой и переменами к лучшему.